Ханс Хенни Янн - "Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты

• Название: "Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты
• Автор: Ханс Хенни Янн
• Жанр: Современная проза

---

Стр. 24. ...ранние осенние вечера с теплым ветром и горящей свечой на пустом столе - вечера, отмеченные безграничным покоем. Рассказ о детстве Петра отчасти перекликается с дневниковыми записями от 3.10.1913 и 6.10.1915 (стр.328, 357-358).

Угрино и Инграбания

(Фрагмент романа)

[1916/1921]

Переправа

На дне моей души лежит особый мир; но он как будто разрушен и разбит, ибо упал с высоты. Я даже не помню последовательность помещений в крепостях и замках, которые имею в виду; они - как распавшиеся части целого. И деяния, которые там совершались, подобны тысячам прочих деяний, друг с другом они не соотносятся. Сколько бы я ни пытался думать о прошлом, никаких воспоминаний у меня нет. Порой в штормовые вечера возникает чувство, что они еще вернутся, как сон, который снова и снова повторяется; я тогда прислоняюсь лбом к оконному стеклу и смотрю на серо-зеленый иссеченный ветром фьорд, и во тьму низко нависших туч, и на исполинские горы; я слушаю голоса стихий, они цепляются ко мне, заставляют с дрожью исторгнуть из себя бытовые томительные желания. В голове мелькает какая-то мысль, совершенно чуждая, я беру шляпу и старый дождевик и стучу в дверь той комнаты, что расположена напротив моей; никто не отвечает; я стучу еще раз, и тогда наконец доносится тихий ответ. Я захожу, с разгоряченным запыхавшимся сердцем, и вижу, что у окна стоит женщина, одетая во что-то благоуханное, розовое. Я догадываюсь, что, по сути, она ни во что не одета, а благоуханный красочный аромат исходит от самого тела.

Я спрашиваю, можно ли мне пойти поискать ее мальчика, который отправился куда-то вдоль берега реки, вверх по течению.

Она отвечает, что не стоит: мальчик, мол, скоро вернется. Потом снова смотрит через окно на фьорд. Я еще говорю:

- Не правда ли, погода сегодня редкостная?

Она кивает. Тогда я неуклюже выхожу, возвращаюсь к себе, встаю у своего окна и думаю: сейчас она тоже прислушивается к иному миру... Потом я о ней забываю, в душе словно сгущаются сумерки... Я слышу, как шумит буря. Я чувствую: вы не знаете, откуда Он и куда идет...

Как плыли вы через воды, чувствую я в себе, и ветер был вокруг вас, и рвал корабельные снасти, и волны рассыпались в зеленую пену, и очень далеко, на горизонте, стояло разноцветье радуги... На мгновение я вспоминаю о лиловой завесе. Но потом возвращаюсь обратно... Мы плыли.

Я вспоминаю толстые дубовые балки, несущие палубу, но всё снова исчезает. Это несущественно, чувствую я. Вот если бы можно было подплыть вплотную к радуге, дотронуться до нее руками, ощутить ее цвета как нечто, мягко прогибающееся под пальцами...

Но я и радугу забываю, передо мной теперь снова высокая готическая арка с лиловой завесой.

Но ведь ты должен суметь начертить и построить такое, если однажды видел! На мгновение я задумываюсь о готическом окне с бронзовой решеткой. Я знаю, что оно мне однажды приснилось; но орнаменты я вспомнить не мог. Я только зря ломал голову и по прошествии долгого времени сказал себе: подобной красоты вообще не бывает. - Но ведь я видел ее! - Я еще подумал о маленькой двери в сакристию... И вдруг весь храм явился передо мной; но ничего существенного я удержать в памяти не мог. Я, чуть не плача, отошел от окна. - Но должен же ты суметь начертить это! - Я шагнул к столу, который был покрыт пришпиленным листом бумаги и казался неаккуратным из-за раскиданных по нему инструментов. Вокруг лежали рулоны белого ватмана; нельзя было разглядеть, есть ли там внутри какие-то чертежи. Это всё делалось вчера, и позавчера, и неделю, и месяц назад. Я подумал, что много ночей напролет делал чертеж при свете двух свечей.

- Ты дурак, - крикнуло что-то во мне, - как ты собираешься справиться с такой задачей? Она намного превосходит твои силы. Ты даже один орнамент не в состоянии исчерпать, а замахиваешься на крепости и города...

- Но я же их видел...

- Дурак, в тебе они разбиты...

Еще я подумал о муках, которые испытывал мальчиком, когда во мне вставали картины, превосходящие мои силы. Я знал: это были полувоспоминания, как и то, что мучает меня теперь.

Когда же ты это пережил? - терзал я себя. Я определенно знал, что еще маленьким мальчиком искал эту чуждую жизнь. Я помнил, как притягивали меня старые дома и церкви. Мне пришло в голову, что я в то время заглядывал в семейные склепы и бездонные

колодцы, что смотрел на луну, пока все перед глазами не расплывалось; но ничто из того, что я видел, не было тем миром. - Когда, когда же он разбился во мне? - В момент твоего рождения, сказало что-то. Я задумался: в материнской утробе было так хорошо, что только безумцы могут избавляться от памяти о том времени - избавляться только ради того, чтобы потом проживать свою жизнь, обходясь без таинств. - Почему же тогда я не умер? - И внезапно: а тот мир возникнет снова, когда я умру? Ответа я не знал.

Но все же ты должен уметь это начертить, повторил я себе, -если однажды видел. Другие такого не видели никогда.

Я сделал несколько штрихов на бумаге и измерил отрезки циркулем. Тот храм существовал вне времени, смутно подумалось мне. Горело много свечей, не сгоравших до конца; была, как будто, ночь.

Мною в ту ночь овладели лихорадочные видения и сны. Так это было. Я это выговорил. И еще я подумал: стены были такими толстыми, что высунуться из окна ты не мог; ты видел только кусочек ночного неба, величиной с окно. Кусочек неба со звездами.

Внезапно на меня напал жуткий страх, из-за того, что я никогда не видел склепа своих предков в церкви Святого Духа в Ростоке. - А вдруг это был он! - Вдруг ростокская церковь и дом священника как раз и были тем храмом, что я имел в виду. На лбу у меня выступил холодный пот. Нет, сказал я себе с облегчением, все началось с переправы; и я сумел вызвать в памяти подробности того путешествия.

И опять я подумал: когда же ты успеешь сделать многие сотни необходимых чертежей! Но, спрашивая себя об этом, я уже чувствовал, что пол подо мной качается, словно палуба корабля.

Ну не чудовищно ли, кричало что-то во мне, что ты не можешь всегда этим наслаждаться, а должен внутренне стареть, как всё, что тебе отвратительно, - и потом, в миг безумия, зримые образы снова уходят на дно.

Я дал себе понять, что, несмотря на бурю, не собираюсь поддаваться морской болезни; я этого не желал. Но голова у меня кружилась, я это чувствовал более чем отчетливо. И подозревал, что всё во мне опять разобьется... Я схватился за стул, я вдруг поймал себя на том, что опять занимаюсь черчением... Я, в сущности, деловито работал, когда услышал с улицы музыку. На мосту танцуют молодые люди и барышни, я знал это и ни на секунду не прервался; к подобным таинствам меня не тянуло... Я так устал, что никаких догадок больше не строил. Я мог бы сказать: наш мир - это юдоль печали (или: сумасшедший дом; или: открытая сцена, на которой люди играют какие-то роли, и умирают - на что имеются веские основания, - и с которой их потом уносят).

Но вместо этого я взмолился, глубоко внутри себя: позволь мне еще раз поверить в тайны, я так хочу вырваться из этого вечного здравомыслия...

Ты дурак, сказал я себе сразу же, как поймал себя на мысли, что молодые люди и барышни не могут танцевать этой ночью, поскольку хлещет дождь и бушует буря. Они могут танцевать, они должны танцевать, даже сегодня, поскольку парни хотят залезать барышням под юбки.

Я подумал, что мир это большой публичный дом или сама блудница во плоти, и мне вспомнились купающиеся юноши и девушки, которых я видел недавно.

А если они все же не танцуют, если ломаные аккорды, которые доносятся до меня, всего лишь... - Ты дурак.

Я вздохнул. Я мог бы сам однажды сходить на мост, чтоб посмотреть... Может ведь получиться так, что придет корабль, случайно... И тогда я бы отправился в плаванье. Я подумал, как великолепно было бы выйти в море в эту штормовую ночь. Возникло чувство, что когда-то я уже переправлялся к какому-то далекому месту от некоего моста. Я вспомнил, как это было. Шумела буря, и волны разбивались о мостовые опоры. Я плыл от забвения в иной мир, как порой проваливаешься из одного сна в другой, кошмарный. Внезапно ты чувствуешь дно - сознание. Но уже в следующий миг оно опять проваливается. Разве я плыл не от кого-то? - Да, я плыл от кого-то! - А встречу ли я его вновь, и кто он такой?! - Этого я не знал. Я подумал, что, скорее всего, это Бог, и ощупал книжечку Нового Завета, лежавшую у меня в кармане. Но может быть, все-таки, это человек. - А кто мне дал эту книгу? - Ничто, ничто... Позади меня сплошь пустота. Но пустота заполнена содержанием, это я знал. Во мне была ужасная мука из-за полного моего неведения.

Потом мною завладел штормовой ветер и сделал меня еще более одиноким. Он рвал меня на этом мосту, и волны промочили меня насквозь, я чувствовал свое тело, не похожее ни на что другое. Я так сильно плакал, не понимая, почему. Я внезапно почувствовал, что ничего не знаю - ничего, ничего. А вокруг были темнота и ночь.