Александр Беатов - Время дня: ночь

• Название: Время дня: ночь
• Автор: Александр Беатов
• Жанр: Современная проза

В романе "Время дня: ночь" сделана попытка нарисовать картину завершающегося расцвета советского декаданса — той "золотой" эпохи, которую назвали "застойной". В манере, лишённой "пафоса оптимистического соцреализма" вычерчивается бытовая линия круга, в который попадают различные выходцы из ушедшего в прошлое XX-го века. Поиск жизненного смысла, любви, страдание героев, преодоление недугов, преследование властей и противостояние им образуют негативный образ структурной нити, ведущей к сокрытым для первоначального видения горизонтам позитивного преображения читательского взгляда.

В отличие от автора "Мёртвых Душ", побоявшегося отступить от идеи ради правды жизни, создатель романа "Время дня: ночь" не решился предать своё детище огню. Может быть, образы героев Гоголя вовсе не вытянуты из больного сознания перфекциониста, который пытался переделать жизнь, но не нашёл ничего лучшего для разрешения своих сомнений, чем сожжение? Следуя этой логике, автор романа "Время дня: ночь" пришёл к мысли, что и его образы вовсе не являются какой-то новой выдумкой. Он только обрисовал контуры тех, с кем столкнулся в жизни; и если таковыми оказались персонажи, может быть, и не достойные уважения читателя, — за недостатком чего-либо значительного, автор попытался из обыденного создать что-то, вырвав у времени никем не замеченное сырьё и даже использовав свою собственную жизнь как материал для творчества. Художник в самом широком смысле — это "плагиатор жизни", с болью для себя поглощающий и переваривающий её пертурбации, чтобы продвинуть вперёд хотя бы немного то, чему мало кто придаёт значение, или, к сожалению, принимает даже свою собственную жизнь за нечто обыденное. Так ли это?

---

— Да? — Володя взглянул на Сашу, отвёл глаза. — Может, ты и прав… Он, конечно, опытнее… Только ты пойми: я ведь здорово рисковал, согласившись на такое мероприятие. Хотел как лучше… Чем могу — помогу… Купил, вот, вина… Заодно, думал, отпразднуем все вместе твоё крещение…

— Чего же ты никому не предложил раньше?

— Я предложил. Я спросил, нельзя ли как-то отметить это событие… Но Санитар сказал, что я, как твой близкий товарищ, могу отметить с тобой, но он, мол, торопится по делам. Его, конечно, можно понять… Ведь на его ответственности ксёндз…

Приятели помолчали. Сашино разочарование перешло в тоску, граничившую с какой-то обидой, вкравшейся незаметно в его душу.

"Почему всё как-то не так?" — думал он. — "Почему Санитар ушёл? Хотя бы предложил пойти с ним, поучаствовать в его делах… Может быть, они отправились крестить кого-нибудь ещё? Или — на общение, где встретятся с другими братьями и сёстрами… Может быть, там будет Оля… Ведь, теперь я стал совсем "свой", после крещения… И теперь мне можно доверять больше…

Саша только теперь разжал ладонь, посмотрел на подаренные ксёндзом чётки, привезённые из Ватикана: прозрачные многогранные камушки, нанизанные на мелкую металлическую цепочку, сверкали огнём даже от слабого света, падавшего на них.

Володя попросил посмотреть. Он долго рассматривал подарок. Возвращая, он пожал Саше руку.

— Поздравляю, старик! От всего сердца! Я сейчас… — добавил он и куда-то вышел.

Саша подумал, что Володя тоже хочет что-то ему подарить. Но Володя вернулся с бутылкой вина и двумя бокалами. И как ни думал Саша, что не стоило бы пить после такого события, тем не менее, он уже понял, что не избежать ему этого соблазна, коли его бросили, оставив наедине с человеком, любая встреча с которым заканчивалась распитием бутылки…

"Ведь знал же Санитар! Я же говорил ему об этом когда-то! — продолжал Саша свою думу, пока дворник разливал вино и приносил с кухни закуску. — Почему же он ушёл? Значит у него — что-то поважнее меня, мальчишки…

— Всё-таки мне не стоило бы пить сразу после крещения, — заметил Саша, обращаясь к Володе. — Ведь, завтра я буду впервые причащаться в костёле…

— Брось, старик! Что за ханжество! — ответил Володя бодро. — Я, правда, думал, что ксёндз причастит тебя сразу. Но, видимо, он опасается иметь при себе лишние предметы культа. Это, разумеется, правильно. Иначе, можно очень здорово погореть. А Господь не обидится на тебя, если ты немного расслабишься. Ведь согласись, Он предпочёл бы, чтобы ты был весел и радовался по случаю того, что произошло. И если гора не идёт к Магомету, то, сам знаешь, Магомет идёт к горе… — Володя поднял бокал. — За твоё обращение! — произнёс он торжественно.

И Саша взялся за бокал…

"Эх, если бы она была сейчас тут!" — подумал он с тоской, — "Пришла бы, невзирая ни на что… Села бы за этот стол… Улыбнулась бы и поздравила… Всё бы тогда было иначе! Как бы всё было тогда по-другому!"

Володя что-то говорил, подливал вино. А Саша погружался в свою думу всё более и более, совершенно не слушая своего приятеля.

"Я думал, что крещение всё изменит… Что всё станет по-другому…" — думал он про себя, — "Но чуда не произошло… Может быть, ксёндз был не настоящим?.. Или я в чём-то ошибаюсь?.. Конечно, тут дело во мне, а не в ксёндзе… Это я — какой-то неприкаянный! А может быть…

И Саша вспомнил слова дворника, когда тот посетил его в психиатрической больнице, — о том, что он на самом деле болен…

Саша взглянул на замолчавшего вдруг приятеля, жевавшего кусок колбасы, перевёл взгляд на свой бокал. Он был пуст. И тогда Саша сам взял со стола бутылку, налил стакан доверху и медленно выпил до дна.

Поднявшись из-за стола, он молча направился в коридор. Володя отреагировал на его поведение по своему: налил себе тоже вина, выпил и занялся закуской, полагая, что его гость пошёл в туалет. Но Саша, оказавшись в прихожей, подхватил своё пальто с вещами, как-то удачно легко открыл накладной замок на двери и, не желая связываться с лифтом, побежал вниз по лестнице.

Когда он оказался на втором этаже, то услышал, как дворник позвал его, но он ничего не ответил, а быстро пролетел сквозь двери подъезда и оказался на улице.

Натянув на себя пальто, он медленно зашагал к метро, полагая, что вот-вот догонит его товарищ, и тогда он вернётся с ним обратно и расскажет ему обо всём…

Но этого не произошло.

Так Саша дошёл до метро и доехал до дому.

11. Рождество

Рождество встречали на квартире Никаноровых, о которых Саша много слышал с самого своего прихода в группу Санитара, но с которыми до сих пор ещё не встречался.

До их квартиры, расположенной в районе метро Каширская, Саша добрался вместе с Вовой-хиппи. По дороге тот сообщил, что Владимир Никаноров по профессии — математик-программист, с двумя высшими образованиями, пришёл к Богу через познание и, придерживаясь экуменической ориентации, тем не менее, посещает не костёл, как многие из группы Санитара, а — православный храм и даже, как бы, тайно прислуживает в алтаре. Узнай про это власти — он сразу лишится своей престижной работы. Вот почему один известный в своём роде священник, отец Алексей, очень ему доверяет в своих делах. Вместе со своей сестрой Оксаной, тоже с высшим образованием, оба снимают квартиру, так как собственного жилья в Москве не имеют.

Никаноровы жили в большой трёхкомнатной квартире. Все приглашённые, включая Санитара, Олю, Ирину, Татьяну, Володю-дворника, двух незнакомых братьев Рихарда и Валерия, прибывших из Прибалтики, и — скромную молодую девушку с Украины, сестру Соню, были уже в сборе. Провели торжественное собрание, с долгой молитвой из трёх кругов розария. Санитар произнёс вдохновенную проповедь, в которой помимо религиозной тематики прозвучала и критика советской власти, которая пришлась елеем по сердцу прибалтов, сразу заметно оживившихся и, после проповеди, начавших живо свидетельствовать о положении верующих в Эстонии, Латвии и Литве.

Оля оказалась от Саши в другом конце комнаты, была очень серьёзна и, по-видимому опять в расстроенных чувствах. Сразу после торжественной части она пошепталась о чём-то с Санитаром и незаметно для всех, кроме Саши, удалилась. И он не решился последовать за нею, успокоив себя тем, что завтра увидится с ней в костёле.

Началось чаепитие. Саша прошёлся по комнате, обратил внимание на несколько книг, западного издания, лежавших стопкой на письменном столе. С одной из них он уже был знаком. Это была книга "Происхождение религии", которую некогда ему давал на прочтение Вова. Тогда это была пятая или шестая, бледная, едва читаемая копия машинописного самиздата, без имени автора. Теперь же, взяв в руки другие несколько книг, Саша обнаружил на титульном листе имя писателя — некоего Ивана Крестова. Не выпуская книг из рук, юноша подошёл к их хозяину, чтобы попросить их на прочтение.

Владимир Никаноров, человек лет тридцати, маленького роста, с бородкой, прихлёбывал чай, дискутируя с Санитаром на какую-то религиозно-политическую тему. Незаметно разговор перешёл к вопросу о том, как было в России до революции. Никаноров отстаивал монархические принципы. Он стал утверждать, что до революции в России не было понятия провинции.

— В любом городе была своя интеллигенция, — говорил Никаноров. — И никто не стремился проникнуть в столицу ради прописки, потому как прописки, как таковой, не было.

Он привёл в качестве примера город Белёв, Тульской области, откуда сам был родом.

— Белёв когда-то был замечательным городом, — говорил Никаноров, — Всего в трёх верстах от Белёва родился замечательный поэт, переводчик, родоначальник русского романтизма — Василий Жуковский, воспитатель Александра Второго, царя — освободителя, убитого революционерами. Белёв славился на всю Европу своей яблочной пастилой, которую экспортировали из России. Теперь же там — одна "мерзость запустения"! — заключил Владимир и резко умолк, уступая место прибалтам, ставшим доказывать обратное, утверждая, что у них всё вовсе не так, что они не считают себя ничьей провинцией, хотя "мерзости запустения" и у них предостаточно, но не было бы совсем, если бы не советская власть…

Никаноров не стал спорить с гостями, предпочтя глубокомысленное и молчаливое чаепитие. Он несколько остыл после своего монолога. В этот момент к нему и обратился со своим вопросом Саша.

Владимир оказался весьма отзывчивым и с радостью согласился дать Саше на прочтение книги Ивана Крестова, но только не все сразу, а для начала какую-нибудь одну. Он попросил Сашу оставить свой телефон, предупредил об осторожности и соблюдении необходимой конспирации. Саша поблагодарил нового знакомого и до конца собрания уже больше не выпускал из рук одну из книг, предвкушая радость от предстоящего чтения.