Марек Малятынский - В тени Канченджанги

• Название: В тени Канченджанги
• Автор: Марек Малятынский
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1983

В 1974 году польские альпинисты совершили восхождение на одну из высочайших вершин Гималаев и мира ― Кангбахен.

Книга написана одним из участников восхождения о драматических событиях подъема.

---

Мне пришлось снять рукавицы (а было очень холодно). Оранжевая вершина Рамтанга напоминала, что необходимо поторапливаться — скоро зайдет солнце. Я добрался до края уступа и высунул голову. Выше было только… наклонное снежное поле.

— Здесь поставить палатки нельзя!

Я медленно возвращался назад, преодолевая страх и испытывая облегчение после каждого удачного шага.

Мы не знали, что предпринять. Копать ли площадки на скальном карнизе или отступить к подножию гряды, туда, откуда мы прибыли? Нас охватили усталость и холод. Рубинек поднялся еще раз, но и он не сумел присмотреть места для ночлега. Горы озарились уже блеском заходящего солнца, вершина Рамтанга купалась в пурпуре. Надвигались сумерки, времени на дальнейшие поиски не было. Коллеги выбрали место в снегу, тут же у скалы. Весек и я приняли решение копать площадку прямо на самом навесе.

Твердый фирновый снег с трудом уступал под ударами ледоруба. Мы глубоко вклинились в навес, следя за тем, чтобы со стороны кулуара сохранился достаточно толстый слой снега. Все вокруг окрасилось сначала в пурпурные, затем в тревожно-фиолетовые тона. Самое время отправляться в палатки!

Мы закончили работу после семи, когда сделалось темно, и все краски поблекли. Наши коллеги уже скрылись в палатке; один только Вальдек расхаживал возле «высотного» и верёвкой приторачивал палатку к скале.

— Подстрахуйте «турню», — напомнил он нам.

Мы кивнули — да, разумеется, — но у нас на это уже не было сил. Холод лишил нас последней энергии и воли.

— Платформа достаточно велика. Не будем вертеться, а значит, не свалимся, — убеждали мы сами себя, влезая в палатку.

Наконец-то, через десять часов, мы сбросили кошки. Ступни были как деревянные, задубели и утратили всякую чувствительность, а ботинки пропитались влагой. Мы тряслись от холода, но уже приятно пыхтела бутановая плитка, и я добавлял в котелок очередную порцию снега.

Мы целый день шли вместе, но, не считая нескольких фраз на привалах, почти не разговаривали друг с другом. Колоссальное напряжение, низкое давление приводят к тому, что такой переход мы фактически совершаем в одиночестве, сходном с одиночеством бегуна на длинную дистанцию. Погруженные в себя, обращая внимание лишь на то, что прямо перед глазами, и только время от времени — на партнера, мы вели борьбу со снегом, ветром и собственной слабостью. Вечерние минуты в палатке — это время отдыха, время разговоров, первых размышлений и обмена впечатлениями. Пройденный за день отрезок пути позволяет сбросить с себя груз тревоги — нынешний этап уже позади! Сегодня нам повезло, а завтра?..

Сидя на корточках, я следил за варившимся супом, а Весек усмехнулся и коротко подвел итог:

— Ну, старик! После сегодняшнего можно сказать, что наши дела не так уж плохи!..

Я знал, что это так. Теперь, когда тяготы и мороз позади, нам наконец сделалось тепло и хорошо. Вторая палатка стояла совсем близко от нас, но казалось, что она где-то очень далеко. Что там происходит, как у ребят прошел день, мы не знали.

Юзек:

«Идешь, брат, шаг за шагом, и конца не видать. Время летит, а дорога все не кончается. Пейзажи? Впечатления? Нет, от дороги абсолютно ничего не запомнилось. Знаю только, что идти мне на этот раз было хуже, чем обычно, тяжелее. Я, как говорится, был «без огонька», ничто меня не радовало. Когда же я ловил себя на том, что обеспокоен своим самочувствием, тотчас объяснял себе это тяжелым рюкзаком, рыхлым снегом, ну и высотой. И тогда все мне казалось нормальным».

Рубинек:

«Дорога была очень трудная, я все ощутимее чувствовал высоту. А потом опять бесконечное барахтанье в снегу, изнурительное копание площадок. Операцией по установке и страховке палатки руководил Вальдек; он один умел заложить каркас к «высотному», составленный из стоек «турни». Все это производилось при значительной крутизне — у горных полей сорокапятиградусный наклон, у гряды и того больше. На этот раз я уместился в нашей палатке, но с наиболее опасной стороны. И было нам страшно тесно».

Шимек, по-прежнему в «двойке»:

«Утром мы с Мацеком расстались. Он решил в одиночку спуститься на базу Радиотелефона у меня не было, и я просил его убедить Большого отправиться вверх. Я видел в этом единственную возможность снова подняться в горы, где застряла моя унесенная шерпами камера. Единственную возможность запечатлеть на пленке ваше возвращение.

Весь день я провел в «двойке». Здесь оказалось изобилие продуктов, впервые за все время я отъелся и отдохнул.

После полудня наблюдал за вами в бинокль. Вы очень долго топтались на месте, на скальном ребре. Крохотные разноцветные фигурки двигались то вверх, то вниз. «Вероятно, ребята уткнулись в непропуск», — с тревогой подумал я.

Стало темно и холодно, я отправился в палатку. Ночью начался страшный мороз, небо было усыпано звездами. Я тревожился за вас, мне казалось, что вам «хана», что вы проводите ночь, приткнувшись на этих острых каменьях. Я, однако, не видел никаких огней».

Рогаль в лагере III, на перевале:

«Мы вышли из «рондо» поздно и, медленно передвигаясь в рыхлом снегу, к полудню достигли перевала. Мы намеревались подняться выше, к японскому лагерю, но потом решили предварительно связаться с базой.

Обеспокоенный Большой сообщал, что на леднике видит одного Мацека. Он заметил также шерпов, свертывающих палатки в японском лагере, а потом сходящих вниз. Вскоре они уже были на перевале, навьюченные рюкзаками, которые были набиты под завязку японскими «трофеями», палаткой, запасом бутана, верёвками. Для них экспедиция кончилась.

Шерпов крайне разочаровало, что Петр предложил им освободить рюкзаки от «трофеев» и заночевать на перевале. Он также объявил, что утром они вместе с нами отправятся наверх.

Вечером Войтек кратко проинформировал по радиотелефону: «Рыхлый снег, сильный ветер и мало желающих прокладывать дорогу. Поэтому мы достигли лишь уровня 7300 метров»

Нам стало ясно, что задача завтра еще не будет решена».

25 мая

— Марек, поторопись ты со своим рюкзаком! — донесся до меня, как и каждое утро, недовольный голос Весека.

— Отстань ты от меня! Делай свое дело! — Мои слова оказались быстрее моих мыслей.

Чего он, собственно, ко мне пристал? Стоит собравшийся в дорогу, обвязанный верёвкой, злой, что остальные уже затягивают тесемки рюкзаков, а я все не управлюсь с палаткой, не желающей умещаться в мешке. «Мог бы и помочь!» — подумал я раздраженно, но оскорбленная гордость не позволяла мне просить об этом.

Верно, что мы принялись готовить еду в четыре утра, а сейчас восемь, но все здесь тянется вдвое дольше. И эта проклятая обледеневшая «турня»!..

Не стой над душой, лучше запакуй оставшиеся вещи, а я буду сворачивать палатку. И вообще, может, ты хоть сегодня потащишь мешок с палаткой, а я возьму твой рюкзак! Сам видишь, какая она тяжелая!

— Хорошо, — охотно согласился он, и до меня дошло наконец, что это не лагерный капо, а всего лишь мой беспокойный партнер, мой товарищ. И я сконфуженно улыбнулся.

Вальдек уже спустился с кулуара. Сегодня он в связке с Войтеком, и их верёвка должна была служить нам страховочными перилами.

— Можете спускаться, — крикнул он снизу.

Я сошел первым. Через минуту рядом со мной оказался и Весек.

Скальные ребра, ниспадающие с верхушки Кангбахена и привершинной грани, были совсем рядом, рукой подать. Где-то здесь следовало попытаться выйти на ребро. Может, именно кулуаром? Он уходил высоко вверх, сужался, заканчиваясь скальной горловиной и системой карнизов.

Я прошел несколько десятков шагов.

— …Сорок де…вять, пять…десят, — уже на первом отрезке верёвки меня сковала одышка. Желоб оказался очень крутым, а движение в глубоком снегу требовало громадных усилий.

Ступени, вырубленные мной, срывались из-под подошв вниз. Я нуждался хотя бы в минутном отдыхе.

Под собой я видел бородатую физиономию Весека, который выжидающе посматривал на меня. Парни были у стены; последний из них, кажется Войтек, уже спускался с карниза в желоб. На рюкзаке неподвижно застыла в сидячем положении фигура с низко опущенной головой.

«Это Юзек! Что-то он неважно выглядит!» — пронеслась в голове мысль.

Я сделал снимок и полез выше. Снежный слой уходил высоко вверх, к скалам. Там надо будет прокладывать траверс, но пока легче всего идти желобом. Он так круто шел вверх, что нам приходилось жестко страховаться с помощью ледоруба.

Поднялся ветер. Сверху на нас обрушились целые каскады снежной пыли, хлестали по лицу. Я не мог дышать. Шел, задыхаясь, едва передвигая ноги, мысленно подсчитывая шаги, не обращая внимания на учащенное биение сердца под свитером.

— Еще три… еще два… один!

Из последних сил я решил одолеть те полсотни шагов, которые для себя наметил. В общем же нынешнее мое самочувствие было превосходно… Изматывающее до потери дыхания единоборство со снежной стихией доставляло мне удовольствие.