Константин Ваншенкин - Жизнь человека

• Название: Жизнь человека
• Автор: Константин Ваншенкин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1988
• ISBN: 5-265-00209-X

Книга лауреата Государственной премии СССР поэта Константина Ваншенкина отражает многоликость человеческой жизни, говорит о высоком чувстве любви к человеку. Поэт делится с читателями раздумьями о своем жизненном опыте с его бедами и тревогами, радостями труда и творчества. Взгляд через призму событий минувшей войны по-прежнему сопутствует Константину Ваншенкину в глубинном постижении современности.

---

Виолончель

Весна, причастная к веселью.
Вечерний гомон вдалеке.
А здесь футляр с виолончелью
У тонкой девушки в руке.

И показалось, что большая
Во мраке, у ее ноги,
Идет изящная борзая,
Легко печатая шаги.

Лишние слезы

Медленно лист опадает с ветвей.
В плотном тумане вечерние плесы.
Что ж, попрощаемся, только скорей
Долгие проводы — лишние слезы.

Вот пароход уже слышится мой.
Ладно. Обнимемся возле березы,
И отправляйся-ка лучше домой.
Долгие проводы — лишние слезы

Я ворочусь среди длинного дня,
А упаду в придорожные росы,
Ты позабыть постарайся меня:
Долгие проводы — лишние слезы.

«Он давно простился с теми…»

Он давно простился с теми,
С кем когда-то был одно.
Милый дом, родные стены, -
Он оставил вас давно.

Он со зноем и с метелью
Свыкся полностью уже.
Ни сомненью, ни смятенью
Места нет в его душе.

Но порой прикроет очи,
Тут же — мать, отец, сестра.
Путь короче, если к ночи,
И опять длинней с утра.

Дом. Бетонная отмостка.
Три лица почти сквозь дым,
И от сердца иль от мозга —
Нить, протянутая к ним.

«Париж французы не сожгли…»

Париж французы не сожгли,
Когда вошли в него казаки.
Иной закон иной земли
И небом посланные знаки.

А мы? Рвануть рубаху с плеч.
Последний рупь — на танк и пушку.
На амбразуру грудью лечь
За выжженную деревушку.

«Рот солдата переполнен криком…»

Рот солдата переполнен криком,
В миг атаки страшен он и груб.
А у женщины с прекрасным ликом
Тонкий смех таится возле губ.

У портного полон рот булавок,
У сапожника гвоздей.
У артиста — реплик и поправок,
Всяческих затей.

У матроса — трубочного дыма.
У младенца — меж зубов компот.
А у нас с тобой, бегущих мимо,—
Полон рот хлопот.

Память

Фотографий не осталось,—
Лишь для паспорта одна.
Но, конечно, это малость.
И улыбка не видна.

Ни повадки, ни движенья…
Так жила,— на свой лишь страх
Беглые изображенья
Оставляя в зеркалах.

Сон

Шли детишки
Под Ростовом.
Ты в пальтишке
Подростковом.

Или с вишней
В кулачке
Где-то в Вышнем
Волочке…

Вяжет ясень
Сеть из пятен.
Сон неясен,
По приятен.

То ли тучка,
То ли дождь.
То ли внучка,
То ли дочь.

Ошибиться —
Мало риска,
Так их лица
Вижу близко.

Душа ребенка

Сквозь все дальнейшие ветра —
Мир, схваченный душой ребенка,
Со звоном раннего ведра
(Колодец там или колонка?),

С березами перед стеной,
С полями блеклыми картошки
И с кружкою берестяной
На голубеющем окошке.

И есть ли что-нибудь острей,
Чем эти смутные картины,—
Уже из старости твоей,
Как бы сквозь дымку паутины?

«Смех и взоры из угла…»

Смех и взоры из угла.
В свете вечера неброском
Патефонная игла
Плавно ходит по бороздкам.

Боже, как это давно!
Как во рту протяжно-липко!
Не коньяк и не вино —
«Спотыкач» была наливка.

Пробку вытащить не смог,
Хоть усилья были пылки,
А когда и вправду взмок,
Протолкнул вовнутрь бутылки.

Ладно, парень, не тужи.
Тоже выпьют без остатка…
Не в стекле — на дне души
Сохранился след осадка.

Ветер

Бедный осинник ходил ходуном.
Сломанных веток валялось немало.
Утром березка за мокрым окном
То появлялась, то исчезала.

Глянет в окно — хоть руками возьми,
И откачнутся повисшие прядки.
Словно с проснувшимися детьми
Вдруг захотела сыграть она в прятки.

«Была природа холодна…»

Была природа холодна,
На зелень раннюю глядела
И вдруг, с какого-то предела,
Теряла голову она.

Мужчина сдержанней в любви,
Чем женщина, и лишь в начале
Вы это сами отмечали —
Есть холодность в ее крови.

Смешанный лес

Что такое? Береза с дубовой листвою?
Натуральная елка, но с хвоей сосны?
Нет, не фокус, а жизнь.
Здесь безбрежье лесное,
Где самою природой стволы стеснены.

Здесь характеры их, голоса и повадки
В темной жизни отчаянно переплелись.
Здесь их руки — не в том, как вы ждали, порядке —
Из оконца, из сумрака, из-за кулис.

Снег

У постели сапожок
Сбросил хромовый со шпорой.
А по улице снежок
Самый первый лег за шторой.

Тщится голая земля,
Словно томная молодка,
Простыню, кого-то зля,
Натянуть до подбородка.

Баба

Лепят бабу — не первый раз —
После длительного заноса.
Вот и угли нашлись для глаз.
Где морковку достать для носа?

Снегу выпасть пришла пора.
Вечереет. Восходит Вега…
Это дети среди двора
Лепят снежного человека.

Песенка к спектаклю

Когда зарплата
Идет на убыль,
То как заплата —
Последний рубль.

Гулять — не к спеху,
И цель другая:
Прикрыть прореху,
Весь свет ругая.

Но вот, как бочка,
Гудит получка.
Довольна дочка.
Смеется внучка.

Жена в платочке
Со мной под ручку
К торговой точке
Несет получку.

Вдоль тротуара,
Вблизи окошка,
Звучит гитара,
Поет гармошка.

Огни заката
Горят как уголь,
Пока зарплата
Идет на убыль.

К портрету

Шарф заменяет рубаху.
Испепеляющий взор.
Прежде такие — на плаху,
Прежде такие — в костер.

Хмурость лица — не личины.
Были такие в тени.
Прежде — при свете лучины
Книги писали они.

Тоска

Старой выплюнут избой
В жизнь сугубо городскую,
Этот форменный изгой
Говорит порой: — Тоскую!..

Он страдает оттого,
Что в селе у них отсталость
И что там ни одного
Родственника не осталось.

Ни в одном глухом дому,
За продавленным порогом,
Нет таких уже — к кому
Закатиться б ненароком.

Вспомнить лапти и треух,
Счастье, связанное с этим,
И, лелея свой триумф,
Возвратиться к взрослым детям.

«Рано закрыли трубу…»

Рано закрыли трубу.
Сразу же и угорели.
Скоро б лежали в гробу,
А не в семейной постели

Скоро б их сдвоенный след
Мог затеряться под вьюгой,
Если б не юный сосед,
Что заявился с подругой.

Первые двери — ключом.
Кухня в удушливом дыме
Ну, а вторые — плечом:
Не отвечают за ними.

— Форточки настежь, скорей
— Все? Мне же это впервые.
— Быстренько чаю согрей.
Да не пугайся — живые…

Вот как бывает в судьбе
Из-за какой-нибудь вьюшки.
— А ведь хотели — к тебе! —
Вдруг он напомнил подружке

Пробуждение