Алистер Кроули - Дневник наркомана

• Название: Дневник наркомана
• Автор: Алистер Кроули
• Жанр: Контркультура

Это правдивая история.

Она была изменена ровно настолько, сколь того требует тайна имен.

Это ужасная история; но это также история надежды и красоты.

Она раскрывает с пугающей ясностью бездну, на краю которой дрожит наша цивилизация.

Но тот же самый Свет освещает путь человечества: и мы будем сами виноваты, если шагнем через край.

Сия история говорит правду не только об одной из человеческих слабостей, но (по аналогии) обо всех других; и ото всех них есть лишь один путь избавления.

Как сказал Гленвиль: "Человека полностью не одолеют ни ангелы, ни сама смерть, кроме как через слабость его собственной ничтожной воли".

Твори, что ты желаешь, да будет то Законом.

Алистер Кроули

---

— Какой вы же глупый, — воскликнула Лу, — в эпоху Мильтона кокаин еще не был изобретен!

— Разве в этом повинен Мильтон? — парировал Царь Лестригонов.

Неожиданность и несвязность хода его мыслей подчас приводила меня в замешательство.

Он повернулся спиною к Лу и посмотрел мне прямо в лицо:

— Недурной препарат, вы находите… да, сэр Питер? Пожалуй, так оно и есть. И я сам приму дозу, чтобы не было недоразумений.

Сказано-сделано. Я вынужден признать, что этот человек начинал меня интриговать. В какую игру он играл?

— Я слышал, вы один из наших лучших авиаторов, сэр Питер… — продолжил он.

— Да. Я немного летаю, время от времени, — подтвердил я.

— Аэроплан — отличное средство передвижения, но только в том случае, когда за штурвалом специалист, иначе приземление может оказаться довольно жалким, а?

— Премного благодарен, — ответил я, уязвленный его тоном. — Так случилось, что я изучал еще и медицину.

— О, тогда все в порядке, разумеется.

Он согласился с учтивостью, которая гораздо глубже ранила мое самомнение, чем если бы он открыто бросил вызов моей компетенции.

— В таком случае, — обрадовался Лам, продолжая, — я надеюсь, что мне удастся пробудить ваш профессиональный интерес к случаю, который, я думаю, вы согласитесь со мной, есть нечто близкое к злоупотреблению. Моя маленькая подружка прибыла сюда сегодня или скорее уже вчера вечером, накачанная под завязку морфием. Неудовлетворенная результатом она проглотила большую дозу Anhalonium Lewinii, пребывая в беспечном неведении относительно лекарственной совместимости. Предположительно скуки ради она затем выпила еще и целую бутылку Grand Marnier Cordon Rouge; и сейчас, чувствуя легкое нерасположение, по некоторой причине, пытаться отгадать которую будет верхом самонадеянности, она приводит дела в порядок как раз с помощью этого вашего "очень недурного препарата".

Он отвернулся от меня и внимательно осмотрел девицу. Я заметил, какая ужасающая бледность осветлила ее темно-синюю кожу. Она утратила свой здоровый оттенок и напоминала кусок сырого мяса, только-только начинающий портиться.

Я вскочил на ноги. Инстинкт подсказывал мне, что девушка на грани коллапса. Хозяин студии склонился над ней. Он оглянулся на меня через плечо и заметил с горькой иронией: "Типичный случай злоупотребления".

Дальнейшую четверть часа он боролся за жизнь девушки. Оказалось, что Царь Лестригонов весьма искусный врач, несмотря на то, что он никогда не изучал медицину официально.

Но я не отдавал отчета в происходящем. Меня ничто не заботило. В моих венах пел кокаин. Лу порывисто приблизилась и бросилась мне на колени. Она поднесла к моему рту бокал с крепчайшим ликером, напевая песню экстаза:

"Ты, О сверкающий кубок света, пенящийся кровью из звездных сердец! Я обожаю Тебя, Эвоэ! Боготворю Тебя, И А О!"

Мы впали в глубокий-глубокий транс. Его прервал Лам.

— Не сочтите меня негостеприимным, — обратился он к нам, — она приходит в себя, но я должен отвезти ее домой. Так что, либо чувствуйте себя как дома, либо позвольте мне доставить вас, куда пожелаете.

За этим последовало еще одно вторжение. В дверь позвонили. Лам бросился открывать. На крыльце стоял высокий человек.

— Твори, что ты желаешь, да будет то Законом, — сказал Лам.

— Любовь — закон, любовь подчиняется воле, — прозвучало в ответ.

Все это походило на пароль и отзыв.

— У меня к вам разговор на час.

— Разумеется, я к вашим услугам, — отвечал наш гость — только вот…

Он смолк.

Мой мозг был необычайно ясен. Моя уверенность в себе была безграничной. Меня осенило, и я увидел выход. Чертенок хихикал в моем сердце: "Что за дивный план оказаться наедине с Лу!"

— Видите ли, мистер Лам, — сказал я скороговоркой. — Я умею водить любые машины. Позвольте мне доставить Мисс Халладж домой.

Арабская девушка уже топталась за моей спиной.

— Конечно, конечно, — лепетала она слабым, но возбужденным голосом. — Это будет всего лучше… Я вам страшно признательна.

Впервые за целый вечер она заговорила.

— Да, да, — пропела и Лу. — Я хочу кататься при лунном свете.

Наша компания протиснулась в открытую дверь. По одну сторону темно-малиновые каскады электрического света, по другую безупречная роскошь нашей Спутницы.

"Ты, О хрупкий колокольчик лунного света, затерявшийся в звездных садах! Я обожаю Тебя, Эвоэ! Боготворю Тебя, И А О!"

Далее сцена развивалась со скоростью сновидения. Мы были в гараже — выехали оттуда на улицу, потом — Египтянку в ее отель — ну уж а дальше…

ГЛАВА III. ФАЭТОН

Лу льнула ко мне, а я сжимал руль. Слова были нам ни к чему. Наша страсть уносила нас трепетным потоком. Я совсем забыл, что это была машина Царя Лестригонов. Мы мчались словно дьявол в Никуда. Безумная мысль пронзила мой мозг. Ее подбросило мне мое «Бессознательное», второе и основное «я». Тогда же какое-то знакомое место на улице напомнило мне, что я веду машину не обратно в студию. Некая неведомая сила внутри повернула меня в сторону Кента. И я истолковывал себя самому себе. И знал, что собираюсь сделать. Мы направлялись в Барли-Грандж; а потом… О, потом — неистовый полет в Париж при лунном свете!

Эта идея утвердилась во мне независимо от моих размышлений. По-своему, она была решением уравнения, условиями которого, в свою очередь, были: во-первых, несколько безумное отождествление Лу со всякими идеями лунного романтизма; далее, моя физическая привычка авиатора к полетам; и в-третьих, традиционная ассоциация Парижа с экстравагантными увеселениями и буйством любви.

Я вполне сознавал тогда, что мое нравственное и умственное чувство выброшено за борт на время; но мое отношение к ним предельно простое: "До свидания, Иона!"

Первый раз за всю свою жизнь я стал абсолютно самим собой, освобожденный от всяких ограничений тела, интеллекта и воспитания, которые удерживают нас, обычно, в рамках так называемого здравого смысла.

Я припоминаю, что как будто вопрошал себя, не сумасшедший ли я, и отвечал: "Конечно, сумасшедший. Ведь здравомыслие — это компромисс. Здравомыслие тянет нас назад".

Будет довольно бессмысленно пытаться вам описать поездку в Барли-Грандж. Она длилась едва ли полсекунды. И она длилась долгие, долгие эоны.

Всякие сомнения на мой собственный счет были растоптаны копытами неоспоримых фактов. Ни разу в жизни я не управлял машиной лучше. Я выкатил гидроплан так, как кто-нибудь другой извлекает из портсигара сигарету. Машина взмыла точно орел. Нежный, мягкий голос Лу сливался с шумом мотора в прелестном антифоне:

"Ты, О дрожащая грудь ночи, что мерцает четками лун! Я боготворю Тебя, Эвоэ! Обожаю Тебя, И А О!"

Мы воспарили туда, где рассвет. Я пересек рубеж трех тысяч. Я слышал стук моего сердца. Оно стучало в едином ритме с мотором.

Я набрал полные легкие чистого, незагрязненного воздуха. Он звучал в октаву с кокаином; та же бодрящая дух сила, но по-иному выраженная.

Великолепная мелодия слов Зивекинга всплыла в моей памяти. Я повторял их, блаженствуя. Они воплощали биение британского мотора.

— Глубокий вдох! И легкие полны! И мозг летит, летит ко всем чертям!

Ветер нашей скорости упразднил все мои привычные телесные ощущения. Кокаин в сочетании со скоростью анестезировал их. Я был развоплощен; вечный дух; Высшее существо, порознь.

— Возлюбленная Лу! Возлюбленная Лу! Лу, Лу, совершенство, возлюбленная!

Должно быть, я прокричал припев. Даже посреди рева, я расслышал ее ответное пение:

"Ты, О Летняя нежность губ, что жарко мреет алым цветом страсти! Я обожаю Тебя, Эвоэ! Боготворю Тебя, И А О!"

Даже вес воздуха стал для меня невыносим. Взовьемся еще выше, еще и еще выше!

— И в яростном неистовстве! И в безрассудстве! Неистовом безрассудстве ко всем чертям!

"Ты, О искаженный вопль урагана, что пронесся, кружась, по листве лесов! Я обожаю Тебя, Эвоэ! Боготворю Тебя, И А О!"

И тут я почувствовал, что нас уносит некий бушующий вихрь. Земля улетела от нас, точно камешек, брошенный в темное ничто. Мы были свободны, мы навсегда избавились от оков, в которых пребывали с самого рождения:

— Взмывая ввысь! Взмывая ввысь! Взмывая, взмывая ввысь, ввысь!

Перед нами, высоко в серой бледности, стоял Юпитер — квадратная сапфировая вспышка.

"Ты, О яркая утренняя звезда, что находится меж грудей самой Ночи! Я обожаю Тебя, Эвоэ! Боготворю Тебя, И А О!"

Я прокричал ей в ответ:

— Искатели звезд! Открыватели звезд! Звезд-близнецов, отливающих серебром!

А между тем я поднимал машину все выше и выше. Толща грозовых облаков повисла между мною и зарей. Проклятье, как они посмели! Я должен их перелететь и растоптать.

"Ты, О Лиловая грудь шторма, на которой молния оставила следы своих зубов! Я боготворю Тебя, Эвоэ! Обожаю Тебя, И А О!"

Болезненные, точно бездомные дети, клочья тумана окружили нас. Я понял ликование Лу в облаках. Если кто и был неправ на этот раз, то это был я. У меня не было столько кокаина, чтобы принимать все, как бесконечный экстаз. Ее любовь вознесла меня до триумфальной страсти. И я понял этот туман.