Элена Станканелли - Я РОСЛА ВО ФЛОРЕНЦИИ

• Название: Я РОСЛА ВО ФЛОРЕНЦИИ
• Автор: Элена Станканелли
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-01787-0

Элена Станканелли, писательница и журналистка, живет и работает в Риме. Однако ее родная Флоренция по-прежнему служит для нее источником вдохновения. Многочисленные туристы, наводняющие этот город-музей, видят лишь его витрину, его парадную сторону, едва ли представляя себе реальную жизнь этого сказочно прекрасного места. Элена Станканелли рассказывает о том, что скрывается за роскошными фасадами, о проблемах города, о важных событиях в его истории, о флорентийцах, их характере и привычках.

---

Я была белокурой, полной и неуклюжей. И я была и остаюсь женщиной, то есть при делении мира меня следовало бы отнести к тем, кто учит, а не к тем, кто учится. Женщины, как говорят, являются хранительницами секретов секса. Благодаря таинственной генетической наследственности знание это изначально заключено в их теле. Не знаю, не знаю, мне кажется, что я отношусь к третьей категории людей, не различающей мужчин и женщин: тек, кто ничего не знает. Ничегошеньки, а если знает, то быстро забывает. Мой привычный кошмар — это что кто-нибудь попросит меня с ходу ответить, кто нынешний президент Итальянской Республики или кто автор "Энеиды". Я ничего не знаю и не могу ничему научить — какие уж там секреты секса. Но я знаю, что есть женщины, способные на это, и все мы, эротико-сентиментальные аутистки, должны каждый день возносить им хвалу.

Если не считать практики, то все, что мне известно о сексе, я узнала примерно в шесть лет благодаря книге с картинками, спрятанной в гостиной; думаю, я по недоразумению нашла ее слишком рано.

Эротизм героев этой книги в твердой синей обложке — женщины со стрижкой а-ля Кэндис Берген и коротышки, напоминающего пластмассового человечка, какими играют мальчишки, — явно стремился к нулю. Несмотря на то что они проводили время в обнимку и голышом (я до сих пор отчетливо помню их внутренние и внешние половые органы), их флегматичность породила во мне убеждение, что секс не имеет ни малейшего отношения к желанию и наслаждению. Скорее это занятие вроде развешивания белья или замены перегоревших лампочек. Такая же работа по дому, как многие другие, единственным своеобразием которой было то, что ею надлежало заниматься вдвоем и с непременной улыбкой, как это делали два моих друга-нудиста.

Через несколько дней после обнаружения синей книги о сексе, когда мы с братом, держась за руки, шли из школы через площадь Д'Адзельо, нам навстречу двинулся человек в плаще. В нескольких шагах от нас он распахнул свой плащ, чтобы продемонстрировать нам то, что — как я поняла лишь много лет спустя — было эрекцией, причем весьма хиленькой. Наложив один на другой эти два когнитивных опыта, книгу и эксгибициониста, я чуть ближе подошла к истине.

Но в мой первоначальный опыт, весьма стереотипный, время вскоре внесло свои поправки. Я быстро поняла, что мужичок в плаще и скверик не смогут послужить ни материалом для рассказов, ни даже пищей для размышлений. К счастью, несколько месяцев спустя в Прато я увидела мужчину, мастурбировавшего в припаркованной машине. В семь лет в моем воображении Прато был как Таиланд, рай эротического туризма. Потом были путаны.

8. "Пятисотка"

Мои истерические кризисы на почве страха быть покинутой достигли стилистического совершенства в "венерианский период". Родители решили, что я достаточно большая и могу на несколько часов взять на себя заботы о младшем брате, чтобы они могли куда-нибудь сходить. Я терпела несколько месяцев, потом, однажды вечером, когда они уже стояли на пороге, собираясь уходить, я бросилась на пол и, брызгая слюной и извиваясь, крикнула, что, если они еще хотя бы раз оставят нас одних, венериане похитят нас вместе со всеми нашими куклами Барби. Видимо, это прозвучало достаточно убедительно: родители продолжили выходить по вечерам, но мы с братом снова получили бебиситтера.

Должна признаться, идея была не совсем моя. Подружка объяснила мне, что, когда мы спим, жители планеты Венера спускаются на Землю и забирают Барби, поскольку те — не кто иные, как их посланницы. На заре их возвращают назад, чтобы они вернулись к своим обязанностям. Она не сказала мне, что венериане делают ночью с куклами, а я и не спросила. Подруга ни словом не обмолвилась о том, что вместе с Барби венериане, пользуясь случаем, забирают неосторожных землян, оставленных родителями без присмотра. Эту часть я выдумала сама. После почти тридцати лет чтения книг я могу заключить, что история о венерианах была моим первым эротическим рассказом. Классическая фантазия на тему изнасилования на фоне научно-фантастических декораций.

В то время как с горем пополам формировалось мое эротическое воображение, я страдала. Каждый аспект жизни моих родителей, предполагавший мое отсутствие, доставлял мне невыносимую боль. В дни моего щенячьего мазохизма я мучила себя тем, что представляла, какими становятся родители, когда меня нет рядом. Я собирала материал, подслушивая телефонные разговоры, шаря по салону машины и по сумкам в поисках сигарет, кошельков, таблеток, ключей. Мать курила "Муратти", ходила с большими сумками, похожими на бухгалтерский портфель, и носила с собой белый хлопковый платок. Иногда, выходя из дому, она повязывала на голову цветную косынку. Я оставалась томиться дома, а она садилась в "Фиат-500" цвета охры и скрывалась из виду.

"Фиат-500", как всем известно, имел несинхронизированную коробку передач. Чтобы понизить передачу без скрежета, надо было уметь делать двойной выжим, в просторечии "двойку". Довольно простая операция, требующая, однако, хорошей координации. Заключается она в том, чтобы отпустить газ, выжать сцепление, выключить передачу, нажать на педаль акселератора, дважды надавить на сцепление, нажав на газ между первым и вторым разом, и в этот момент включить нужную передачу. Все это когда нет детей, разумеется. Моя мать, когда сидела за рулем "пятисотки", должна была следить за тем, чтобы мы с братом не прикончили друг дружку и не выбили лобовое стекло головой. Тогда не было автокресел. Детей заталкивали на заднем сиденье и отвешивали им подзатыльники всякий раз, как те пытались перелезть вперед, к взрослым, суя руки и ноги в пространство между передними креслами. О тонкостях вождения думать было некогда.

Часто в нашу "пятисотку", кроме моей матери, набивалось четверо, шестеро, восемь детишек. Мамы по очереди возили нас на плавание или на праздники. Мы, дети, ненавидели праздники. Когда их устраивали у нас дома — за то, что вторгшаяся на нашу территорию орда попирала все установленные правила, нарушая неприкосновенность границ и собственности, возмутительно обобществляя игрушки. Когда ходили в гости — помимо мучений с одеждой и обувью, элегантность которых была обратно пропорциональна удобству, — за то, что мы должны были выступать в роли резвящейся детворы перед нашими родителями, расположившимися на диванах с сигаретами в руках. И раскрывать перед ними наши слабости, превосходство самого наглого, смелость самой красивой — словом, то, что предпочли бы сохранить в тайне, чтобы разобраться с этим между собой. Кому приятно обнаружить, что на тебя показывает пальцем толстый дяденька, чей-то родитель, в то время как ты пинаешь ногами пожарную машину или автофургон Барби?

Праздники — позорные столбы, садистские подмостки, где взрослые подставляют детей под огонь сарказма их друзей. Не исключено, что единственный мотив, ради которого устраиваются детские праздники, — дать родителям возможность присмотреть себе кого-нибудь для интрижки. Помню, мы вливали в себя неимоверное количество сладкой жидкости, и потом подкатывала такая жуткая тошнота, что мы боялись, как бы нас не стошнило прямо в машине. Все более или менее как сейчас, только тогда нас отвозили домой наши мамы.

Мы набивались в "пятисотку" как сельди в бочку. Но не близость чужих тел заставляла меня чувствовать эту истому. Много лет спустя одна подруга рассказала мне, что испытала первый оргазм в автобусе, все сильнее и сильнее сжимая ноги в такт ухабам на дороге. Я так далеко не заходила, но, когда я думаю о "Фиате-500", о скрипе сцепления на второй передаче, о колдобинах на дороге, мне вспоминается то тепло между моими девчоночьими бедрами, тесно сведенными в клубке разгоряченных и потных тел. Любопытно, как долго наша биология может сохранять ощущение, даже если мы его не в состоянии идентифицировать. Эдакий архив, вертящийся в голове в поисках отгадки, игровой автомат, ожидающий выигрышной комбинации. В один прекрасный день тебя озаряет. Приходит момент — и часто по аналогии с чем-то происходящим ты без труда расшифровываешь затаенное ощущение, долгие годы остававшееся для тебя загадкой. Если мы, люди, используем только мизерную долю нашего мозга, есть на то причина. Если бы все постоянно фиксировалось в нашей голове, мы бы были неподвижными сгустками энергии, звездами, если бы мы постоянно могли осознавать, что происходит с нашим телом, если бы имели в своем распоряжении всю информацию, каждый момент времени. Вместо этого мы живем так, в кромешной тьме, которую иногда освещает какой-нибудь фейерверк, образуя силуэты, которые кажутся нам знакомыми, но мгновение спустя исчезают из виду.

9. Спедале-дельи-Инноченти

Флоренция, к счастью, никогда уже не будет такой, какой была в моем детстве. В городе было меньше машин, но никаких ограничений. На наших "пятисотках", "Альфеттах" или "сто двадцать четвертых" мы вытворяли что хотели[20].