Николай Загородный - Раскрытие тайны

• Название: Раскрытие тайны
• Автор: Николай Загородный
• Издательство: Харьковское областное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1958

Эта книга состоит из рассказов, в основу которых положены подлинные факты. Тема их — борьба с различными нарушениями социалистической законности, охрана интересов государства и общества от посягательств любителей легкой наживы, защита прав советского человека.

Авторы не ограничивают своих задач рамками приключенческого жанра, а уделяют внимание вопросам морали, показывают пережитки капитализма в сознании отдельных людей.

Так, например, в рассказе «Золотое дно» разоблачаются хищники и стяжатели, пытавшиеся путем воровских махинаций погреть руки на заготовке утильсырья. Рассказ «Королева черного рынка» посвящен борьбе со спекуляцией книгами, рассказ «Синий конверт» обличает бездельника и симулянта, ухитрявшегося получать пенсию одновременно в трех местах.

Повествуя о разоблачении преступлений, авторы вместе с тем рисуют характеры честных и мужественных советских людей — следственных работников, настойчивых и строгих искателей истины, защитников справедливости. Один из таких портретов нарисован в рассказе «Букет цветов», герой которого — прокурор требует пересмотра ошибочного решения народного суда.

В книге нашла отражение роль нашей общественности в борьбе против нарушения норм социалистической морали и этики. В рассказе «Под кличкой «Буйвол» активное участие в разоблачении преступников принимают советские люди. В рассказе «Королева черного рынка» на помощь сотрудникам милиции в поисках спекулянтов книжными новинками приходят комсомольские посты.

Противопоставление высокой морали честных советских людей низменной психологии отдельных грязных людишек, несущих на себе позорную печать старого мира, и определяет воспитательное значение рассказов Н. Загородного и В. Колмакова.

---

Доводы Касаткина даже самым неискушенным из присутствовавших в зале показались беспомощными. Переглянулись между собой и судьи. Но Касаткин был совершенно спокоен. Только редкое покашливание изменяло выражение его лица.

Слово было за Буренковым. Он неторопливо поднялся и оперся руками на края стола.

— Вы слышали, граждане судьи, выступления и свидетелей истца и его уважаемого адвоката. Ведь это же детский лепет.

На столе председателя резко зазвенел колокольчик.

— Прошу без грубостей, делаю вам замечание…

— А как же еще назвать представленные доказательства, граждане судьи? Вы только вникните в суть происходящего. Кто такая Волошина? Закоренелая баптистка. Конечно, никто не собирается запретить ей иметь свою веру, но грубо пропагандировать ее, насильно навязывать другим — советские законы не позволят. Они оберегают нашу молодежь от всякого религиозного дурмана. Да, оберегают. А эта старая женщина задумала сделать своими помощниками в пропаганде баптизма Ползунковых — двух молодых советских патриотов, комсомольцев, строителей нашего будущего. Но они не поддались на ее провокации и, как видите, Волошина решила отомстить, опозорить двух молодых людей перед общественностью. Можем ли мы допустить такое лицемерие и коварство? Нет, никогда.

— Молодчина, молодчина Барс, — перешептывались присвистывая адвокаты, а Буренков, точно чувствовал поддержку друзей, продолжал наступать.

— Вы слышали, граждане судьи, выступавшего здесь свидетеля Алексея Свистунова. — Барс широким жестом руки указал на небритого здоровяка. — Свистунов всего десять дней жил у Ползунковых, и Волошина все эти дни пыталась даже его, незнакомого ей человека, склонить к баптизму. Нет, граждане судьи, мириться с этим мы не можем. Потом вы посмотрите, кто выступает свидетелями на стороне Волошиной — ее сосед Коптев. А кто такой Коптев? Пьяница и нарушитель общественного покоя. Он здесь жаловался на то, что Ползунков побил его и даже медицинское свидетельство предъявил. Но Ползунков ведь должен был постоять за себя, когда тот стал вмешиваться в его семейную жизнь.

— Вы хотите сказать, когда Коптев пытался защитить Волошину от побоев? — спросил судья.

Но адвокат сделал вид, будто не расслышал реплики.

— Меня не может не удивить заявление перед этой высокой трибуной старой учительницы Иушиной. Скажите, пожалуйста, гражданка Иушина, почему вы не выступали свидетелем на первом процессе?

— Это не относится к делу, — заметил председатель.

— Нет, позвольте, позвольте, — повысил голос Барс.

— Я отвечу, — громко сказала Иушина и поднялась. — Меня запугали, да запугали — и знаете кто? Вот этот самый свидетель Свистунов. — Иушина показала рукой в сторону сидевшего небритого здоровяка.

— Брешет старая, брешет, — крикнул Свистунов.

В зале зашумели. Задребезжал звонок, требовавший тишины. А Иушина продолжала:

— Да, это он. Я его теперь хорошо припомнила. Пришел ко мне поздним вечером, протянул кулак в открытое окно и сказал пьяным голосом: «А ты, учителька, не шали, если пойдешь в суд, быть беде…»

— Брешет! — снова крикнул Свистунов.

— Я пятьдесят лет учила в школе ребят и всегда требовала, чтобы они говорили только правду. И сама никогда ни одного слова лжи не произнесла. И сейчас говорю правду о Свистунове, правду о Волошиной. Волошина — хорошая русская женщина. Напрасно здесь на нее клевещут, называя баптисткой.

— Ложь! Выдумка! Вас научили так говорить…

На судейском столе снова резко задребезжал колокольчик.

— Хорошо, надеюсь суду всё ясно, — продолжал, как будто бы ничего не случилось, Барс. — Теперь о последнем. В вашем распоряжении, граждане судьи, есть официальный документ — решение исполнительного комитета районного Совета депутатов трудящихся. Оно дало право Ползунковым на постройку нового дома. О каких же тайных махинациях говорил здесь мой уважаемый коллега, разрешите спросить?

Буренков вынул клетчатый платок и с видом тяжело утомленного человека вытер покрывшийся испариной лоб.

— Вот, граждане судьи, где истина, вот где правда, а не в умышленном извращении фактов, о которых здесь говорили свидетели истца и его красноречивый адвокат.

Пока Буренков говорил, Касаткин оставался всё время спокоен, даже казался равнодушным, но теперь, когда заседание близилось к концу, когда стало ясно, чем оперировал противник, Касаткин всё больше возбуждался и, как всегда в таких случаях, его всё чаще душил кашель.

— Разрешите мне воспользоваться маленькой репликой, — приподнялся он, когда Барс заявил, что речь свою считает законченной. — Я дам точный, документальный ответ на вопрос моего коллеги, но сперва я хотел объяснить суду заблуждение, в каком оказался Буренков. Кто сказал ему, что Ползунковы комсомольцы?

— Как кто сказал? — Буренков поднялся. — Вот характеристика Ползункова, данная ему комсомольской организацией, — и он передал председателю изрядно измятый листок.

— Разрешите узнать, когда она была выдана? — спросил Касаткин. Услышав ответ судьи, он продолжал: — А вот у меня другая справка из того же комитета комсомола, полученная всего две недели назад. Да, Ползунков был в комсомоле, но давно уже исключен за кражу на заводе. Сейчас он работает в одном строительном тресте агентом по снабжению и снова имеет немало за собой грехов. Что же касается Екатерины Ползунковой, то она комсомолкой никогда не была. Спросите, коллега, своих подзащитных — правильно ли я говорю…

В зале зашумели. Барс растерянно смотрел на подзащитных, а те, опустив головы, молчали.

— А кто вам сказал, что Волошина баптистка, чем это можно подтвердить? Это по вашей воле запутавшийся в преступных махинациях Ползунков превращен в порядочного, непорочного человека, а честная старая женщина — в религиозного мракобеса. Скажите, граждане судьи, кому следует верить — старой учительнице или ползунковым и свистуновым?

Мой коллега здесь утверждал, что дом на усадьбе Волошиной построен законно. Нет, построен он тем же путем, каким идет в своей жизни Ползунков. — Касаткин передал при этом судье еще одну копию решения райисполкома. В ней говорилось:

«Исполком районного Совета депутатов трудящихся разрешает Екатерине Елизаровне Ползунковой построить на своей усадьбе взамен старого, пришедшего в негодность новый жилой дом».

— Прошу объяснить, что произошло? — спросил председатель.

— Произошла, граждане судьи, самая грязная махинация, самая обычная подделка документа.

Касаткин рассказал дальше, что он разыскал в архивах райисполкома подлинник действительного решения, а когда взял такой же документ в архиве районного жилищного управления, то в нем слова «вместо старого, пришедшего в негодность» оказались зачеркнутыми карандашом. Значит, копия для Ползунковых снималась с документа, уже выправленного чьей-то заинтересованной рукой. А прямое отношение к этому имел техник-строитель райжилуправления — некто Вербин. Это он в свое время ходил с рулеткой по усадьбе Волошиной и еще тогда довольно определенно сказал: «Можно сделать…».

Время Касаткина давно истекло еще в первом его выступлении, но сейчас раскрывались совершенно новые страницы в этой, казалось бы, обычной, рядовой бытовой истории, раздвигавшие рамки ее действительного значения. И судьи не прерывали адвоката.

А он коснулся дальше и жильцов нового дома. Да, это были отец и мать Ползункова. Они жили в селе Белокаменке, числились колхозниками, хотя в поле и на фермах их никогда никто не видел. Зато на ближних базарах Ползунковы были широко известны. Два года назад колхозники исключили их из своей артели, отняли приусадебный участок, но дом у них остался. Теперь он сдан в аренду, а сами хозяева довольно вольготно живут на новоселье и снова промышляют на рынке.

— Нет, граждане судьи, это не просто обычные факты бытовых конфликтов, которые возможны и в наши дни, — заканчивая свое выступление, говорил адвокат. — Это черные пятна прошлого. Они пробиваются, как живучая сорная трава. Их можно заметить даже невооруженным глазом. Но мы порой не только не замечаем их, но даже прикрываем своим профессиональным мастерством. Не об этом ли говорят некоторые эпизоды из сегодняшнего судебного заседания?

Может быть, с точки зрения профессиональной этики Касаткину и не следовало бы произносить последних слов. Их обычно говорят на закрытых собраниях, когда начинаются невинные разговоры о критике и самокритике. Но он считал, что долг судебного заседания был не только в защите правды, но и в раскрытии зла, которое оплело своей паутиной правду, омрачило жизнь хорошей старой женщины.

И судьи правильно поняли мысль Касаткина. Правильно понял ее и Барс. Он вышел из зала с опущенными плечами, думая о своем завтрашнем дне.