Евгений Тарле - Сочинения. Том 3

• Название: Сочинения. Том 3
• Автор: Евгений Тарле
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
• Жанр: История
• Год: 1958

 Евгений Викторович Тарле. Собрание сочинений двенадцати томах томах. Том III.

Содержание тома:

1. «Континентальная блокада». Том I.

---

Из ассигнованных денег лионские мануфактуры получили львиную долю — 1,4 миллиона франков. Кроме того, в этом году выдавалось по 500 тысяч франков в месяц заимообразно наиболее нуждающимся предприятиям. Целью Наполеона при этом было именно предупредить безработицу[5].

Интересно, что из 25 фабрикантов, получивших ссуду в 1807 г. на основании декрета от 27 марта, оказалось девятнадцать парижских и всего шесть провинциальных, и сообразно с этим подавляющее большинство — не текстильные промышленники, а мебельщики, бронзовщики, хозяева фарфоровых, стекольных, ювелирных, золотильных и тому подобных мастерских[6]. Эти промыслы, действительно, и в 1808, и в 1809 гг. не испытали никакого заметного увеличения сбыта. А почему именно парижские фабриканты получили в большинстве помощь, об этом после всего сказанного об отношении Наполеона к безработице много распространяться не приходится. В общем фактически выданная сумма 1 175 925 франков не может считаться чрезмерной, если принять во внимание бюджет Империи в 1807 г. (760 миллионов франков доходов и 750 миллионов расходов).

Так как «обстоятельства оказались еще более прискорбными», то вернуть эти ссуды через год были в состоянии немногие: всего 5 человек (сумму в 150 тысяч франков). Из остальных 11 человек кое-что внесли (в общем 100 571 франк), а 9 ничего не внесли. Были даны и пропущены все отсрочки, и министерство стало продавать заложенные товары с публичного торга, а если продажа не покрывала ссуды, то против должников чинились иски. Разоряемые фабриканты горько жаловались и указывали, что император, желавший, чтобы рабочие не потеряли работу, своей цели достиг, а что они, фабриканты, разорены, ибо продавать свои товары они не продавали, а производства сокращать не могли, так как обязались не рассчитывать рабочих[7]. И министерство, докладывая об этом императору (уже в 1809 г., когда неисправные должники все еще просили отсрочки), соглашалось, что эти жалобы основательны[8].

Этим небольшим кризисом 1807 г. дело не ограничилось. В течение всего начала 1808 г. в промышленных центрах Франции царила тревога. Хлопок сильно дорожает и уже в середине февраля в Руане продается по 6 франков 10 сантимов — 6 франков 15 сантимов фунт; его хватит прядильням до конца мая, а потом они не знают, что будет; надеются получить хлопок, секвестрованный в Лиссабоне, но боятся, что лиссабонский хлопок может опоздать, и тогда получится перерыв в работе. Нет и красящих веществ, и до такой степени нет, что красильням угрожает полное прекращение деятельности. И вообще вся надежда, что «великие намерения монарха» как-нибудь выручат[9].

Часто префекты воздерживаются от указания на причины, вызвавшие в 1808 г. сокращение производства: они полагают, что рассуждать об этом — не их дело, а центрального правительства[10].

Министр внутренних дел обращал внимание Наполеона на грозящую из-за недостатка хлопка и кое-где уже наступившую безработицу, а также и на недостаток риса и вообще колониальных товаров. Он делал при этом характерную оговорку, что вопрос о последствиях безработицы, собственно, относится к ведению министра полиции, а не министерства внутренних дел[11].

Летом 1808 г. в г. Труа и зависящей от него в экономическом отношении округе было, по показанию префекта, по крайней мере 10 тысяч безработных, причем кризис (закрытие фабрик) был вызван «внезапным и необыкновенным вздорожанием хлопка». Пришлось местным властям просить об открытии тех или иных казенных работ, а также об избавлении рабочих от «конкуренции арестантов», которых до сих пор для некоторых казенных работ употребляли[12]. К сожалению, не сохранилось той прокламации, которая была сорвала в Труа полицией и которую префект приписывает либо рабочему, либо человеку, желавшему надеть на себя такую личину. Судя по всему, эта прокламация тоже была вызвана гнетущей безработицей[13].

Вообще говоря, прядильщики хлопка страдали от недостатка сырья больше, чем ткачи: во-первых, ткачи позже начинали чувствовать этот недостаток, а за это время успевал подойти новый запас сырья и, значит, нужной им пряжи; во-вторых, пряжей занимались старики, женщины, дети — слабосильные существа, которые с большим трудом могли найти подсобный заработок в полевых работах, нежели ткачи, взрослые мужчины. И для предпринимателей тоже было лучше все же прекратить или уменьшить ткацкую работу, чем прядение: ткацкие станки и дешево стоили, и не так портились от бездействия, как дорогие прядильные машины[14]. Вот почему пряжа производилась часто и тогда, когда сбыт ее ослабевал: пряли на будущее время. Кризис от недостатка сбыта давал себя чувствовать таким образом прядильщикам позже, чем ткачам. Недостаток сырья, напротив, ощущался прядильщиками, конечно, раньше, чем ткачами. Наконец, как правило, ощущался кризис прядильщиками более болезненно, чем ткачами, ставил их в более безвыходное положение. Таковы общие соображения, которые необходимо иметь в виду, когда мы говорим о кризисах хлопчатобумажной промышленности при Наполеоне. В 1809 г. жалуется больше торговый мир, нежели промышленный. Одна из самых значительных французских ярмарок, осенняя ярмарка в Бокере, совершенно не удалась в 1809 г.[15] Главной причиной в глазах купцов и властей являлись: продолжающаяся война, «положение континентальных держав», непрерывное крейсирование англичан вдоль западного побережья Франции. Плохо было в частности то, что не было «немцев», испанцев и американцев[16]: первых и вторых — из-за народной войны в Испании и войны 1809 г. с Австрией, а американцев — из-за слухов о разрыве с ними сношений да, несомненно, из-за стеснений, которым подвергалась разгрузка привозимых ими товаров во Францию.

Деловой мир не переставал по всякому поводу указывать правительству, что не может быть речи о расцвете торговой деятельности до общего замирения, и вместе с тем настолько плохо верилось в близость этого желанного события, что даже в законодательные предположения, исходившие от коммерческих сфер, вводились особые различения относительно времени до «общего мира» и после наступления «общего мира». Парижская торговая палата в 1809 г. подает министру внутренних дел проект изменений, касающихся биржевых маклеров, и устанавливает число их для парижской биржи в 40 до мира и 60 после заключения «общего мира»[17].

Торговые сделки в 1809 г. уменьшились более чем вдвое сравнительно с недавним прошлым (с вантозом IX года), по показанию Парижской торговой палаты[18].

Промышленники бились над таким парадоксом: «Император — господин континента. Нет сомнения, что если бы французские ситцевые и другие мануфактуры могли снабжать его государства, то французская торговля шла бы так же хорошо, как английская, продукты наших мануфактур получили бы предпочтение уже вследствие возможности (для потребителя — Е. Т.) избегнуть риска контрабанды»[19]. И однако английская контрабанда, а не французские мануфактуры снабжает бумажными материями многие государства его величества. Они приписывали это дороговизне хлопка, т. е. той же континентальной блокаде, а уничтожение этой разорительной для них континентальной блокады они представляли себе с такой односторонностью: хлопок[20] будет ввозиться, а английские фабрикаты не будут.

В 1810 г. первым зловещим признаком надвигающегося кризиса был неуспех французского сбыта на лейпцигской ярмарке. Осенняя лейпцигская ярмарка 1810 г. для французов не удалась, между прочим, потому, что русские и польские покупатели не явились. А не явились они по весьма простой причине: нужные им английские товары (ввезенные, конечно, контрабандой) они получили в Кенигсберге, где этих товаров было очень много[21]. Конечно, в Кенигсберге эти товары были дешевле (прямо с корабля), и торговать ими подальше от наполеоновских шпионов все же было удобнее и безопаснее, чем на лейпцигской ярмарке.

В том же 1810 г. ярмарка в Бокере удалась еще меньше, чем в 1809 г. Половина привезенных сукон, почти столько же шелковых материй, три четверти всего количества металлических изделий остались непроданными. Полотняные материи шли по очень низким ценам, и то несколько менее половины осталось непроданным. Шерсть и хлопок, колониальные товары и пряности были распроданы быстро, потому что их было мало привезено на ярмарку[22].

Сбыт сократился в угрожающих размерах и на внутреннем рынке поздней осенью 1810 г.

В начале ноября 1810 г. Главный торговый совет решился высказаться несколько смелее и откровеннее, чем обыкновенно. Он признал, что «необычайные обстоятельства, в которых находится торговля», вынуждают его к этому, и, действительно, высказал несколько горьких истин: 1. Прежде всего он констатировал, что нигде, кроме Франции, правила, касающиеся континентальной блокады, не исполняются[23]; это приносит серьезный ущерб французской торговле и промышленности. Они, французские купцы и фабриканты, «парализованы», тогда как «соседние государства» процветают и в торгово-промышленном отношении проявляют большую активность. 2. Далее, французские промышленники закупают часть нужного им сырья за границей, а это сырье секвеструется (по подозрению в английском происхождении). При этих условиях капиталисты Парижа и Лиона, дававшие свои деньги промышленникам на эти расходы по закупке сырья, берут назад свои капиталы, лишают их кредита. 3. «Великие рынки» — Гамбург и Амстердам — близки к полной гибели, к совершенному разорению. Помимо общих причин, тут указывается и специальная: в обоих городах правительство требует уплаты всех пошлин по тяжелому тарифу от 5 августа 1810 г. на те товары, которые уже давно в этих городах находились, были ввезены туда задолго до указанного тарифа. Это вызовет «большие катастрофы», гибель самых богатых торговых домов. Кредит так подорван, что, например, Французский банк колеблется между желанием подать помощь торговле и промышленности и страхом за собственные капиталы. 4. «Совет может только приветствовать предначертания его величества, направленные к тому, чтобы закрыть обходные пути, какими пользовалась английская торговля, в ущерб Франции желая завладеть торговлей континентальной», но он «должен осмелиться представить», что большей частью эти меры, «исполняемые без умеренности и без изъятия», вредят не англичанам, а французской промышленности.