Ирина Лобановская - Неземная девочка

• Название: Неземная девочка
• Автор: Ирина Лобановская
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9524-2606-1

Внезапная смерть школьного приятеля, бывшего возлюбленного, словно встряхнула Нину, вытолкнула ее из спокойного течения привычной жизни. Она не задумывалась, счастлива или нет. Для нее стало необычайно важно не только понять все обстоятельства странной гибели одного из самых близких ей людей. Молодая женщина нуждалась в ответе и на другой, самый важный в жизни вопрос: остались ли в ней еще силы, чтобы по-прежнему жить в согласии с самой собой, верить, надеяться, любить?

---

Нина вспомнила, как она впервые увидела Зинаиду. Сразу в качестве жены…

Какую выбрал! — подумала она тогда в страхе. Толстуха! Брюхо торчит! Нос здоровый! На голове воронье гнездо! Гарна дивчина… Или любит?… И не искал, и не выбирал вовсе… Любит… Любит — и все!

Позже Нина поняла, что ошиблась: о любви не стоило даже задумываться. Зато безропотная и безответная Зиночка оказалась заодно и премудрой, умеющей свободно и легко подчиняться. На что способны только самые умные женщины.

До свадьбы Борька как-то вскользь упомянул о какой-то своей новой знакомой из Симферополя. Поскольку Нина была уже давно в курсе безмерной широты Борькиной души и неограниченности увлечений, она не удивилась, но поинтересовалась:

— А как она выглядит?

Акселевич непонятно замялся, пытаясь что-то выразить, обрисовать словами облик Зиночки, но никак не мог — не вспоминалось ему никаких особых примет: прямые русые волосы средней длины, нормальный рост, хорошая комплекция… Ничего особенного и из ряда вон выдающегося. И выпалил наконец:

— Ха!.. Зиночка Крупченко ее зовут. Попросту Крупка.

Нина догадливо хмыкнула и вполне серьезно сказала:

— Ясно, Боб… Стало быть — вся из себя она — Зиночка Крупченко!..

Нина не знала, почему до сих пор нет Зинаиды. Унижаться до расспросов она не желала и молча злилась, справедливо считая, что этой рассеянной тихоне не приехать было нельзя. Не умерла же она скоропостижно от неожиданного горя!

Нина даже не слишком тосковала. С одной стороны, не позволяла себе, с другой — была готова к раннему расставанию навсегда, оно не сразило ее своей резкой неожиданностью. Знала — Борькин век давно измерен. И ранний уход — извечное клеймо избранника Небес. Как концлагерный номер. Борьке выдали номерок с небольшой цифрой. Нина разглядела его очень давно. Увидела и испугалась.

Глава 4

Девушка со стаканом…

Так прозвал Юльку незнакомый человек в поезде. Немолодой. Правда, ей тогда все люди старше тридцати казались немолодыми. Небритый — где там бриться в товарняке, куда людей затолкали так, что всю дорогу они стояли плечом к плечу. Грязь, духота, смрад… Вонь немытых человеческих тел… Казалось, что они действительно превратились просто в тела, загадочным, необъяснимым образом продолжающие двигаться, говорить и думать. Но только на время. И не на долгое.

Юлька начинала понимать, как оно отвратительно — человеческое тело. Как грязно, мерзко, противно… И никуда теперь от него не деться… А если ей захочется в туалет? Что тогда?! Сколько еще их будут везти в этом глухом вагоне? Нет, она не могла представить, что можно вот так, прямо на виду у всех, присесть и… Лучше сразу умереть!.. Но почему-то никто не умирал, а все справляли свои дела прямо в вагоне, часто стоя — пошевелиться нельзя, — отчего вонь все усиливалась, делаясь невыносимой.

Голова кружилась, начинали ныть виски. Небритому удалось в этой тесноте присесть на корточки. Или он очень плохо себя чувствовал? Снизу он долго рассматривал Юльку, а потом тихо произнес:

— Девушка со стаканом… Откуда взялась ты, вот такая? И почему не выпускаешь его из рук?

Юлька обозлилась: чего задавать глупые вопросы? Она вообще была оторва, никогда ничего не боялась, смело дралась с соседскими мальчишками, хотя росла под надежной защитой двух двоюродных братьев, готовых дать в морду любому, кто полез бы к их младшей обожаемой сестренке.

— По-моему, здесь все взялись из одного места: из Ростова! — резко заявила Юлька. — Облава шла по всему городу! Меня схватили на рынке. А вы разве не ростовчанин?

Небритый медленно покачал головой. И снова внимательно посмотрел на стакан в ее руке. Дался ему этот стакан!

Сентябрь в Ростове всегда теплый. Но в сорок втором он выдался по-настоящему жарким. Делать ничего не хотелось, мысли постоянно тянулись к Дону, к воде, куда можно окунуться с головой, заплыть как можно дальше от берега и забыть обо всем…

Но в тот день не отпускала от себя книга. Юля читала на террасе «Овода». Ну конечно, на самом интересном месте, когда так хотелось узнать о любви Джеммы и главного героя, мать попросила Юлю сходить на рынок за постным маслом. Спорить с матерью никто не осмеливался: она была резковата, жестка и приказов своих никогда не отменяла.

Юля с тяжелым вздохом отложила книгу в сторону, взяла граненый стакан и рубль и пошла. В сарафанчике и маминых шлепанцах, как была — базар-то рядом, только улицу перейти.

Торговки кричали, переругиваясь, словно и не существовало никакой войны. Да, впрочем, и сама Юля иногда о ней напрочь забывала. Немцы уже приходили один раз, ну, пришли во второй… Их скоро выгонят. Стоит ли задумываться над этим? Пока война никак не влияла на ее жизнь.

Юля придирчиво и капризно, изображая опытную хозяйку, перепробовала множество ложек масла и наконец выбрала. Ей налили полный стакан. На выходе из рынка ее куда-то вдруг потеснили, оттолкнули, начали кричать полицаи… Юля даже толком не поняла о чем. И ни о чем, конечно, не догадалась. Она дерзко и нахально оттолкнула плечом полицая, пытаясь вырваться. Тот усмехнулся, оглядев ладную дивчину, и крепко взял ее за локоть. Вырваться не удалось. Ладно, обойдется… Какая-нибудь очередная дурацкая проверка. Может, снова ищут бежавших военнопленных, не раз уже исчезавших с железной дороги.

Юлю вместе с гомонящей толпой довели до вокзала, втолкнули в вагон, предназначенный для коров, и повезли. Куда? Зачем? Она ничего не понимала.

Небритый пристально смотрел на нее. Открытый пестрый сарафанчик, разношенные мамины шлепки, две толстенных косы за плечами… И стакан с подсолнечным маслом в руке…

Потом он неожиданно вдруг завел какую-то заунывную, никому не знакомую песню. Может, сам ее выдумал? Пел он о родине, которую покидал навсегда, о том, как ему хочется жить, как хочется назад, в Россию, на берег Дона, под жаркое родное солнце…

В вагоне начали подпевать, потому что слова повторялись, были очень простыми, легко запоминающимися. Вокруг безмолвно плакали, слезы текли по щекам почти у всех, и все пели: заунывно, тяжело, безнадежно… Неужели все сказанное в песне — правда и никто из них не вернется домой?! Нет, этого не может быть! Небритый и все остальные просто слишком старые, им уже все равно скоро умирать, а Юльке только жить и жить, ей всего четырнадцать…

Юлька почему-то вспомнила свою любимую учительницу литературы. Весной ей исполнилось тридцать лет, она праздновала день рождения шумно, радостно, вся школа поздравляла, ученики несли самодельные незамысловатые подарки и цветы… И вместе со всеми учительница пела. А Юлька смотрела на нее и думала: «Что же тут распевать? Ведь тридцать стукнуло! Это же старость! О смерти думать пора, а у нее песни на уме!»

Поезд шел во Львов, до которого тащились почти четверо суток. Ехали все так же стоя. Плечом к плечу. Без еды и воды. У некоторых оказались с собой вещи: многих взяли из домов, поэтому удалось кое-что наспех прихватить. А в руках у Юли — все тот же стакан. Масло она давно выпила — хотелось есть, — а его берегла и берегла с маниакальным упорством, как единственный предмет, оставшийся на память о доме. Писать пришлось прямо в трусики, а кишечник от страха все-таки, на ее счастье, парализовало. Юлька ненавидела себя и всех остальных, ни в чем не виноватых и страдающих не меньше, а скорее всего, куда больше, чем она. Но простить ни им, ни себе этого омерзительного запаха не могла.

Девушка со стаканом… Прозвище привязалось, прилипло к ней. Ее долго так и звали. Тот стакан отобрали у Юли уже во Франкфурте-на-Майне, в тюрьме. Значительно позже.

Сначала был лагерь во Львове. Никто тогда даже не поверил, что они наконец добрались до места. Все стояли и молчали, хотя немцы, надсаживаясь и срывая голоса, орали, что пора выходить, теснили людей к выходу.

Юлька вырвалась из вагона первая, растолкав толпу. И застыла. Не может быть…

Ее ослепило львовское, вяло закатывающееся, разгоряченное за день солнце. Вокруг нежной зеленью покачивалась высокая, такая мирная трава, в задумчивом небе замерли, словно обклеванные птицами по краям, кусочки мягких облаков… Юлька бросилась куда-то в сторону от поезда, но немец преградил ей дорогу и указал, куда идти. Наконец-то разрешили сходить в настоящий туалет… Какое это было счастье! И никто не заметил, как он грязен. Потом всех раздели догола и отправили на дезинфекцию. На самом деле гогочущие немцы попросту обливали привезенных пленных холодной водой из шлангов. Небритый куда-то пропал, и очень хорошо. Почему-то Юле вовсе не хотелось, чтобы он увидел ее голой. А позже самых красивых девчонок начали утаскивать в кусты…

Юля забеспокоилась и в тревоге подошла к какой-то немолодой женщине, с которой ехала в одном вагоне, с неудовольствием искоса посмотрев на ее обрюзгшее рыхлое тело. Неужели и Юлька тоже когда-нибудь станет такая же? Ни за что на свете! Лучше действительно умереть молодой!