Ирина Лобановская - Жду, надеюсь, люблю...

• Название: Жду, надеюсь, люблю...
• Автор: Ирина Лобановская
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9524-3880-0

Когда неожиданно и загадочно исчез старший сын, Марина уже не могла обманывать себя. Трещины в семье, которые казались ей незначительнее легких царапин на гладкой поверхности ее жизни, в действительности оказались пропастями, на дне которых могло таиться все, что угодно: коварство, притворство, обман…

Она не знала, как ей жить дальше, да и не особенно задумывалась о будущем. Все это — потом, потом. Главное — дождаться возвращения сына, верить, что он непременно вернется.

---

Дочки казались ему слишком требовательными, беспредельно эгоистичными и даже — смешно сказать! — чересчур дружными. Все умилялись их трогательной, искренней привязанности друг к другу — настоящие попугайчики-неразлучники! — а Евгений Павлович усматривал в этом что-то странное, необычное, исходившее от тещи, с ее удивительными поступками и безумными идеями.

Например, взять и всей семьей (шесть человек!) поехать на майские праздники в Крым. Евгений Павлович в ужас приходил от одной мысли, во сколько обойдутся билеты, а все остальные радовались и готовы были лететь хоть сейчас.

Затем теща взялась за его воспитание. Евгений Павлович очень строго принимал экзамены у студентов: ставил двойки половине курса, по три раза перепринимал у лентяев, заставлял учить историю и все такое прочее. И теща, изучив ситуацию, однажды твердо заявила:

— Женя, ты ведь этим самому себе усложняешь жизнь! Тебе из-за этих обалдуев приходится по четыре раза на неделе ездить в институт. Недавно ты принимал какой-то экзамен с часу дня до одиннадцати, считай, ночи. А где-то так уже часам к семи-восьми вечера — пустой институт, внизу охрана колобродит, усмехаясь. Зажигаются огни. А кто еще не сдал — те сидят на лестнице и на банкетках, тусуются. И так ведь они сидят с часу дня! А ты все принимаешь и принимаешь… Все замучились, обалдели, отупели. Я бы на месте твоих студентов подошла бы к тебе и сказала: «Евгений Павлович! Караул устал!» Поставь ты им их жалкие, выплаканные тройки, да с плеч все долой!

Евгений Павлович возмутился, подумал-подумал, махнул рукой и перестроился по тещиному совету. Жизнь и вправду стала намного проще.

Марина важно изрекла:

— Вот что такое — влияние женщины! Евгений Павлович предпочел ее не услышать.

— Папенька! — закричала Марина как-то вечером, вылетая в переднюю.

За ней тут же выскочила Арина. Дома сестер для простоты звали Мариками.

— Мама сказала, чтобы мы поставили тебя в известность, и мы ставим! Нам срочно нужны новые босоножки!

— А где старые? — Евгений Павлович аккуратно опустил портфель на банкетку.

— Старые, папенька, развалились! Невезуха! — радостно сообщила Марина.

Она была старше сестры на шесть минут и всегда начинала разговор первой.

— У нас теперь босоножки на один сезон! Берем дурной пример с Запада! У них там давно все на один сезон, даже женщины. Это только в России — серебряные свадьбы! — И Марина выразительно посмотрела на сестру.

Обе засмеялись. Намек на чересчур затянувшуюся, по мнению близнецов, совместную жизнь родителей был очевиден. Марики не раз предлагали матери разойтись с отцом.

Евгений Павлович тихо вздохнул от такого цинизма и наглости. Все-таки надо признать, что ни теща, ни Ася до подобных дерзких мыслей и высказываний дойти никогда бы не сумели. И стал стереотипно размышлять о молодежи, о проблемах воспитания, о том, что его совсем не так растили, о своих педагогических ошибках и просчетах, о каком-то необъяснимом безразличии и вялости, инертности Аси (как шло, так и ехало), о неоправданных восторгах тещи по поводу внучек. Жизнь была словно снесена неведомой могучей взрывной волной, неизвестно откуда взявшейся. Но всем этим он мог поделиться лишь с соседом Макар Макарычем, и то вскользь, невзначай. Хотя обычно даже небольших, коротких фраз-жалоб хватало для того, чтобы успокоиться, излить душу и вернуться в квартиру другим — отдохнувшим и бодрым.

— Глядя на тебя, папенька, — заявила Марина после перекура, — можно подумать, что врачи ошибаются и курить очень полезно! У вас там клевая говорильня!

Ася улыбнулась.

Перед сном Марина попробовала увязаться за отцом на лестницу, но тот резко, что случалось с ним нечасто, остановил ее. Дочка надулась, будущая певица в кричащей ярко-оранжевой безвкусной кофтенке и джинсах, но, когда Евгений Павлович, вдоволь накурившись, вернулся, она уже жизнерадостно лупила по клавишам в четыре руки с сестрой и пела.

— Папа! — закричала Марина, увидев отца и оборвав пение. — Послушай, что мы совершенно случайно выяснили. Оказывается, нынче почти во всех вузах берут со студентов деньжата и даже заранее сообщают таксу, чтобы ненароком не ошиблись: столько-то рубликов — экзамен, столько-то — зачет. Святая правда! Одна студентка раскололась. Хотя педагоги призваны растить и выращивать честное, бескомпромиссное и светлое во всем поколении. А ты что же теряешься? Чего без толку плакаться на маленькую зарплату? Заяви там, наконец, у себя в институте о себе во весь голос! Или ты берешь денежки тайком от нас? И делаешь секретные клады? А твой сосед и приятель по сигаретам, с которым ты вась-вась, тоже хорош! У него сын давно уже приторговывает чем-то. И теперь стал богатеньким Буратинкой. В кабаках безвылазно. Все по уму! И отцу помогает из тех же денег от продажи. Папаша берет, ничего, чистеньким только хитро прикидывается. А его дочка сделала уже четыре аборта.

Евгений Павлович слушать дальше дочурку не стал, поскольку давно был в курсе дела: сосед сам, проглатывая слова, с трудом рассказал и про торговлю, и про аборты. Он переживал, мучился, не спал ночей — тягучих и давящих, — но что можно сделать с детьми, давно взрослыми и самостоятельными? А деньги… Нет, вряд ли Макар брал их у сына, который обзавелся теперь и дачей, и дорогой машиной.

Ася почему-то улыбнулась. Ее улыбка, размытая, слабая, раздражала сейчас Евгения Павловича даже больше, чем откровенное хамство девчонок. Чему тут улыбаться?

Вдохнуть стало трудно, за грудиной привычно заболело, надавило, и Евгений Павлович понял, что нужно пососать валидол и лечь спать. Он ушел в спальню, нервно, торопливо, рывком принялся дергать ящики тумбочки в поисках снотворного. Тумбочка гремела, ящики хлопали, снотворное не находилось. Должно быть, кончилось. Кто же в доме позаботится о нем, кроме него самого?

Недавно Евгению Павловичу предложили стать директором крупного НИИ, занимающегося вопросами истории. Он отказался. Зачем ему это? Он терпеть не мог власти, сам наверх никогда не рвался и презирал тех, кто крепко-накрепко повязал свою жизнь с обязательной карьерой, стал зависимым именно от нее и ей поклонялся, как божку, идолу.

Дочери его не поняли и гневно осудили. Жена промолчала. Теща вообще не обратила внимания, потому что давно уже не замечала зятя, как старую вещь в доме, которую просто забыли выкинуть.

Евгений Павлович вернулся в гостиную. Пианино было закрыто. Марина перебирала тетради, готовясь к завтрашним занятиям в институте, Арина складывала ноты. Ася сидела на диване спокойно, неподвижно, сложив руки, и умиротворенно наблюдала за сборами дочек.

— Марина, — резко сказал Евгений Павлович, — у меня кончилось снотворное. Сходи, пожалуйста, в аптеку.

— Ну что ты, папа! — тотчас возразила недовольная дочь. — Куда я пойду на ночь глядя? Уже одиннадцатый час.

Идти ей никуда не хотелось. Вид отца, бледного, беспокойного, вечно пробующего то одни, то другие таблетки, вызывал у Марины желание беспрерывно возражать и спорить. И доводить его до еще большего раздражения.

— Дежурная совсем близко, — слабо вступила в разговор Ася.

— Я должна подготовиться к экзамену, — на ходу придумала Марина (она хотела почитать на ночь Сименона). — У нас сессия на носу, сами знаете. И у тебя опять нет рецепта. Снотворное так просто не дадут!

— Попроси, дадут! Я не смогу уснуть, — настаивал Евгений Павлович. — Ты ведь знаешь, я давно не засыпаю без лекарств.

— Сходи, Маринушка! — снова попросила Ася.

— Опять новый наезд? Ну почему я?! Почему не Аринка?! — закричала вдруг Марина, не взглянув на удивившуюся сестру. — Почему вечно я да я?!

— Вот вам и попугайчики-неразлучники! — съязвил Евгений Павлович. — Ничего себе дружные сестрички! Услышал бы кто-нибудь — не поверил.

— Папа прав, Марина, — начала длинную тираду Ася, но кончить не успела.

— Уговорили! — грубо оборвала ее дочь. — Но если не дадут без рецепта, я не виновата! Предупреждала!

— Надоело всю жизнь быть амортизатором, — тихо обронила Ася ей вслед. — Тяжелая и неблагодарная должность…

Сердито схватив сумку, Марина вылетела на темную улицу.

Фонари оплывали, как свечи в вечернем теплом тумане после недавнего дождя, едва размазывая, по надоевшей им обязанности, тускло-бесцветные полоски и пятна света. Было пустынно и тихо. Босоножки неприятно шлепали по влажному асфальту, и Марина вновь с раздражением вспомнила о порванных застежках. Она дошла до метро и остановилась, рассматривая припаркованные вдоль тротуара машины. Очень хотелось иметь престижное авто, что-нибудь этакое, крутое, какую-нибудь иномарочку, которые уже стали понемногу появляться вокруг, вызывая к себе самое пристальное внимание. Но отец смог разориться, и то совсем недавно, на вшивые подержанные допотопные «жигули» древней модели. И то хлеб, хотя говорить о подобном авто в приличном обществе невозможно. Арина, та всегда, чуть что, начинала нервничать и торопливо нашептывать сестре на ухо, чтобы та поменьше трепалась и распространялась о деталях. Сплошная невезуха…