Андрей Русанов - Главы Апокалипсиса. Начало

• Название: Главы Апокалипсиса. Начало
• Автор: Андрей Русанов
• Жанр: Постапокалипсис

Размеренная сонная жизнь Минска в один момент превращается в Ад. Только чудо помогло уцелеть главному герою, только удача помогла выбраться ему из города. Возвращение к себе, к своему прошлому, к природе, попытки взглянуть себе внутрь, открывают новый мир, полный необъяснимых вопросов и загадок, дают возможность выжить. Непонятные люди, события и галлюцинации, окружающие главного героя, придают книге мистический характер. Потери и боль, бессмысленные конфликты и убийства, неожиданные повороты сюжета, - не оставят вас равнодушными к новому миру, - миру Апокалипсиса. Вы найдете для себя множество вопросов, но не найдете на них ответов.

---

К дому подходить не стоило. Во–первых, его не видно и оценить состояние строения я не могу. Во–вторых, криков, вроде, не слышно, а значит, помогать особо некому. Я, конечно, понимаю, что «спасение утопающих – дело рук самих утопающих», или что‑то в этом роде, но кто бы сначала помог мне самому? Пойду‑ка поближе к проспекту – там хоть машины останавливаются, может, подкинет кто к больнице (благо, до нее всего два квартала, а там травмопункт). Скольких усилий стоило подняться на гудящие одеревеневшие ноги, точно не скажу, но, кажется, передышка на бортике сделала свое дело и я, кряхтя, перевалившись на колени и руки, с трудом встал.

Голова похожа на колокол и, как минимум, на церковный. Ничего и никого, кроме себя и звона в ушах, не слышу.

Что‑то тут не так.

Совсем недолго пришлось бродить, чтобы наткнуться на первую машину. Фонарный столб, разрезавший Ауди — «бочку» почти до пассажирского сиденья, пострадал не меньше. Кусок бетона был вырван и выброшен с остатками машины куда‑то далеко. На водительском сидении сидел мертвец – глаза широко открыты, лоб разбит, руки обнимают руль.

Машины стояли в полнейшем беспорядке, по две–три в куче, воняло бензином, паленой резиной, паленым жиром и такой же паленой шерстью. Пелена пыли до такой степени уплотнялась и усиливалась дымом и гарью, что глаза слезились немилосердно, а легкие просто разрывало изнутри. Под ногами, точно печенье, хрустело битое стекло. Я наступил на что‑то липкое. «Только дерьма для полного счастья не хватало!» На самом деле этим липким куском оказалось ни что иное, как чьи‑то внутренности и лужа спекшейся крови.

Что оставалось мне, кроме догадок, особенно, когда перед моими ногами оказался вздыбленный бетон и бездонный пролом, явно показывающий, что моста через Партизанский проспект больше нет. Трамвайные рельсы нависали над пропастью и вместе с вырванными из шпал костылями уходили далеко в пустоту. Проверять, как они держались и насколько далеко уходили, не было ни малейшего желания.

Я нерешительно побрел через трамвайные пути в сторону больницы. Возможно, в соседних дворах кто‑то есть?

«Надо позвонить по мобильнику! Вот хоть что‑то умное», — я болезненно усмехнулся сам себе. По огромной случайности «трубе» повезло больше чем мне, — она, как ни в чем не бывало, мирно и тихо (что для нее совсем не характерно) спала в нагрудном кармане рубашки. И не то, что не отделалась легкими трещинами, а даже не заработала ни одной новой царапины. Первый раз в жизни я понял, что обожаю эту вечно звенящую и досаждающую мерзость, что верещит каждую секунду по прихоти любого звонящего.

Нет сети… Везет, так везет во всем! – МИНУТОЧКУ!!!! ЧИСЛО! ВРЕМЯ…. СЕЙЧАС УТРО СУББОТЫ… ХОТЯ ЧАС НАЗАД БЫЛ ВЕЧЕР ПЯТНИЦЫ…

Мне стало неуютно, легкая дрожь пробежала по телу, давление подскочило так, что я услышал, как бьется сердце…

Но… Не может быть… Получается… Я провалялся ночь и мне никто не помог, никто не помог этим людям в машинах, в магазине… Что‑то тут не так… Может, телефон подвис или заглючил…

Тридцать минут бесплодных попыток найти хоть одного живого человека увенчались находкой двух трупов: собаки и ее хозяйки. Постепенно пришло понимание: дом, в котором я жил с самого рождения, был не единственным разрушенным строением по Партизанскому проспекту, да и по улице Плеханова, а, возможно, даже и во всем городе… Бедный Минск…

Первый и второй подъезды углового дома, в котором когда‑то находился книжный магазин, отсутствовали напрочь. Только груда хлама, битых кирпичей, фрагментов одежды и какой‑то гадости, напоминавшей мясо, подсказывали: «Смотри, тут вчера было общежитие!».

Чья‑то рука, сжатая в предсмертной агонии… Стопа в тапочке… А этот бедняга, спина которого размозжена обломком кирпичной стены, похоже, боролся за жизнь до самого конца, да так и застыл в последнем вздохе… Расплющенная клетка в руке несчастного превратилась в пресс для двух хомячков… Веревка с трусами и майками, обляпанными кровью, повисла на дереве. Чуть дальше из‑под груды кирпичей торчат чьи‑то ноги в дорогих, из хорошей кожи, лакированных туфлях. Теперь я начал понимать, что было еще одной составляющей бетонной и кирпичной пыли – это был отчетливый, опьяняющий запах крови. Именно такой, который чувствуешь, когда находишься в мясном отделе крупного рынка или полдня разделываешь теплое свиное мясо. Я зашелся долгим сухим кашлем, не приносившим облегчения, не избавлявшим от противного, меняющего цвет, тумана.

Кажется, мне все‑таки повезло: был бы трупом, если б решил подождать родителей… Зато дальше меня ждала настоящая удача. Из‑под горы кирпичей, из торчащего наружу развороченного обрывка трубы, заляпанного то ли ржавчиной, то ли кровью, бил фонтан. При ближайшем рассмотрении оказалось, что труба была не канализационная и вода, соответственно, чистая.

Осмотревшись по сторонам, я заметил, что все еще интуитивно сжимаю в руке оторванную ручку пакета. Еле разжав кулак, который никак не хотел отпускать кусок целлофана, я решил умыться.

Холодная вода постепенно уносила боль, отгоняла мысли, проясняя помутневший мозг. Искать родителей и брата не имело смысла… Во–первых, я даже примерно не знаю, где они… Во–вторых, если я провалялся сутки под грудой хлама и меня никто из родных не искал, то у меня остается лишь надежда на то, что они чудом уцелели. В–третьих, мне нужен доктор и чем быстрее, тем лучше.

Вокруг нет людей. Это может означать, что они либо находятся в похожей, если не в худшей, ситуации… Либо… Либо… им уже все равно. Ледяной дождь, сильными струями ударивший в лицо, мгновенно избавил меня от последних брутальных размышлений, заставляя полностью переключиться на себя и саднящую рану за левым ухом… Наполнив водой валявшуюся рядом пластиковую полторашку из‑под минералки, я направился через мглу искать выживших…

Глава 2

Дорога к больнице выдалась непростой. Да и можно ли назвать дорогой полное ее отсутствие…

Меня душили кашель и, собственно, мгла, по сути, этот кашель вызывавшая. Поскольку с собой я не брал ни респиратора, ни противогаза (я с превеликим удовольствием поиграл бы в слоника или, на крайний случай, в работника химической промышленности, похожего на поросенка в белом халате.), пришлось вспомнить школьные уроки по гражданской обороне времен родного Советского Союза.

Гордо хромая в новой собственноручно сделанной, пропитанной водой, псевдо–марлевой повязке, я вспоминал, что еще можно сделать в таких условиях из рубашки. Последняя лишилась своей нижней части, что ничуть не отразилось на ее общем состоянии.

Я устал считать, сколько раз споткнулся или ударился обо что‑то. Ноги и без того ныли, а в мышцах стреляло. Прислушавшись к телу, почувствовал вибрации и физически ощутил гудение – это означало только наличие в моем теле энергии, перегрузки и усталости. Иными словами, мое тело работало на пределе, одновременно забирая из всего окружающего меня мира жизнь. Хорошо еще, что я регулярно посещал бассейн и стадион, иначе давно бы уже загнулся…

О том, что я уже достиг цели своего нелегкого путешествия, я понял, когда дорогу мне преградил массивный обшарпанный сейф.

Сейф, видимо, из банка, который находился через дорогу от больницы. Самого же банка, естественно, на месте не оказалось, по крайней мере, в том смысле, под которым мы понимаем это слово. Да, были банковские служащие; да, были бумаги; да, было здание…, но теперь это все представляло собой кровавое месиво. То тут, то там валялись фрагменты тел, куски бумаги, кучи каких то блоков, кирпичей и еще чего‑то, что было когда то оргтехникой и прочим оборудованием.

Обойдя руины справа (именно справа – так я оптимально, обойдя забор, попадал прямо ко входу в здание. Центральные ворота были заблокированы сгоревшим грузовиком, а перелезть разрушенный местами забор уже не представлялось возможным), я понял, что ни больницы, ни травмопункта уже не существует. В результате мой инвентарь пополнился собранной на обломках аптечкой: тут были пакет с разными упаковками таблеток, разорванные, не целые, внешне грязные таблетки… Бинты, разные баночки – перекись водорода, йод, какие то анаболики, даже одноразовые шприцы и презервативы. Что‑то валялось среди груд кирпичей, что‑то было в разбитом саквояже доктора скорой помощи, что‑то в самом автомобиле скорой помощи, разрезанном пополам секцией ворот, которые сбил грузовик…

Первую помощь оказал себе сам: промыл покрытую пылью рану на голове, потом прижег перекисью, кое‑как прикрепил куском бинта вату, предварительно обсыпав каким‑то антибиотиком – то ли ампициллином, то ли пенициллином – точно не помню. Наверное, именно так выглядели французы после Москвы 1812–го года, или драпающие немцы, или раненные советские воины после бомбежки, по уши замотанные в застиранные бинты.