Пётр Киле - Восхождение

• Название: Восхождение
• Автор: Пётр Киле
• Жанр: Драматургия

В основе романа «Восхождение» лежит легенда о русском художнике и путешественнике начала XX века Аристее Навротском, в судьбе которого якобы приняла участие Фея из Страны Света (это, возможно, и есть Шамбала), и он обрел дар творить саму жизнь из света, воскрешать человека, а его спутником во всевозможных странствиях оказывается юный поэт, вообразивший себя Эротом (демоном, по определению Платона), которого в мире христианском принимают за Люцифера.

---

Леонард настолько забылся, что мигом вскочил на запятки, во все глаза разглядывая красавицу.

- О, богиня! - воскликнул он. - Я видел вас еще ребенком на картине чудесного художника и с тех пор, как теперь только понял, я люблю вас!

- А господин, видно, спятил, - выговорил кучер, взмахивая кнутом.

- Замолчи! - велела госпожа своему человеку и спросила быстро, вполголоса. - Ты, верно, из семейства Риччи?

- Нет, госпожа, - отвечал Леонард, смутившись, что далее последует вопрос, на который с ходу и не ответишь, чтобы тебя в самом деле не сочли за сумашедшего.

- А откуда ты знаешь о картине, когда никому не дано ее видеть, кроме... достойнейшего ее владельца? - спросила она, нахмурившись, словно предостерегая его от обмана и лжи.

- Прекрасная синьора! Это длинная история, - отвечал Леонард, едва удерживаясь на запятках, поскольку кучер хлестнул вместо него лошадей.

- И ты, наверное, жаждешь рассказать ее мне? - улыбнулась дама с легкой гримаской то ли пренебрежения, то ли досады.

Сознавая, что он впутывается в какую-то историю, далеко, может быть, не любовную, Леонард однако уж не мог отступить.

- Я жажду лишь лицезреть вас, сошедшую с полотна богиню, - сказал он с пылким отчаянием во взоре и в голосе.

- Понятно, понятно. А сравнить с картиной не хочешь? - внезапно и превесело расхохоталась дама.

- О, это было бы самое чудесное из всего, что мне привиделось в моих странствиях по свету, - заявил он, казалось, не на шутку заинтриговав прекрасную даму.

- Сойди здесь и жди. Я пришлю за тобой, - прошептала она и сильно толкнула его в плечо, так, что от неожиданности и быстрого бега лошадей Леонард упал и чуть не разбился.

Насмеялись над ним или вправду за ним придут? А ведь похоже на то, что ему назначили свидание! Если даже хотят всего лишь посмеяться над ним, - мало ли влюбленных в нее, и как же ей с ними обходиться, - делать нечего. «Я влип!» - отряхиваясь и улыбаясь во все лицо, с предостережением произнес Леонард.

Возможно, она поначалу думала сразу рассказать о нем мужу, чтобы он сам устроил дознание, а того не оказалось дома, и Леонарда привели именно к ней, обходясь весьма грубо, как с неким злоумышленником. И все-таки он был вознагражден.

Чудесная работа художника предстала перед ним в ее первозданном виде, казалось, еще пахнущая краской и сияющая лаком, еще влажная. А о модели и говорить нечего. Она дома привыкла, видимо, ходить едва одетой. Леонард забыл все на свете, где он, что с ним, он немо, затаенно смотрел на картину с изображением молодой обнаженной женщины, лежащей на постели в самой непринужденной позе, на боку, опершись головкой об руку на подушке, вытянув длинное тело и слегка согнутые в коленях ноги, с глазами, обращенными на зрителя с нежным, дивным вниманием, как бы с вопросом: «Что? Хороша? Ну, да, не я ли прекраснейшая?»

И тут же она расхаживала по ковру босая, ножки, щиколотки - на удивленье, словно самое чудесное в ней, хотя во всем и в целом она являла собою красоту, живую во всей прелести здесь, нетленную там.

- Божество! - воскликнул Леонард, падая на колени.

- Так, ты видел эту картину прежде? - промолвила нежным голосом, словно смягчившись при виде его неподдельного восхищения и восторга, молодая женщина.

- Да, госпожа!

- Здесь? Когда? Здесь святилище любви моего повелителя и возлюбленного. Никто не смеет сюда входить. А вошедши, уходит без головы, - неожиданно воспылав гневом, дама выпалила. - Художник, а он был славный, не хуже Леонардо да Винчи или Рафаэля да Урбино, поплатился жизнью за то, что смел лицезреть мои сокровенные прелести, трудясь над картиной, по заказу моего повелителя. И тебя ждет его участь.

- Прекрасно! Я думаю, художник, создавший этот шедевр, умер счастливым, - словно решаясь на смерть, заметил Леонард.

- Откуда ты все знаешь, о, дьявол? - печальная улыбка тронула тонкие губы. - Я одарила его моей любовью, отказав ему в имени и славе, с чем он совершенно смирился и был несказанно счастлив в ночь перед казнью.

- Какая ужасная и прекрасная участь! Скажите мне его имя, госпожа! Пусть слава его обессмертит и вас.

- Нет!

- Его создание припишут другому художнику и без того знаменитому в череде всех будущих веков.

- Ты поэт. Как жаль.

- Почему? - выразил удивление молодой человек.

- Разве ты все еще не понял, что смерть твоя ждет за этой дверью? Но прежде ты скажешь, когда ты услышал об этой картине или видел ее, при чьем посредничестве?

- Не довольно крови? К картине она не пристанет, а вас не насытит. Еще несколько лет, смерть заглянет к вам в эту дверь.

- Ты заговорил теперь, как священник. Кто ты? Не послал ли тебя ко мне мой духовник? Он заботится не о моей душе, а о землях, какие я могу завещать церкви, раскаявшись. Может быть, я раскаюсь, но позже, когда, как ты сказал, смерть заглянет в мою дверь. А пока - здесь не монастырь, а палаццо моего повелителя и возлюбленного. Ты не знаешь, кто он. Ты, верно, чужестранец, коли не знаешь даже моего имени. Тем лучше.

- Да, синьора, я чужеземец. Если я и полюбил вас сверх всякой меры, мне должно удалиться, чтобы не погубить вас. А эту картину я видел еще ребенком много столетий тому вперед.

- Тому вперед? Как это? Разве так говорят? - милостиво заулыбалась прекрасная женщина, как только он заговорил о любви своей к ней, и переспросила еще с большей нежностью, полагая, что он оговорился.

- Если у вас есть возлюбленный муж, то повелитель-то ваш - я, - не удержавшись, заявил Леонард твердым тоном и с гордостью, неожиданной для его тихого с виду нрава. - Ведь я тот, кого вы всегда призываете и всегда поминаете лихом.

- Ты ангел? Ты бес? - словно глаза открыла впервые по-настоящему красавица, ранив юношу окончательно: живая чистота воды и неба, да еще именно женского взгляда, открытого до глубины ее души, проникла в его сердце.

В это время во дворе раздались крики и топот копыт. Хозяйка выглянула в окно, раздвинув деревянные створки, пропускающие отчасти свет, и Леонард узнал голос Аристея, звавшего его: «Эй! Леонард!», весьма ловко гарцуя на коне и увертываясь от рук слуг, пытавшихся его схватить. С ним была на уздечке лошадь его друга. Несомненно случилось нечто из рук вон выходящее, да и здесь разве он не в плену?

- Прощайте, синьора! Не поминайте лихом! - Леонард не мог удержаться и обнял ее, и она, хотя поняла, что он собирается сделать, не позвала на помощь, а дала себя обнять и выпрыгнуть из окна. «Меня зовут Бьянка!» - проговорила она, словно желая ему удачи. На коня Леонард не угодил, как рассчитывал, и его тотчас схватили несколько сильных рук. Аристея тоже стащили с лошади.

Бьянка, стоя у окна, распорядилась:

- Заприте их до прихода герцога! Я думаю, здесь нет злого умысла, а какое-то недоразумение, которое, надеюсь, вскоре разъяснится.

Последняя фраза прекрасной дамы вселила надежду в сердце юноши, влюбленного по уши, к своему удивлению, и он подал знак Аристею не очень беспокоиться, будто Бьянка обещала вступиться за них перед герцогом. Тем не менее с ними обходились грубо и втолкнули в подвал без окон, залитый отчасти водой.

- Замечательно! Нам еще не хватало тюремных мытарств Челлини, - Аристей редко по-настоящему сердился на Леонарда, если случалось тому оплошать, но тут не выдержал. - Что за мальчишество! Вот уж не ожидал.

- Вы-то откуда взялись? - с досадой повел головой Леонард.

Оказалось, Аристей узнал о выходке своего друга, вскочившего на запятки коляски красавицы Бьянки, возлюбленной всесильного герцога, от одного из новых знакомых в Милане, и понял, что ему несдобровать. Он оседлал лошадей, с которыми они не расставались в путешествии, и, не ведая, на что он решился, примчался к палаццо, где жила эта самая Бьянка.

- Я видел ее, - сказал художник. - Мне показывали. Поговаривают, ее писал один молодой художник, замечательно одаренный, а затем исчез.

- Эту историю я знаю. Возможно, меня ждала такая же участь. Но Бьянка - это чудо, а картина, писанная с нее, - величайший шедевр. Все могло быть и иначе. Напрасно вы вмешались, - вздохнул Леонард.

- Ах! Ты вскочил на запятки коляски красавицы, и она привезла тебя с собой? Я прервал ваше свидание? - саркастически вскричал Аристей.

- Тсс! Нам лучше пока помолчать, Аристей. Кто знает, может быть, нас подслушивают?

- Ну и пусть. Все равно с нас потребуют объяснений. И, знай, церемониться не станут. Так, что, не лучше ли нам сразу предстать в подлинном виде, пока не обломали нам руки и ноги, как несчастному Альфани?

- Посмотрим. Ведь я Бьянке что-то сказал о себе. То есть картину, с нее писанную, я видел много сотен лет вперед.

- Хорошо. Лучше нам не прятаться.

Прошло два или три часа, как послышались шаги в пустом гулком коридоре. Дверь открыли, показался придворный при свете лампы, которую держал, верно, тюремщик.