Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

• Название: Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
• Автор: Петр Киле
• Издательство: Издательско-торговый дом «Летний сад»
• Жанр: Драматургия
• Год: 2002
• ISBN: 5-89740-082-2

Книга петербургского писателя, поэта и драматурга Петра Киле содержит жизнеописания замечательнейших людей России – Петра I, Александра Пушкина, Валентина Серова, Александра Блока, Анны Керн - в самой лаконичной и динамичной форме театрального представления.

В книге опубликованы следующие пьесы: трагедия «Державный мастер», трагедия «Мусагет», трагедия «Утро дней», комедия «Соловьиный сад», весёлая драма «Анна Керн».

---

А л е к с и с (с важным видом). Что такое Пушкин? Я могу рассказать вам анекдот. В обществе, где бывает и наш баснописец Крылов, как-то заговорили о Пушкине. Крылов, по своему обыкновению, заснул, полулежа в кресле...

Г е н е р а л. Я его видел в доме Олениных, и точно он после ужина всегда спит.

А л е к с и с. Заснул и даже похрапывает, к чему все привыкли. Однако же решили узнать его мнение, растолкали без всякого стеснения при великом уважении к старцу и спросили у него: "Что такое Пушкин?" - "Гений!" - промолвил Крылов и снова захрапел.

Г е н е р а л. Гм, гм. Гений. Наполеон был гений, однако же мы его побили и отправили на остров святой Елены. Тогда что же такое гений?

А л е к с и с. Ну, это же ясно. Он на голову выше всех в своей области, вместе взятых.

Г е н е р а л. Я так думаю: генерал - гений для своих солдат и офицеров.

Алексей Вульф, поклонившись с важностью, проходит в комнату к сестре, где находится Керн.

А л е к с и с. Ермолай Федорович пребывает в философическом настроении и ожидает грозы. Это никуда не годится. Я знаю, сыр-бор разгорелся из-за письма Пушкина.

К е р н. Не из-за письма Пушкина, а из-за того...

А л е к с и с. Знаю, знаю. Сестра, позови маму.

    Анна Вульф уходит; Анна Керн порывается тоже уйти.

                                                                               Куда же вы?

К е р н. Я видеть ее не могу.

А л е к с и с (в досаде). Вы все помешались!

К е р н. Я помню хорошо, Прасковья Александровна всегда была ласкова и нежна со мной. Но из ее самых лучших побуждений выходило для меня одно зло. Я презираю твою мать!

О с и п о в а (входя в комнату). Что-о?!

К е р н. Я сказала то, что говорила другими словами и от них не отрекаюсь. Мне очень жаль, что это вышло здесь, но это же не совсем мой дом.

О с и п о в а. Я единственное чего желала всегда, чтобы дом твоего мужа был твоим домом.

К е р н. К сожалению, это не в вашей власти и не в моей, и не будем говорить об этом больше никогда.

О с и п о в а. Я думала и о Пушкине, которого все мы любим. Ему и так невесело в деревне, в его уединении, а тут любовь, пусть высокая, как сказалось в стихотворении, может быть, лучшем из всего, что он написал, но любовь в его положении, да к замужней женщине, - что хорошего из всего этого может выйти?

К е р н. Помилуйте, все это не в вашей власти, да и не в моей; это, в конце концов, право всякого человека в любом положении, и тем тягостнее, чем больше, любить!

О с и п о в а. Я попрошу его не писать тебе. Он умен, чтобы понять, что я права.

Керн в слезах мимо Анны Вульф, Алексиса в дверях и Зизи быстро уходит к себе.

                            Алексис, сестер твоих мы отправим домой завтра; я провожу тебя в Дерпт и тоже выеду в Тригорское.

А л е к с и с. Маменька! Отдайте госпоже Керн письмо, адресованное ей.

О с и п о в а. Нет его у меня. Это уже ничего не изменит.

В у л ь ф. Маменька! Мне лучше остаться с Анетой и приехать осенью вместе с нею в Тригорское.

О с и п о в а. Госпожа Керн и слышать не хочет больше о Тригорском. Увы! Может быть, так лучше. Во всяком случае, для Пушкина.

А л е к с и с. Как бы вам не рассориться и с вашим соседом.

О с и п о в а. Не рассоримся. Я надеюсь на всегдашнюю снисходительность Пушкина ко мне и на его ум.

Анна Вульф в слезах идет в покои госпожи Керн; Алексис застает генерала в гостиной в той же позе и с важностью закуривает.

Сцена 3

Там же. Кабинет Анны Керн. Входит Керн с пакетом, разрывает его, закрывает дверь на ключ.

К е р н (держа листы письма, с разочарованием и облегчением). Все те же шутки! Все так же ревность к студенту-кузену. И выговор мне за "ты" с ним в выражении, дошедшем до поэта, - от кого? От студента! "Я презираю твою мать!" Фраза произвела дьявольский эффект. Еще бы! Следовало сказать: "вашу мать", а лучше совсем не выражаться. Разумно. А сам что предложил в предыдущем письме (вынимает из тайника другое письмо): "Если ваш супруг очень вам надоел, бросьте его, но знаете как? Вы оставляете там все семейство, берете почтовых лошадей на Остров и приезжаете... куда? В Тригорское? вовсе нет: в Михайловское! Вот великолепный проект, который уже с четверть часа дразнит мое воображение. Вы представляете себе, как я был бы счастлив?" (Усаживаясь за стол.) А я? Одно воображение. "Согласитесь, что проект мой романтичен! - Сходство характеров, ненависть к преградам, сильно развитый орган полета, и пр. и пр." Сходство характеров? За мной, женщиной, признают характер! Оказывается, в нас много общего. Как я обрадовалась самой идее! Но далее: "Поговорим серьезно, т.е. хладнокровно: увижу ли я вас снова?" Всего четверть часа занимал его воображение изумительный проект, достойный героев Байрона и самого поэта? Я выразила одобрение проекта. И месяц целый ждала. В Тригорское не могу ехать, тетушка на меня сердится, хотя сама во всем виновата. Но и тут оставаться не могу. Что ж, почему бы не в Михайловское?! (Хватаясь за листы другого письма.) "Всерьез ли говорите вы, уверяя, будто одобряете мой проект? У Анеты от этого мороз пробежал по коже, а у меня голова закружилась от радости". (Выходя из-за стола.) К Анете я не ревную, хотя, можно подумать, он держал ее в объятиях, читая мое письмо. И что? "Но я не верю в счастье, и это вполне простительно. Захотите ли вы, ангел любви, заставить уверовать мою неверующую и увядшую душу? Но приезжайте, по крайней мере, в Псков; это вам легко устроить". Как бы не так. "При одной мысли об этом сердце у меня бьется, в глазах темнеет и истома овладевает мною". Романтический проект хотят заменить тайным свиданием, дружбу и любовь поэта, - для меня это одно и то же, - пошлой интрижкой? "Не говорите мне о восхищении: это не то чувство, какое мне нужно. Говорите мне о любви: вот чего я жажду. А самое главное, не говорите мне о стихах". (Усаживаясь снова за стол.) Но нет же ничего выше восхищения, все остальное присутствует здесь, "и жизнь, и слезы, и любовь".

Стук в дверь с попыткой открыть ее; Керн поспешно прячет письма и открывает дверь. Входит генерал Керн.

Г е н е р а л. Я тоже получил письмо...

К е р н. Тоже?

Г е н е р а л. Я знаю, когда вы запираетесь. Я получил письмо от мадам Осиповой. Прасковья Александровна благодарит меня за мое всегдашнее гостеприимство, не упоминая имени любимой племянницы. Как вы умеете ссориться с теми, кто любит вас.

К е р н. Любить можно по-всякому. Читать чужие письма, как и дневник без позволения, - это низость. Но не отдавать чужое письмо, случайно попавшее в ваши руки, - это больше, чем низость.

Г е н е р а л. Мать не может не оберегать своих детей от дурных поступков.

К е р н. Я не ее дитя. И не говорите мне о моей тетушке, - какая ни есть, - я лучше кого-либо знаю ее и люблю. Но даже хороших людей заносит и из добрых побуждений они делают много зла на свете. Так, мой отец позаботился обо мне, выдав меня замуж за вас, не разобравшись хорошенько ни в моей душе, ни в вашем характере. Тем не менее я люблю отца и, если я все здесь, то исключительно ради его спокойствия. Если я несчастна, мне бы не хотелось его видеть несчастным из-за меня.

Г е н е р а л. Это я уже много раз слышал. Когда вы уезжали к отцу - и в первый раз, и в последний раз, - я говорил вам: "Ежели со мной вы чувствуете себя столь несчастной, можете не возвращаться, я не приеду за вами, я не стану принуждать вас силой жить со мной".

К е р н. Но меня возвращали лаской мой отец и моя тетушка, то в Псков, то в Дерпт, то в Ригу - к месту вашей службы. Какая трогательная забота о муже, который превращает жизнь жены и маленьких детей в ад своей простотой солдата и боевого генерала!

Г е н е р а л. Довольно! Препираться с тобою мне сейчас не досуг. Я обещал Прасковье Александровне помирить вас. Собирайтесь в Тригорское!

К е р н (с изумлением). Зачем мне ехать в Тригорское, когда тетушка сердится на меня? Лучше я поеду в Петербург - отвезу девочек в Смольный монастырь. Видит бог, им там будет, по крайней мере, покойнее, чем в семье, где по всякому поводу унижают их мать; ведь они уже все понимают.

Г е н е р а л. В отношении девочек, хорошо, я согласен. Смольный под опекой двора. Ежели меня не станет, им лучше расти там, чем под влиянием просвещенной мадам Керн.

К е р н (недоверчиво). Вы согласны?

Г е н е р а л. Да. Но вы поедете сначала в Тригорское.

К е р н. Зачем?

Г е н е р а л. Я обещал мадам Осиповой помирить вас. Я сам поеду с вами.

К е р н (рассмеявшись). Воля ваша! Ежели я откажусь, вы, чего доброго, силой усадите меня в карету, и тогда вся дорога превратится в сущий ад.

Г е н е р а л. Мы выедем завтра утром.