А. Красницкий - Дочь Рагуила

• Название: Дочь Рагуила
• Автор: А. Красницкий
• Издательство: Современник
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1996
• ISBN: 5-270-01918-3

Роковая, преступная тайна лежит в основе трех увлекательных романов популярного русского писателя А. И. Красницкого (1866-1917).

У молодой купеческой дочери таинственным образом один за другим умирают перед свадьбой шесть ее женихов. Седьмой бросает вызов судьбе, решив разгадать эту тайну („Дочь Рагуила“).

Приподнять таинственную завесу, раскрыть все эти преступления помогает несравненный Мефодий Кобылкин, всеведущий и вездесущий, „ищейка по призванию“, как и англичанин Шерлок Холмс, француз Мегрэ, бельгиец Пуаро и другие знаменитые сыщики.

---

– Так, так, – повторил он. – Ну, когда же вы, Василий, можете начать вашу службу у меня?

– Когда прикажете, барин, каждую секунду, вот хотя бы сейчас.

– Как это так? Вы ведь будете жить у меня?

– Так точно. Лицо, рекомендующее меня вам, уверило меня, что я поступлю непременно. Я имел смелость забрать все пожитки и явиться сюда с ними.

– Вот как! Очень хорошо! Ну, тогда с Богом! В добрый час! – произнес Твердов, а сам подумал:

„Скоро же действует Кобылкин! Правду сказать: кажется, я уже под надежной охраной“.

IV

Пари

Савчук в несколько минут устроился у Твердова так, как будто жил у него долгие годы. Николай Васильевич следил за ним и только удивлялся расторопности этого человека. Не прошло и четверти часа, как он уже явился и сказал:

– Осмелюсь предложить, Николай Васильевич, вы изволили сказать мне, чтобы я был около вас безотлучно, то есть я понял это так, что коли вы меня в глухую полночь потребуете, так я и тогда должен предстать пред вами.

– Так, так. Ну и что же?

– Рядом помещеньице для меня есть; номерочек крохотный и дверью с вашим апартаментом – с гостиной вашей – сообщается. Очень недорогой. Не разрешите ли?

– Это очень хорошо будет! Пожалуйста, пожалуйста, устраивайтесь, а я сейчас уезжаю.

– Когда изволите вернуться?

– Не знаю, право… Вы можете распорядиться обедом, чаем – всем, что вам угодно, я сделаю распоряжение. Даже, – взглянул Твердов на часы, – вы совершенно свободны до семи часов вечера. Я не вернусь ранее этого времени… Теперь помогите одеться.

Василий оказался камердинером на редкость. Туалет прошел так, что у Твердова не возникло повода быть недовольным своим новым слугой.

Перед уходом он спросил у Савчука, есть ли у него паспорт. Тот показал ему документ, в подлинности которого можно было не сомневаться, только от наблюдательного Николая Васильевича не укрылось то, что документ выдан в тот же день, когда к нему явился Савчук. Все это успокоительно подействовало на Твердова.

„Так, так, это хорошо, – соображал он. – Под такой охраной не страшно“.

Твердов прежде всего хотел отправиться в больницу, куда было отвезено для вскрытия тело несчастного Евгения Степановича, но раздумал и поехал в ресторан, где надеялся встретить приятелей, бывших с ним накануне на злополучной свадьбе. Он не ошибся. Почти все молодые люди, которые были вчера, собрались здесь, в большом отдельном кабинете. Разговоры вертелись около внезапной смерти Гардина и вообще печального события накануне. Твердова, очевидно, поджидали с нетерпением.

– А, наконец-то! Вот и он! – раздались восклицания. – Приехал! Куда вчера скрылся?

Николай Васильевич поздоровался со всеми и уселся за уставленный приборами стол.

– Завтракать не буду, – объявил он, – завтракал уже, вина выпью. Ну, что нового в газетах?

– Шум и вопли. Целыми столбцами так и жарят. Еще бы, тема-то какая! Жених номер шесть и с тем же, как у своих предшественников, результатом.

– Но вскрытие, – допытывался Твердое, – вскрытие-то что показало? Да погодите, господа, не все разом. Скажи ты, Петр Александрович, – обернулся он к ближайшему своему соседу. – Ты естественником был, лучше других можешь объяснить нам, что и как.

Петр Александрович Масленцев отпил из бокала, крякнул и с видом авторитета объявил:

– Вскрытие решительно ничего не показало. Будут произведены всевозможные анализы, согласно предписаниям судебной медицины, но, я полагаю, ничего открыто не будет. Есть яды, действующие моментально и не оставляющие после себя в организме никаких следов. Например, кураре…

– Ну, это ты уж оставь, естественник, – перебил его Твердое. – Кураре действует, попадая в кровь непосредственно, а внутрь его хоть ведрами лей – ничего не будет.

Масленцев смутился, но сейчас же оправился:

– А кто знает? Может быть, Евгения укололи. Только нет, тут преступления быть не может.

– Какое там преступление! – заговорили кругом. – Ведь если преступление, то кто же тогда из нас преступник? Чужих никого не было, все свои, все друг другу знакомые.

– Постойте, – остановил говоривших Твердов, – а кто это был такой среднего роста, полный, начисто бритый, еще глаза так во все стороны бегают? Заметили? Кажется, Дмитрий Константинович, – обратился к одному из молодых людей Твердов, – он с тобой рядом сидел за столом. Кто это?

– Право, не знаю, – пожимая плечами, ответил Дмитриев, – никогда не видал. Господин очень приветливый, смешил, все шуточками да прибауточками разговаривал, анекдоты рассказывал. Только я его не знаю. Может быть, Филиппов знает.

– Нет его, приедет – спросим… Только вряд ли он знает: он у Александра Александровича еще вчера спрашивал, кто это такой.

– Так вот, други милые, – заметил Николай Васильевич, – как же это вы говорите, что все свои были? Нашелся-таки среди своих чужой, да такой еще, которого никто из нас не знает.

– Так неужели он – убийца? – крикнул за всех Дмитриев.

– Ну вот, сейчас же и убийца, – совершенно спокойно ответил Твердов. – Ничего я такого не думаю. А сердце-то все-таки не на месте… Оттуда, из зала-то, я прямо, никуда не заезжая, домой поехал и всю ночь до рассвета продумал о вчерашнем печальном событии.

– Ну и что же? – спросил Александр Александрович, до сих пор не обращавшийся к Твердову. – Что ты надумал?

– Да я пришел к тому же заключению, что и все. Преступление ли тут, убийство или что-нибудь иное, совершившееся при участии человеческой воли, – я не знаю, и знать не хочу. Это – не мое дело. Фемида с повязкой на глазах, но у нее есть кому глядеть за нее в оба. Так пусть она и глядит. Я же склонен думать, что тут действует судьба, рок – ну, все, что вам только угодно, кроме человека. Я так это, дорогие мои друзья, и принимаю. Довольны вы? Ну, давайте голосовать ваше удовольствие.

– Шутишь ты все, а шутки неуместны, – заговорил только что явившийся к компании высокий худощавый брюнет с тонкими „китайскими“ усами.

– А, это ты, Ваня! – протягивая ему руку, воскликнул Твердов. – Господа, слышали вы? Иван Иванович Филиппов, наш милейший друг, говорит, что я шучу, а между тем я серьезен.

– Да полно! Где твоя серьезность-то? – возразил Филиппов. – Ведь ты только подумай, в каком ужасном положении теперь Верочка.

– Что же ужасного в ее положении?

– Как что? Ведь после вчерашнего она на весь свой век должна остаться в старых девах или вдовушках. Замужем ей не бывать никогда.

– Это почему?

– Да кому же своя жизнь не дорога? Кто поручится, что жених номер семь не последует примеру шестерых своих предшественников? Налицо факты. Веру и так обегали, а теперь как от чумы от нее бегать будут.

– Экий трус народ пошел! – подтрунивал Твердов.

– Трус-то не трус, а согласись сам, что береженого Бог бережет. Примеры налицо, – вступился Александр Александрович.

– Так вы, господа, уверены, что Вера Петровна не найдет себе седьмого жениха?

– Не найдет, по крайней мере, из числа тех, кто знает историю шести предшествовавших женихов, – заметил осторожный Дмитрий Константинович. – Я, например, не польстился бы на такую невесту, хотя бы она была красавицей.

– И я, и я! – закричали остальные.

Николай Васильевич был очень доволен, что встретил такой единодушный протест со стороны своих приятелей, и громче всех крикнул:

– А я вам, черт возьми, говорю, что седьмой жених для Веры найдется, и даже из числа тех, кто знает ее печальную историю! Понимаете, седьмой жених!

– Нет, нет и нет! – раздались голоса.

– Я говорю: да!

– Пари! – выступил Иван Иванович, самый самостоятельный после Твердова среди собравшихся.

– Идет! – ответил тот. – На дюжину шампанского!

– Согласен. Господа, будьте свидетелями, что я и Твердов держим пари. Но в течение какого срока? – обратился Филиппов к Николаю Васильевичу.

– Назначай сам, – ответил тот, небрежно играя лежавшим перед ним на столе ножом.

– Хорошо. Итак, мы держим пари, что если в течение трех лет… нет, мало: в течение десяти лет, считая от сегодняшнего дня…

– Постой, – поддразнил его Твердов, – десять лет мало, клади одиннадцать.

– Ты смеешься, но будь по-твоему, шампанское все равно мое, и мы через одиннадцать лет разопьем его вместе. Докончим же: я и Твердов держим пари между собою, и все вы – свидетели тому, что если до истечения одиннадцати лет, начиная с сегодняшнего дня, найдется какой бы то ни было мужчина – все равно, старый или молодой, но вполне осведомленный о судьбе шести людей, бывших женихами Веры Петровны, и изъявит желание предложить ей свою руку и сердце, – то я считаю себя проигравшим и ставлю двенадцать бутылок шампанского.

– Какой марки? – засмеялся Твердов.

– Ты шутишь, а я серьезно.

– Серьезно? Неужели? Быть не может! – представился испуганным Николай Васильевич.

– Вполне. Впрочем, выставив дюжину шампанского, нужно наказать тебя за легкомыслие. Ты можешь отказаться от нашего пари.