Иштван Рат-Вег - Пестрые истории

• Название: Пестрые истории
• Автор: Иштван Рат-Вег
• Издательство: Крафт
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-93675-042-6

Иштван Рат-Вег стяжал европейскую славу как бытописатель курьезной истории человечества. В центре его внимания исторические, литературные, научные, военные и кулинарные курьезы, необыкновенные, загадочные и эксцентричные личности, слухи и небылицы, мир мошенников, проходимцев и авантюристов, мистификаторов и шарлатанов, шутов и дураков, человеческая предприимчивость и хитрость и ее обратная сторона — глупость. Все, о чем пишет автор, пе выдумано им, а взято из многовековой истории человеческой культуры. Книга предназначена широкому кругу читателей.

---

Возможно, эти несколько примеров были излишни. Что значат достижения новых аксакалов по сравнению с праотцами человечества! В книге Иосифа Флавия («Иудейские древности», книга 1, глава 3) можно прочесть интересные данные, для удобства читателя привожу их в виде таблицы:

Адам………..прожил 930 лет, в 130 лет родил Сифа

Сиф…………прожил 912 лет, в 150 лет родил Еноса

Енос…………прожил 905 лет, в 90 лет родил Каинана

Каинан……..прожил 910 лет, в 70 лет родил Малелеила

Малелеил….прожил 895 лет, в 65 лет родил Иареда

Иаред прожил 962 года, в 162 года родил Еноха

Енох………..прожил 365 лет, в 65 лет родил Мафусала

Мафусал прожил 969 лет, в 187 лет родил Ламеха

Ламех………прожил 777 лет, в 182 года родил Ноя

Ной прожил 950 лет и, как известно, только в 500 лет получил охоту к продолжению рода.

Римско-иудейский историк пытался как-то сгладить невероятность этих данных. Они были любимцами Бога, — пишет он, — поэтому он позволил им жить так долго, чтобы они могли лучше воспользоваться своим опытом в астрономии и геометрии. «А в общем-то, — добавляет он, — каждый думай, что считает нужным».

Молодые, да ранние

Один французский малыш по имени Якоб Сима удивил своих родителей, окружающих и парижского профессора Сиго Лафона тем, что в три года отпустил бороду. Свое возмужание, — сообщает профессор, — он продолжал в таком же быстром темпе, и в четырехлетием возрасте стал грозой молоденьких девушек, которые просто бегали от него.

Паоло Заккиа был придворным врачом папы Иннокентия X, большой был авторитет и в юридических аспектах медицины. Он тоже писал об одном раньше времени возмужавшем недоросле. Ему было девять лет, он, конечно, был старше, чем бегающий за девушками Якоб, но место в научной литературе заслужил куда большим подвигом: этот юный бездельник поверг в тягость собственную няньку!

О растлении здесь, вероятно, и речи быть не могло. О подобных вещах свидетельствует масса случаев. Таковые собрал и обогатил прочими редкостями д-р Иоганн Христиан Кундман, издав в своей книге[147].

Будто бы в Риме случилось, что во времена папы Григория Великого одна семилетняя девочка попалась в лапы девятилетнего соблазнителя, и этот похотливый поганец сделал игравшую в куклы девчушку всамделишной матерью.

Новость посвежее сообщают 21 декабря 1753 года об идиллии в Версале. Придворный писарь по имени Дево пускал на постой школяров. Один из них, всего-то одиннадцати лет от роду, присмотрел восьмилетнюю барышню, дочку хозяев дома. Когда у родителей открылись глаза, девочка уже ходила на шестом месяце. Доктор Кундман отсылал рукопись в типографию, когда до него дошла эта новость, так что он не смог подробно описать, каков же был конец этого весеннего пробуждения. Однако он будто бы слышал, что юную пару хотят поженить.

В своей книге автор совершенно точно указывает источник своей информации: откуда он ее почерпнул, из какой работы и какого ученого авторитета, какого издания, с какой страницы. Источником самых удивительных сведений выступает уже кратко цитировавшийся немецкий научный журнал «Ephemerid. Natur. Curiosor», в котором искомая информация легко отыскивается по краткому указателю: Decur. II. An. III. Оbserv. LXXII. Pag. 164.

Согласно сообщению этого журнала, в 1672 году жена одного мельника в Тюрингии в положенное время произвела на свет положенным образом здоровую девочку. Однако у новорожденной заметили одну особенность: нижняя часть ее тельца была непропорционально выпученной. Через восемь дней у малышки начались судороги. Она плакала, стенала, извивалась, металась — словом, корчилась в родовых муках. И в самом деле, новорожденная девочка родила еще одного младенца, еще одну здоровую девочку, только размером с мужской палец. Их обеих окрестили, но они в тот же день скончались, сообщается только, что то ли мама-мельничиха, то ли бабушка-мельничиха осталась в живых.

Пусть думают, что хотят.

Комната роженицы

Пока еще не могу расстаться с женщиной-роженицей, да если бы и расстался, она не осталась бы в одиночестве. К ней начинается хождение, гости валят валом: родня, подруги, знакомые, соседки. Естественно, только женщины. Мужчины не допускаются.

На протяжении столетий процветал этот варварский обычай, особенно в немецких землях, во Франции и в Италии, — когда в комнату к только что разродившейся женщине вваливались гостьи и с утра до вечера мозолили ей глаза. Покоя не давали ни минуты, отравляли воздух в комнате, зато заполняли ее тьмой свежих городских сплетен.

Это еще ничего, только армию кумушек надо было еще и как следует угостить. Можно себе представить, во что обходились эти каждодневные посиделки несчастному супругу[148].

Это ешь-пей да лихое пустомельство продолжалось две-три недели, пока роженица наконец-то не выбиралась из кровати. Но из какой кровати!

Простой человек тоже старался украсить и ложе роженицы, и саму ее, насколько мошна позволяла; а уж в богатом-то доме, во дворце аристократа помпезность была такая, что только рот разинуть, — как о том, например, простодушно рассказывает один очевидец.

Миланец Пьетро Казола, совершая паломничество в Иерусалим, по пути остановился в Венеции. Там его в порядке особой милости ввели в комнату одной дамы-роженицы, патрицианки. В своих путевых заметках он с восторгом описывает ослепительное зрелище, представшее ему.

«Французскую королеву не окружает такая роскошь! — пишет он, буквально восклицая. — Предметы меблировки, шедевры венецианской резьбы по дереву сияли и искрились богатой позолотой. Глаз человека со времен царя Соломона не видел ничего подобного».

Самой чудесной была, конечно, кровать с занавесями из золотой парчи. Наш путешественник с деловой хваткой оценил ее в пятьсот золотых дукатов. Декор спальни сам по себе обошелся в две тысячи золотых. Все четыре стены и потолок были обтянуты голубой с золотом тканью; ослепительно белые резные украшения камина могли бы оказать честь Фидию или Праксителю. Что касается подушек, одеял и собственно белья дамы, «о том лучше не рассказывать, все равно не поверят».

За него во всех подробностях другие описали пеньюар аристократической роженицы, этот предмет туалета замужней женщины вообще бывал роскошнее наряда невесты. Шелк, бархат, кружева и горностай либо другой благородный мех на слабом теле, бледный отсвет жемчужного ожерелья на шее, сверкание бриллиантов в ушах, красный и зеленый огонь рубинов и изумрудов на пальцах.

К великому щегольству и выставлению напоказ дамы-гостьи тоже разодевались в пух и прах.

Когда Казола, будучи восприимчивым по натуре ко всему прекрасному и драгоценному, вошел в спальню роженицы, там уже собралось двадцать пять венецианских дам, одна другой краше и нарядней. Стоимость драгоценностей, сверкавших в их волосах, на шее, запястьях и пальцах, можно было оценить в сто тысяч золотых.

После всего увиденного благочестивый миланец продолжил свое паломничество в Палестину, чтобы узреть святое место ясель в Вифлееме…

Мария Манчини, супруга герцога Колонна, племянница кардинала Мазарини, на послеродовой ярмарке тщеславия поставила точку над i. Не столько разубранный покой прославил послеродовые игрища римской законодательницы мод, сколько сама кровать. Сирена, восседающая на четырех морских чудищах, держащая на руках огромную резную раззолоченную раковину, над этим брачным ложем — двенадцать амуров поддерживали расшитые золотом тяжеленные занавеси. Сама больная принимала гостей оригинально одетая, а вернее раздетая, под богиню Венеру.

Кем же были ее посетители? На этот раз не только великосветские дамы, но и члены коллегии кардиналов, спешившие засвидетельствовать почтение супруге герцога.

О, ясли вифлеемские!

Все это должно было радовать глаз. Но у человека есть еще и уши. Французы называли кудахтаньем (caquets de l’accouchée) то словоизвержение, болтовню, сплетничанье, перенос слухов, которым занималось собрание великосветских кумушек у постели роженицы.

Сейчас сплетенный смысл их разговоров развеялся, словно при проветривании тяжелый дух спальни. Но зато остал-ся опасный осадок от их кудахтанья — суеверия и разные кривотолки[149].

Материнское молоко

Питающие жизнь капли материнского молока окружены целым сонмом легенд.

В эпоху крестовых походов христианская Европа была охвачена лихорадкой собирания святых мощей, среди прибывающих потоком со Святой земли мощей простодушные благочестиво принимали и молоко Марии.

В 1247 году император Балдуин II несколько капель молока (Богородицы) принес в дар королю Людовику Святому. Долгое время их хранили в парижской Сен-Шапеле, потом перенесли в ризницу собора Парижской Богоматери.