Вячеслав Фомин - Варяго-Русский вопрос в историографии

• Название: Варяго-Русский вопрос в историографии
• Автор: Вячеслав Фомин
• Издательство: Русская панорама
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-93165-272-6

В сборнике представлены монографии и статьи русских историков разных поколений - кроме новых исследований публикуются также работы русских историков, составивших золотой фонд отечественной исторической науки. В публикуемых работах затрагиваются практически все аспекты сложнейшего и столь важного для русской исторической науки варяго-русского вопроса и показываются истинные истоки Руси, тенденциозно трактуемые норманистами.

---

Носов мог также обратить внимание коллег-археологов на недостойность создания ими, посредством «предположений и домыслов», наукообразных сочинений, в которых они лихо решают проблемы, абсолютно далекие от их компетенции. Например, напомнить Д.А. Мачинскому, в 1984 и 1986 гг. уверявшему, что скандинавскую природу имени «Русь» подтверждает топонимом Roslagen, и В.Я. Петрухину, в 2000 г. указывавшему, что «этот топоним содержит ту же основу rops-, что и реконструируемые слова, означавшие гребцов- дружинников и давшие основу названия русь», что несостоятельность такой связи продемонстрировал еще Г.А.Розенкампф, что в 1837 г. Н.А.Иванов, констатируя, что в древности» Рослаген именовался Роден, заметил, что буква с входит в название Род-лагена «только по грамматической форме германских языков для обозначения родительного падежа» и «что росс или русс не означает гребца по-шведски», что в 1842 и 1845 гг. Н.В.Савельев-Ростиславич и С.А.Бурачек также подчеркивали, что в слове «Rod'slagen» буква s не принадлежит корню «Rod», а есть знак родительного падежа, в связи с чем Rod'slagen не мог сообщить своего имени Руси, что и датский лингвист В.Томсен в 1876 г. указывал на родительный падеж первого слога «имени Roslagen» («древнего шведского существительного roper (rod, древненорм. róðr), собственно: гребля (ср. нем. Ruder - весло), судоходство, плавание), говорил об отсутствии «прямой генетической связи между Рослагеном как географическим именем и Ruotsi или Русью», о слишком позднем появлении названия Roslagen, чтобы принимать его «в соображение» (в древности эта часть местности именовалась Roper, Ropin)[199].

Или высказал, пусть даже в виде намека, неодобрение действиями того же Д.А.Мачинского и С.В.Белецкого, пытающихся увязать, по причине отсутствия скандинавских топонимов на территории Руси, от чего рушится вся норманская теория, название г. Изборска со скандинавами. В 1986 г. Мачинский, опираясь на мнение лингвиста А.И. Попова, что наименование притока р. Великой Иса (Исса) сопоставимо с финским «iso» - большой, великий, уже сказал, серьезно сместив акцент в словах Попова, что название р. Великая «является переводом финского Иса - «великая»... как и сейчас называется один из главных притоков Великой». После чего заключил: «Таким образом, наряду со славянским вариантом издревле мог существовать и финско-скандинавский топоним Исборг или Исаборг, т.е. - «град на Исе», или «Велиград», «Вышеград». Эту идею в 1990-х гг. энергично развивал Белецкий, утверждая, что город, в конце IX в. возникший на этой реке, не был не финско-скандинавским, не славянским, «а чисто скандинавским: он принадлежит к топонимическому ряду на -borg и переводится как «город на Иссе». В 30-х гг. XI в. Исуборг-Isaborg был уничтожен при крещении «огнем и мечом», и часть его жителей переселилась за десятки километров на новое место - Труворово городище, перенеся на него наименование погибшего города, возможно, получившее уже славянизированную форму Изборск. С топонимом «Исуборг», завершает Белецкий свои археолого-лингвистические рассуждения о родной истории, параллельно использовался топоним Пъсков, который был возрожден, «но уже применительно к основанному на месте сожженного Исуборга древнерусскому городу»[200].

На домыслы Миллера, что название Изборска есть скандинавское, ибо «он от положения своего у реки Иссы именован Иссабург, а потом его непрямо называть стали Изборском», выше был приведен ответ Ломоносова: «Весьма смешна перемена города Изборска на Иссабург...». Мысль Миллера пытался закрепить в науке Шлецер, полагая, что Изборск, кажется, прежде назывался по-скандинавски Исабург «по одной тамошней реке Иссе». Последующие норманисты в данном вопросе поддержали, что показательно, правда, не ведая того, Ломоносова. И понятно почему - слишком уж явно было намерение Миллера и Шлецера ради норманской теории «примучить» науку. Так, Н.М.Карамзин, возражая Миллеру, желавшему «скандинавским языком изъяснить» Изборск как Исаборг (город на реке Исе), отметил обстоятельство, делающее это «изъяснение» несостоятельным: «Но Иса далеко от Изборска». П.Г. Бутков в 1840 г., констатируя, что Исса вливается в р. Великую выше Изборска «по прямой линии не ближе 94 верст», привел наличие подобных топонимов в других русских землях: г. Изборск на Волыни, у Москвы-реки луг Избореск, пустошь Изборско около Новгорода. Поэтому, заключал он, нельзя «отвергать славянство в имени» Изборска «токмо потому, что скандинавцы превращали наш бор, борск на свои борг, бург, а славянские грады на свои гарды...»[201].

О правоте Ломоносова говорят и современные лингвисты, не сомневающиеся в норманстве варягов. Так, в 1972 г. польский ученый С. Роспонд указал, что наименование Изборска было притяжательным прилагательным от личного имени «Избор» и что эту этимологию выдвинул в 1921 г. финский языковед-славист И.Миккола. В 1987-1988 гг. Т.Н.Джаксон и Т.В.Рождественская, выясняя природу названия Изборска, пришли к выводу, что это «славянский топоним». Вместе с тем они подчеркнули, что зафиксированное в памятниках написание «Изборскъ» (только через -з- и без -ъ- после него) «указывает на невозможность отождествления форманта «Из- с названием реки Исы (Иссы)». В 1994 г. немец Г. Шрамм, не скрывая, что сам «намеревался уже не раз» выбросить «на свалку» гипотезу о «городе на Иссе», резюмировал: «Я охотно признаю, что славянская этимология названия Изборск пока имеет больше шансов на успех»[202].

Мог бы, наверное, Носов сделать еще не одно замечание в адрес В.Я. Петрухина, что в археологии, что в истории, что в филологии превращающего русское в скандинавское. Или выразить хотя бы легкое сомнение в словах И.В.Дубова, что скандинавы «играли важнейшую социальнообразующую роль, во многом доминируя в государствообразовании в Древней Руси», и Л.С.Клейна, что имена Рюрик, Олег, Аскольд, Дир, Игорь «легко раскрываются из скандинавских» корней[203]. Но он это не сказал. Потому, что сам такой же убежденный норманист. И отсюда без раздумий приветствующий все, что единомышленниками уже высказано и будет высказано в отношении варягов. И потому еще, что Клейн - это его учитель, а также учитель Мачинского, Дубова и Белецкого, т. е. кругом все свои, и сам он, по определению учителя, принадлежит к «младшей дружине». А что когда-то было сказано учителем, то для Носова свято. Вот почему он в послесловии к книге Клейна пишет, что «она совершено не устарела...»[204].

Слышать такие слова из уст профессионального археолога довольно странно, т. к. быстро накапливающийся материал заставляет специалистов кардинально пересматривать даже недавно выдвинутые положения. Можно также напомнить слова Клейна, Лебедева, Назаренко, сказанные в 1970 г., что археология «за каждые три десятилетия удваивает количество своих источников». А тут прошло 50 лет - почти вдвое больше! - и совершенно ничего не устарело. Может быть, по причине ложного представления, что в археологии ничего не устаревает, Носов к старой работе Клейна, написанной в 1960 г., под видом послесловия напечатал свою также далеко несвежую статью 1999 г., опубликованную в тот год дважды[205]. Добавив в нее только вышеприведенный выпад против антинорманистов и заключение о нетленности труда учителя.

А вот причин возмущаться оппонентами-историками у Носова нет. Потому как претензии, высказанные ими в адрес археологов-норманистов, навеяны не пресловутой идеей о «самобытности славянства», а бросающейся в глаза их тенденциозностью как в интерпретации археологического материала, так и в освещении, по справедливому замечанию Д.А. Авдусина, общеисторического фона. «Археология, как и любая другая наука, - подчеркивал в 1970 г. А.Г. Кузьмин, - располагает сложившейся системой исследовательских приемов и не терпит дилетантского вмешательства. Но когда речь идет об исторических выводах, то "чистый" историк вправе высказать свое к ним отношение»[206]. Вот и высказываем. При этом привлекая те оценки, которые даны археологическому материалу именно специалистами, ничего в них не меняя. И если, например, тот же Носов говорил в 1976 г., что на селище Новые Дубовики (в 9 км вверх по течению от Старой Ладоги), датируемом IX в., многочисленной группой представлена лепная керамика южнобалтийского типа, то это заключение в полном соответствии с оригиналом Фомин озвучил, наряду с подобными выводами других археологов по результатам раскопок многочисленных памятников Северо-Западной Руси, в монографии «Варяги и варяжская русь» (2005) в параграфе «Летописные варяги - выходцы с берегов Южной Балтики».

В 1988 г. Носов, констатируя прибытие в VIII в. в центральное Приильменье новой группы славян с развитым земледельческим укладом хозяйства, значительно стимулировавшей социально-экономическую жизнь региона, предположил, что переселенцы могли прийти с территории современного Польского Поморья. В 1990 г. он указал на наличие на Рюриковом городище (в 2 км к югу от Новгорода) хлебных печей конца IX-X вв., сходных с печами Старой Ладоги и городов Южной Балтики, втульчатых двушипных наконечников стрел (более трети из всего числа найденных), связанных с тем же районом, южнобалтийской лепной (IX-X вв.) и гончарной (первая половина X в.) керамики, в целом, на наличие «культурных связей поморских славян и населения истока р. Волхова». С той же точностью и эти слова были приведены Фоминым как в названном параграфе той же книги, так и в комментариях к переиздаваемой им работе С.А. Гедеонова «Варяги и Русь» в 2004 году[207]. И если что-то в них и есть «дилетантское» и «безграмотное», то все вопросы, разумеется, не к нему.