Томас Берджер - Маленький Большой Человек

• Название: Маленький Большой Человек
• Автор: Томас Берджер
• Жанр: Вестерн

---

Лукаса долго не было, словно ему молока целое ведро выдали, потом пришёл – кепку забыл. По пути он облизывал свои толстые губы, и правильно делал, конечно, потому как под носом у него были молочные усы и вообще вся физиономия была в молоке. Мой нож лежал у меня под подушкой, и, помню, я в тот момент поклялся: пусть скажет хоть одно плохое слово но адресу миссис Пендрейк – и я выну его черное сердце из его подлой груди…

Но все обошлось.

– В общем, я скажу папаше, что ты уже оклемался от той трепки, – проговорил он, – Я на тебя не обижаюсь. Когда встанешь с постели, я познакомлю тебя с хорошей девкой в заведении у миссис Лиззи…- И ушёл.

Вот так. Я уже побывал взрослым воином, а теперь вот опять превратился в младенца – лежал лежнем целыми днями, и если никто не приходил поболтать со мной, то я просто лежал и глазел в потолок, а на нем приляпана была, или нарисована, голая женщина. Нет, не такая, как миссис Пендрейк, вы не подумайте. И не такая, как индейские женщины, на которых мне иногда случалось натыкаться, на голых, хотя вообще у Шайенов женщины скромные, а ежели бы я застукал Ничто голую, мы бы с ней оба сквозь землю провалились… Нет, на потолке была не такая, эта была нарисованная голая женщина, вроде той, что висела над стойкой бара в Эвансвиле в салуне – ещё в те времена, когда мой папаша читал там свои проповеди.

А забавно получается, я тогда не соображал, а теперь вот вспомнилось: бабу на картине одеялом прикрывали во время проповедей, Билл, помню, зубы скалил, а сестрёнки краснели, глядя на неё, а мне, помню, просто скучно было смотреть: толстый зад, толстые сиськи, толстые ляжки одну на другую закинула, чтобы, значит, хозяйство своё спрятать. Соски, помню, пунцовые были, на вишни похожие – вот почему я их и запомнил-то.

И вот теперь она была тут как тут, на потолке, прямо у меня перед глазами… Похоже, у них тут, в этом доме, все так – одна видимость и никакого толку, короче – липа: миссис Пендрейк – липовая мать, Преподобный – липовый пастырь, у Лавендера – липовая свобода, а теперь и у меня вот – женщина липовая. Лепная, то есть.

Наконец окреп я настолько, что стали меня даже на улицу выпускать погулять – укутав предварительно как следует, потому как зима была в разгаре и пока я лежал, пару раз случались даже снегопады. И вот однажды после обеда – во время которого Пендрейк, по-моему побил все свои рекорды и в одиночку одолел громадную индейку – миссис Пендрейк говорит мне:

– Мальчик мой, не хочешь ли пройтись со мной по городу? Мне кажется, тебе было бы полезно развлечься. Мы могли бы зайти в магазин купить что-нибудь из одежды, а потом выпить стакан содовой.

Ну, про покупки я долго говорить не буду. Миссис Пендрейк управилась с ними поразительно быстро для женщины, хотя накупила целую кучу всякой всячины и себе, и мне. Вообще, к одежде она/конечно, относилась, как её муж к еде: хватала жадно, но аккуратно. Но я, надо сказать, был ещё слабенький, да у меня в самые лучшие времена в магазинах всегда голова кругом шла. Она заметила, что мне не по себе, и говорит:

– А теперь пошли пить содовую.

В заведении, куда мы пришли, я раньше не бывал, оно как раз открылось пока я болел. Довольно шикарная, надо сказать, забегаловка была: мраморные столики, венские стульчики, везде медь блестит, стойка в баре из белого мрамора, а на ней какой-то сосуд вроде урны с прахом, серебром отделан, а сверху на нем купидон сидит, тоже серебряный, а сбоку две слоновьих головы торчат. Снизу у этой штуковины шесть или семь шишечек – это краники для сиропа. Ставишь стакан под такой краник, сиропу немного нацедишь, а потом суешь стакан слонику под хобот, ухо ему повернешь – и оттуда, из хобота, содовая шипит, брызжет.

Парень, который этим заведением заправлял, мне сразу пришёлся не по вкусу, потому как уж слишком высокого был о себе мнения, и росту тоже – под потолок, носил парчовый жилет и бумажный цветок в петлице. У него были чисто выбритые щёки и чёрные вьющиеся волосы. Пожалуй, кто-то счел бы его даже красивым. Сам он явно был просто уверен в своей неотразимости. Но лично меня раздражали его нагловатые ухватки – Шайен, его заведение посещали женщины с детьми.

Так вот этот красавец сам разливал в стаканы содовую, ставил стаканы на серебряный поднос, а маленький мальчишка-негритос, разряженный под арапа в тюрбан и шаровары, хватал поднос и семенил к столику. Я сунул ему монетку, которую дал мне Преподобный, но этот арапчонок и тени благодарности не показал, а только укусил её, монетку-то, чтобы проверить, не фальшивая ли, и сунул в туфлю с загнутым кверху носком. Вы спросите, зачем я это сделал, да просто затем, чтобы казаться взрослым и сделать вид, что это я привёл сюда миссис Пендрейк, а не наоборот, потому как мне было уже почти шестнадцать. Я хоть и уступал ей ростом, но за столом это было незаметно.

Она сразу поняла ситуацию, потому как вообще в отношениях мужчины и женщины видела все насквозь, и, не привлекая внимания, сунула мне доллар, чтобы я смог расплатиться, когда придет время.

Минуты две я был абсолютно счастлив и все было как во сне: мы с нею вдвоём, одни; она зовет меня «мальчик мой» и «дорогой», а на губе у неё розовая пенка от содовой с вишневым сиропом. И никогда в жизни я не видел ничего прекраснее, чем её лицо под меховой шапкой! Мы вдвоём – и никто нам не был нужен, и никого больше не существовало в этой кондитерской лавке, а, может, и на всем свете тоже…

И тут подходит этот чёртов хозяин заведения и скалит свои лошадиные зубы, что у него, наверно, сходит за улыбку, и говорит миссис Пендрейк:

– Может, парнишка съест пирожное?

Говорил он не так, как она – изысканно культивированно, и не безграмотно, как я, а просто как-то погано. А ещё – он был первым, кто не пасовал перед миссис Пендрейк, а смотрел на неё в упор, нагло прищуриваясь.

Она запнулась на секунду, а потом говорит мне:

– Знакомься, Джек. Это мистер Кейн.

Надо сказать, что я к тому моменту уже кое-что знал про хорошие манеры, и потому встал, чтобы не позорить её, но этот тип ничего не сказал, не протянул руки и вообще меня проигнорировал; он ушёл за мраморную стойку, снарядил там поднос с печеньем и карамелью и отправил их мне посредством арапчонка в шароварах.

– Как это мило, – сказала миссис Пендрейк, когда сладости были доставлены на наш столик. – Мальчик мой, надеюсь, ты не станешь возражать, если я пойду и заверну покупки, покуда ты занят всем этим? Мне необходимо купить ещё кое-что, но я не прощу себе, если ты переутомишься в первый же день после болезни.

Я так любил слушать её голос, что от меня порой ускользал смысл сказанного. Вот и теперь я не сразу сообразил, что она оставляет меня одного, и понял это только тогда, когда она тронув меня за плечо, направилась к двери. Ей пришлось самой открывать тяжёлую дверь, потому что этот самый управляющий как раз отвернулся и не смотрел в её сторону, хотя всего минуту назад, когда собирались уходить две костлявых уродины, в которых я узнал жену нашего церковного старосты и её великовозрастную сестру, пребывающую в девичестве, – он вскочил и, заискивающе раскланявшись, проводил их на улицу.

Ну, подумал я, если он рассчитывает получить за свои дурацкие пирожные весь мой доллар, то он ошибается. Я вообще не хотел никаких пирожных и меня немного задело, что миссис Пендрейк забыла указание доктора насчёт того, что мне не следует увлекаться сладостями. Почувствовав себя обиженным, я откинулся на стуле и уставился в потолок, и что бы вы думали я там увидел? Совершенно верно,- там была моя старая мучительница! Голая женщина, та самая, из салуна в Эваневиле. Й тут мне вспомнился Льюк Инглиш и то, что он сказал про девку в заведении миссис Лиззи. Он, конечно, всё наврал, но я знал, где находится эта самая Лиззи – на другом конце города, на втором этаже над салуном – и там точно были шлюхи, все время торчали в окнах, а иногда, увидев на улице мальчишку моего возраста, какая-нибудь из них кричала:

– Иди сюда, за доллар научу! – или что-нибудь ещё в таком же роде.

Вот возьму и отправлюсь туда с её долларом, и поделом ей будет, нечего было бросать меня одного – думал я про себя. Потом встал и пошёл к стойке, чтобы расплатиться, и тут только сообразил, что от доллара моего, глядишь, ничего не останется, потому как содовая у них тут идет по никелю (пятаку) за стакан, да ещё этот подонок, наверное, возьмет за пирожные, хоть я их и не ел, и ничего тут не поделаешь, хотя с другой стороны я испытал какое-то облегчение оттого, что теперь не придется идти к миссис Лиззи. В голове у меня и в душе в тот момент царила полная неразбериха.

Но подонка, однако, на месте не было; не знаю, куда он делся, но за себя оставил какого-то старого хрыча в усах подковой, который сказал, что за меня уже заплачено. Так что доллар мой остался при мне, хотя радости особой мне это не принесло, потому как выйдя на улицу, я почувствовал страшную слабость в коленках. Я взглянул налево, направо, надеясь увидеть миссис Пендрейк, чтобы мне Шайен не пришлось осуществить свою угрозу. Меньше всего на свете хотелось мне в эту минуту оказаться с девкой; но раз уж я поднялся и ушёл, не став дожидаться за столиком, я чувствовал, что просто должен это сделать.