Жоан-Фредерик Эль Гедж - Низкий голос любви

• Название: Низкий голос любви
• Автор: Жоан-Фредерик Эль Гедж
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-7905-4723-0

Роман французского писателя Эль Геджа стоит особняком от большинства произведений современной зарубежной литературы. Лиричен ли он? Безусловно. Весел ли? Несомненно. Эротичен? Да! А еще он чрезвычайно, обнажающе психологичен.

История абсолютно безумной любви, манипуляции, гибели. «Низкий голос любви» – роман о женщине, которая при всей своей ранимости, способна уничтожить мужчину, вознамерившегося ее спасти. Эту погибающую губительницу зовут Клер. Желая изменить свой слишком низкий голос, она обращается к специалист Артуру Летуалю. Постепенно связь между ними крепнет, Между ними все чувственно, и сам голос разжигает страсть: на расстоянии, по телефону, они внушают друг другу желание, удовлетворение которого, стремятся отсрочить.

Они знали, что желают друг друга, но не знали, чего друг от друга хотят…

---

– Где ты работаешь?

– Я больше не работаю. Я показываю мои архивы. Мне позируют мертвые. У меня будет выставка. Один мой друг-фотограф заинтересован в этом проекте. – Артур смотрит на экран, на фотографии. – Я только что доверила тебе большой секрет. Что ты можешь дать мне взамен?

– Не знаю. Что хочешь.

– Неужели? Значит, ты готов доставить мне удовольствие? Ты мне, я тебе?

Он улыбается. Она улыбается. Под лампой ее зубы светятся фосфоресцирующим светом.

В пустой квартире, среди еще закрытых или полупустых коробок, где из мебели есть только диван-кровать Белы, книжный шкаф и несколько ламп, он решился подвергнуться испытанию. Он обнажен. После ванны Клер осталась в халате, но согласилась усилить мощность отопления. У его ног она поставила металлический сундучок с косметическими средствами и принадлежностями. Она откладывает в сторону препаровальный пинцет, нить для сшивания, мази, порошки и кисточку для губ. Все это она использует для пациентов – прекрасные средства, танатопракторы и гримеры кино пользуются одной маркой – одно и то же средство для актеров и для усопших. Под резким светом двух прожекторов, прикрепленных прищепками на верху двери, она наносит пену из баллончика на его тело, бреет его. Он вздрагивает от прикосновений лезвия. После каждого прохода бритвы Клер споласкивает инструмент в кастрюле с теплой водой. Закончив бритье, она защищает его пах капсулой – она не стала брить волосы там. Нестирающимся фломастером она наносит пунктиры, разграничивающие части тела – получается картина, похожая на плакаты в мясных лавках, на которых значатся названия кусков говядины. Она берет на ладони вазелин и размазывает по его торсу, конечностям, гладким и нежным ягодицам. Уже сейчас коже Артура труднее дышать. Клер смачивает широкую кисть в жидкой перламутрово-серой пасте. Она наносит массу на тело Артура, начиная с груди. Смесь теряет прозрачность, становится матовой, сливается с изгибами его тела, образует вторую кожу, которая сохнет и твердеет, сохраняя, однако, свою гибкость. Пленка эластомера делается крепче, заключает в себя его кожу. Телесный жар, сдерживаемый, неспособный выйти наружу, растет. Вторая кожа затвердела, грудь Артура затянута в синтетический корсет, передающий выпуклый рельеф его сосков. Точно таким же образом она принимается за его руки. Эластомер образует пару начинающихся от плеч вечерних перчаток, похожих на творение кутюрье-экстремиста. Настал черед ногам покрыться этим стекловидным сжимающим веществом. «Обожаю работать с гипсом», – говорит она, нанося гипсовые ленты на матрицу из эластомера, постепенно покрывая все тело этой белой массой, соблюдая пунктирные границы. Масса превращается в скорлупу До того как она полностью затвердела, Клер воткнула деревянные клинышки в оболочку, вокруг составов, на плечах, у локтей, у бедер, на коленях. Артур дышит, но дыхание его стеснено. Она шепчет ему на ухо: «Только не двигайся». Этот приказ усиливает впечатление паралича. Он чувствует себя очень тяжелым. Его кожа не дышит. Весь жар организма приливает к лицу, единственной части тела, которая осталась на свободе.

– Я весь горю, – говорит он.

– Это нормально.

– Мне трудно говорить.

– Тогда не говори.

– Я боюсь.

– Ничего не бойся. Ты в хороших руках.

– Я сейчас потеряю сознание.

– Подожди. Сейчас освобожу тебя от барельефов и горельефов.

– Горельефов?

– Да, на твоем теле есть выемки и выпуклости. Твое плечо рельефно, а над ключицей впадина. Я сниму с тебя форму – и с рельефов, и с впадин. А пока – вот что придаст тебе смелость.

Она наклоняется к нему и покрывает поцелуями его лицо. Каждый поцелуй, который он получает, будучи не в состоянии ответить, – как электрический разряд на коже. Она шепчет прямо у его губ:

– Если бы ты был мертвый, и я хотела сохранить твое тело навечно, на этом этапе я сделала бы надрез. Египтяне надрезали левый бок, они называли это глазом Осириса. А я делаю пятисантиметровый разрез тканей рядом с ключицей, освобождаю каротидную артерию и яремную вену, основные каналы кровообращения. С помощью подкожного шприца я ввожу двенадцать литров консервирующего раствора в сонную артерию. Я действую поэтапно, в перерывах зажимая конец сосуда кровоостанавливающим зажимом Mosquito. Раствор отгоняет кровь тела к яремной вене, и я выпускаю ее через отверстие вот здесь, у основания шеи. Сгустки крови я собирала полостным аспиратором. В Неаполе в 172 году герцог Район ди Сангро, четвертый принц Сен-Север, ввел смесь на основе ртути в тела двух своих слуг. Была сохранена вся сеть кровеносных сосудов и нервов. Впоследствии этот состав так и не смогли воспроизвести. Если бы ты был мертв, ты хотел бы, чтобы я занялась с тобой любовью? Я – нет. Успокойся, я не войду в твое тело, я останусь вне его.

Клер снова наносит линии пунктиром, на этот раз по гипсу. Берет долото и молоток, наносит сначала легкие удары по суставам, там, где торчат деревянные клинья. Удары отдаются в гипсовой оболочке, и Артур чувствует, как дрожат его кости. Под каждым клином сразу же расширяются трещины. Затем Клер втыкает резец в трещину и двигая им, как рычагом, ловко ломает скорлупу. Один за другим она отделяет куски пластыря, как будто сдирает кожу, трескается арматура прогипсованных лент; в тех местах, которые поддаются с трудом, она разрезает ткань. Она кладет в ряд куски гипса с отпечатками тела Артура. Она хватает свой нож с ручкой из железного дерева и начинает работать им над спиной «пациента» – прижимая острие к эластомерной мембране, аккуратно разрезает ее и отклеивает по вертикальной линии от затылка до ягодиц. Синтетическая оболочка отделяется от кожи, распадаясь на две половины – две длинные прозрачно-перламутровые пленки, которые она кладет на простыню. Затем снимает пленки с рук и ног.

– Я не думал, что ты такая сильная.

– Боялся, что я не смогу тебя освободить?

– Я ужасно устал.

– Это нормально. Ты лежал в одной позе только час. А мне доводилось позировать шесть часов. Неподвижно. Плохо же мне приходилось в тот день.

– Мне холодно.

– Я только что сняла с тебя кожу.

– Обними меня.

Его кожа жирна от вазелина. Она сбрасывает халат, он накидывает его. Она обнажена.

– Душа моя, скульптор никогда не дотрагивается до своих натурщиков. Это исключено.

Артур рассматривает свое тело, кусками лежащее на паркете, как клешни, ножки и панцирь рака, – оболочка, сохранившая его форму. Что она сделает с этими кусками? Соберет их и восстановит его, отлив из пластмассы? Он будет выглядеть прекрасно. Но они пока не закончены. Не хватает одной детали.

– Да, я знаю, тебе нужна моя голова.

– Нет, вспомни, у меня эта форма осталась с Канкали – Она опускает глаза на не снятую с него капсулу – Мне не хватает твоего члена.

– Я тебе не разрешаю брить меня там.

– Можно сделать и без этого, но тогда будет больно. – Его отказ видимо обижает ее. – Когда ты увидишь муляж твоего тела, тебе захочется, чтобы у него был член, поверь мне.

– Нет. Не будет тебе моего члена. Я уже много дал. Остальное не для меня! – голос Артура прерывается от ярости.

– Артур, ты ужасно скуп в любви.

В ванной Клер, под горячими струями душа, он вновь обретает свое тело. В это время она разрезает ножом коробки, распаковывает их, находит вещи, которые она не узнает, но понимает свою ошибку слишком поздно. Это кассеты с записями, надписанные просто «Гадалка». Она включает диктофон, засовывает туда кассету и начинает слушать, сделав звук потише. Артур сразу же узнает этот голос, этот акцент. Он выключает воду, настораживает слух. Клер спрашивает его издалека:

– Что за женщина говорит обо мне, не зная меня?

Артур отвечает очень громко, слишком громко:

– Моя личная ведьма! Она давно уже поставляет мне информацию!

Клер останавливается на пороге ванной с ножом в руках.

– С тобой я точно теряюсь. Ведь к гадалкам ходят женщины!

– Это клише! А может быть, у меня развита женская сторона души!

– Не оправдывайся. Ты обсуждаешь меня с незнакомой женщиной, ничего мне об этом не сказав. Ты пытаешься разгадать мои тайны обманными средствами. В крайнем случае, если бы ты сказал мне об этом, я бы поняла. Но ты скрывал. Ты не доверяешь мне. Ты манипулируешь. На самом деле я тебя не знаю.

Ярость Клер холодна, лед ее взгляда так тверд, что она больше не видит мужчину, который стоит перед ней.

Ужин заканчивается так же, как и начался, – в молчании. Горькая складка залегла у губ Клер. С начала совместной жизни они танцуют под сменяющие друг друга диссонансы, и каждый в свою очередь вел танец. Он ищет способа вырваться из этой сети. Артур – такой мужчина, для которого очень важно детство. Только ребенок в нем способен восстановить тишину и время. Ребенок – его часы: самые безжалостные, самые невинные, живые. Наконец он разжимает зубы и обращается к Клер с мольбой. Это просьба, а не предложение. «Я хочу от тебя ребенка». Он видит как вздрогнули ее веки, как ресницы, две черные птички-колибри, порхнули вокруг глаз, как ирисы сменили цвет с серого на оловянный. Он повторяет: «Я хочу от тебя ребенка». Он уже попросил ее разделить с ним кров. Это был первый неверный шаг. А сейчас он совершил второй.