Халиль Джебран Джебран - СБОРНИК: СТРАННИК. ПРИТЧИ И РЕЧЕНИЯ

• Название: СБОРНИК: СТРАННИК. ПРИТЧИ И РЕЧЕНИЯ
• Автор: Халиль Джебран Джебран
• Издательство: «СФЕРА»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002

Джебран Халиль Джебран (1883-1931) – выдающийся арабо-американский писатель, поэт, философ, мистик и художник – уже более века широко известен во всем мире. Книги этого автора – одного из самых популярных и читаемых в XX веке – давно и прочно вошли в золотой фонд мировой культуры.

Его творчество являет собой удивительное соединение совершенной литературной формы с мистической глубиной содержания. Не даром в тематических библиографиях его книги стоят в одном ряду с повестями не менее популярного Ричарда Баха.

В настоящий сборник избранных произведений вошли наиболее яркие произведения из авторских сборников, а также несколько философских эссе и небольшая подборка из писем друзьям.

---

Он повернулся ко мне и кротко молвил:

Что привело тебя в этот лес, исполненный тиши и покоя? Ищешь ли ты под сенью зелени свое потерянное «Я» или в сумерках держишь путь к себе домой?

– Я искал лишь тебя, – отвечал я. – Искал, чтобы узнать о причинах, побудивших тебя предпочесть лес царству.

– История моя коротка, – сказал он, – просто я внезапно прозрел. Случилось это так: сидел я как-то во дворце у окна, выходившего в сад, где прогуливались мой придворный советник и чужеземный посланник. Когда они приблизились к окну, я услышал, как советник говорит о себе следующее: «Я во всем похож на царя; я жаден до крепкого вина и падок до всяческих азартных игр. И у меня, как и у владыки моего, – грозный нрав». После этих слов они скрылись среди деревьев. Однако вскоре воротились, и на сей раз придворный советник говорил уже обо мне: «Владыка мой, царь, во всем похож на меня: такой же искусный стрелок, так же, как я, любит музыку и совершает омовение трижды на дню».

Помедлив мгновенье, молодой человек добавил:

– На исходе того же дня я покинул дворец, взяв с собой только свое платье; ибо не пожелал дальше повелевать теми, кто присваивает себе мои пороки, а мне приписывает свои добродетели.

– Право, диву даюсь, – сказал я, – что за странная история!

– Ничуть, мой друг, – возразил он, – ты постучался в ворота моего молчания и воспринял только сущий пустяк. Ибо кто не предпочел бы царству – лес, где непрестанно поют и пляшут времена года? Многие отдали царство за меньшее, чем уединение и сладостный союз с одиночеством. Неисчислимы орлы, что спускаются с поднебесья жить вместе с кротами, дабы проникнуть в тайны земли. Есть такие, кто отказывается от царства мечтаний, дабы не казаться далеким от того, кто не умеет мечтать. А также и такие, кто отказывается от царства наготы и прикрывает свои души, дабы не устыдить других видом неприкрытой правды и обнаженной красоты. И все же величайший из всех них тот, кто отрекается от царства скорби, дабы не выглядеть надменным и тщеславным.

Затем он поднялся, опершись о посох, и сказал:

– Ступай теперь в большой город, сядь у его ворот и следи за всеми, кто входит в них и вы ходит обратно. Увидишь, встретится тебе и тот, кто, хотя родился царем, пребывает без царства; и тот, кто, хотя подневолен во плоти, властителен в духе – хотя ни ему, ни подданным его это невдомек; а также и тот, кто, хотя и кажется, что властвует, в действительности раб своих собственных рабов.

С этими словами он улыбнулся мне, и тысячью зорь осветились его уста. Затем он повернулся и ушел в глубь леса.

А я, как он мне наказывал, воротился в город и, сев у ворот, стал наблюдать за прохожими. И с того дня во множестве я видел царей, чьи тени скользили по мне, и ничтожны числом были подданные, по которым скользила моя тень.

Дочь льва

Четверо рабов обмахивали опахалами старую царицу, которая забылась сном на троне и похрапывала. А на монарших коленях растянулся кот, мурлыкая и лениво щурясь на рабов.

Один раб завел такой разговор:

– Ох и безобразна эта старуха во сне! Гляньте, губы ее отвисли, а дышит она так, будто дьявол душит ее.

Тогда кот, мурлыча, молвил:

– Она и наполовину не так безобразна в сне своем, как вы в своем бодрствующем рабстве.

– Сон, вроде бы, должен был разгладить ее морщины, вместо того чтобы углубить их, – заметил другой раб. – Верно, снится ей нечто жуткое.

– Вот бы и вам дать волю спать и лицезреть во сне свою свободу, – промурлыкал кот.

– Может, ей привиделось шествие всех тех, кого она обрекла на смерть, – предположил третий раб.

А кот промурлыкал:

– Ей-ей, она видит шествие предков ваших и ваших потомков.

– Конечно, болтать о ней легко, – сказал четвертый раб, – но от этого мне ничуть не легче стоять и обмахивать ее.

– И на том свете вам суждено ее обмахивать, ибо что на земле, то и на Небесах, – промурлыкал кот.

Тут во сне старая царица уронила голову на грудь, и ее корона упала на пол.

– Это дурной знак, – сказал один из рабов. А кот промурлыкал:

– Дурной знак для одного – добрый знак для другого.

– А вдруг она проснется и увидит, что корона на полу! – испугался второй раб. – Тогда наверняка она предаст нас смерти.

– Каждодневно, от самого вашего рождения она предает вас смерти, а вам и невдомек, – промурлыкал кот.

– Да, она предаст нас смерти и назовет это жертвоприношением Богам, – подтвердил третий раб.

А кот промурлыкал:

– Только слабых приносят в жертву Богам. Четвертый раб оборвал их разговор, бережно

поднял корону и вновь возложил ее на голову старой царицы, не потревожив ее сна. А кот промурлыкал:

– Только раб вновь водружает упавшую корону. Вскоре старая царица пробудилась и, зевнув, огляделась. А затем сказала:

– Кажется мне, я задремала, и привиделись мне четыре гусеницы на стволе древнего дуба, за которыми гнался скорпион. Не по душе мне этот сон.

Затем она закрыла глаза и уснула. И снова раздался храп. И четверо рабов продолжали обмахивать ее опахалами.

А кот промурлыкал:

– Обмахивайте, обмахивайте ее, тупицы! Вы раздуваете не что иное, как огонь, пожирающий вас.

Тирания

Вот что поет Змея, стерегущая семь пещер у моря:

– Мой суженый примчится на гребнях волн. Наполнит страхом землю его громоподобный рев, а пламя, вырывающееся из его ноздрей, охватит пожаром небо. С затмением луны мы станем мужем и женою, а с затменьем солнца я рожу на свет святого Георгия[24], который умертвит меня.

Вот что поет Змея, стерегущая семь пещер у моря.

Святой

Как-то в юности мне довелось посетить одного святого старца в уединенной роще за холмами. Мы беседовали о природе добродетели, когда заметили разбойника, с трудом взбиравшегося по хребту.

Достигнув рощи, тот пал перед старцем на колени и сказал:

– О святой человек, облегчи мне душу. Мои грехи тяготят меня.

– И мои грехи меня тяготят, – молвил святой.

– Но я вор и грабитель, – сказал разбойник.

– И я вор и грабитель, – отвечал святой.

– Но я убийца! – воскликнул разбойник. – И в ушах моих вопли множества людей, чью кровь я пролил.

– И я убийца, – отвечал святой, – и мои уши полнятся воплями тех, кого я умертвил.

– Я совершил несметное число преступлений, – не унимался разбойник.

– И моим преступлениям нет числа, – отвечал святой.

Тут разбойник поднялся с колен и пристально посмотрел на старца, и было некое недоумение в его взгляде.

Когда он оставил нас и вприпрыжку сбежал с холма, я повернулся к святому и спросил:

– К чему ты обвинял себя в преступлениях, которые не совершал? Разве не видишь, что человек этот ушел, больше в тебя не веря?

И ответил святой:

– Это правда, он больше не верит в меня. Но зато он ушел премного утешенный.

И тут донеслась до нас песня, которую вдали распевал разбойник и отзвуки которой наполнили долину радостью.

Плутократ

Как-то в моих странствиях я увидел на одном острове чудовище с человечьей головой и железными копытами, которое, не переставая, ело от земли и пило от моря. Я долго наблюдал за ним. Затем приблизился и сказал:

Тебе все мало; неужели ты никак не насытишься и не утолишь свою жажду?

И сказало чудовище в ответ:

– Да, я уже насытился, более того, уморился от еды и питья. Однако завтра земли для еды и моря для питья может уже не оказаться – вот этого-то я и боюсь.

Вящее «Я»

Вот что произошло однажды.

После коронации Нуфсибааль, царь Библоса[25], удалился в свою опочивальню – тот самый чертог, что возвели для него три горных отшельника-чародея.

Он снял корону и царское одеяние и остановился посреди опочивальни, размышляя о себе, теперь уже всемогущем правителе Библоса.

Внезапно он обернулся и увидел, как из серебряного зеркал, подаренного ему матерью, выходит нагой человек.

– Чего тебе? – воскликнул пораженный царь.

– Ничего, – ответил нагой человек. – Скажи лишь, почему венчали тебя на царство?

– Потому что я благороднейший человек в стране, – дал ответ царь.

Тогда нагой человек молвил:

– Будь ты еще благороднее, не стал бы царем.

– Меня короновали, – заявил царь, – ибо я самый могущественный человек в стране.

– Будь ты еще более могущественным, – молвил нагой человек, – не стал бы царем.

– Меня венчали на царство, ибо я мудрейший человек, – изрек тогда царь.

А нагой молвил:

– Будь ты еще мудрее, не польстился бы на престол.

Повалился тогда царь наземь и горько зарыдал. Нагой человек посмотрел на него, поднял корону, заботливо возложил ее на поникшую голову царя и, не отрывая от него участливого взора, вошел в зеркало.