Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

• Название: Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси
• Автор: Лев Черепнин
• Издательство: Издательство социально-экономической литературы
• Жанр: История
• Год: 1960

Монография Л. В. Черепнина представляет собой исследование, посвященное одному из важнейших, но недостаточно изученных вопросов истории России феодального периода — проблеме ликвидации феодальной раздробленности и образования единого Русского государства. Ее основная задача — показать с позиций марксистско-ленинской теории на примере России общие закономерности образования централизованных государств и выяснить конкретные особенности этого процесса в России.

В первых главах работы после обстоятельного историографического обзора дается анализ социально-экономических явлений, подготовлявших объединение Руси и создание централизованного государства. Здесь рассматривается развитие производительных сил в сельском хозяйстве, рост феодального землевладения, эволюция форм феодальной собственности на землю и видов феодальной ренты. Большое внимание уделено положению различных категорий русского крестьянства, формам его эксплуатации землевладельцами и государством и борьбе крестьян с феодально-крепостническим гнетом. Подробно прослежены роль русских городов в процессе создания централизованного государства и участие горожан в народных движениях и политической борьбе этого времени.

В последующих главах автор рассматривает процесс политического объединения русских земель вокруг Москвы как центра складывающегося единого государства и формирование централизованного аппарата власти. Особое внимание уделено классовой борьбе крестьян и горожан в различных княжествах в XIV–XV вв., а также освободительной борьбе русского народа против татаро-монгольского ига, против наступления литовских феодалов и других иноземных захватчиков.

---

Старожильцы, как старинные жильцы феодальных имений., хозяйственно крепко связанные со своими наделами, отчуждаются вместе с землей. Так, в 1460 г. князь Василий II дал Симонову монастырю жалованную грамоту на два озера «по Новогородцкой рубеж» «да и люди по обе стороны» одного из озер[654]. В конце XV в. князь Федор Борисович «пожаловал» Симонову монастырю в своей «отчине» во Ржеве те же озера, земли, «да и те есми люди дал им старожилцов, которые живут на той земле»[655]. В 1470 г. князь Андрей Васильевич «променил» игумену Саввина-Сторожевского монастыря черные тяглые деревни и вместе с ними крестьян-старожильцев[656]. В 1458–1459 гг. киевская княгиня Анастасия с детьми передала Троице-Сергиеву монастырю две волости в Малоярославецком уезде, Передол и Почап, «со всеми приселкы, и со всеми пошлинами, и с людми, што издавна к тым волостем прислушали и к тым приселком…»[657] Передаются с землей и крестьяне, вновь на ней посаженные, еще не ставшие старожильцами, но только осваивавшие землю. Так, до нас дошла жалованная грамота князя Даниила Александровича Спасо-Каменному монастырю 1497 г., в которой говорится, что он велел своему тиуну «сажати своих крестьян» на пустоши, и когда тиун выполнил это предписание и «посадил» на пустошах «жильцов», то князь «теми починки пожаловал игумена с братьею в дом святого Спаса»[658].

Грамот, прямо говорящих о переходе крестьян с землей от одного владельца к другому, от XV в. сохранилось ничтожное количество. Но ближайший анализ актового материала позволяет сделать вывод, что такой переход был обычным явлением. Так, в конце 1440 г. князь Дмитрий Юрьевич Шемяка передал в Троице-Сергиев монастырь село Присецкое в Бежецком Верхе «и з деревнями, и со всем с тем, что к тому селу потягло». В декабре же 1440 г. он дал монастырю на это село жалованную грамоту, в которой было указано, что в селе живут крестьяне («люди», «сироты»), перешедшие вместе с землей во владение монастыря и подлежащие суду игумена[659]. Точно так же около 1430 г. душеприказчики Ивана Михайловича Крюкова дали в Троице-Сергиев монастырь в качестве посмертного вклада завещателя село Меденское на реке Тверце с «серебром», «животиною» и хлебом. В полученной монастырем примерно в то же самое время жалованной грамоте на это село от великого князя Василия II в селе упоминаются крестьяне («люди»)[660]. Путем такого рода сопоставлений различных документов, относящихся к одним и тем же владениям, выданных одновременно и содержащих в одних случаях указания на землю, в других — на живущих на ней крестьян, становится очевидным, что объектом отчуждения в большом количестве случаев является не только земля, но и феодально-зависимое крестьянское население. Когда отчуждаются населенные пункты («села», «деревни»), вместе с ними, как это видно из приведенных примеров, продаются, передаются «по душе» и т. д. в первую очередь крестьяне-старожильцы.

Итак, крепкая хозяйственная связь старожильцев с полученными земельными наделами выступает достаточно отчетливо.

Несколько иное значение, чем «старожильцы», имел термин «давнии люди», встречающийся в новгородских грамотах уже в XIII–XIV вв. Это — государственные крестьяне, находившиеся в закрепленной давностью даннической зависимости от князей в результате «заклада» за него и, как таковые, не подлежащие выводу в другие княжества: «А кто будеть давных людии в Торжьку, — читаем в договорных грамотах Новгорода с великими князьями тверскими, — а позоровал ко Тфери при Олександре и при Ярославе, тем тако и седети, а позоровати ко мне»[661]. Если при характеристике старожильцев существенное значение имеет различие между терминами «жити» на земле, и «сести жити» на землю, указывающими на хозяйственную зависимость крестьянина от землевладельца, то применительно к «давним людям» употребляется выражение «седети, а позоровати…» Это выражение свидетельствует о закреплении даннических отношений к князю (в данном случае тверскому) перешедших под его патронат («позоровавших» ему) крестьян-общинников, живущих на территории, ранее подвластной правительству другой земли (в данном случае новгородскому) и продолжавших сохранять связь со своей общиной («…тако и седети»). Здесь мы можем наблюдать расширение круга феодально-зависимого населения данного княжества путем включения в эту сферу черного крестьянства новых территорий.

* * *

Старожильцам в жалованных грамотах противопоставляются «люди» «пришлые», «перезванные» из других княжеств и «люди» «окупленые» или «купленые»[662]. Эти два разряда сельского населения обычно стоят рядом («люди пришлые и окупленные»[663]; «купленные и перезванные»[664]). Формулы жалованных грамот, в которых упоминаются эти категории крестьянства, известны в разных вариантах: «А кого к собе призовут в ту деревню людей из-ыных княженей, а не из моей отчины, из великого княжения, или кого себе окупят в ту деревню»[665]; «и кого к себе призовут на те пустоши людей из-ыных княженей, а не из моее отчины, из великого княженья, или кого окупят»[666]; «…или кого окупив посадят»[667]; «или кого людей откупив посадят»[668]. Имеются основания думать, что «окупленые люди» могли быть не «инокняжцами», а местными жителями. В одной грамоте говорится: «И кого призовет игумен в ту деревню из иного княжения, а не из нашие вотчины, из великого княжения, или кого искупит в моей вотчине и посадит…»[669]

Интересны некоторые терминологические различия, которые можно проследить в актовом материале в тех случаях, когда речь идет о различных разрядах сельского населения. Когда упоминаются старожильцы, то говорится, что они «живут» в имении феодала. Когда речь идет о старожильцах, ушедших со своих земельных наделов, то предполагается, что они «придут… опять жити», или владелец их «призовет» жити. В отношении крестьян «иных княжений» также указывается, что феодал их «призовет» или «перезовет»[670] в свои владения. И только в отношении одной категории сельского населения употребляется формула: «окупив посадят». Разница в приведенных выражениях заключается в том, что в первых трех случаях феодал проявляет определенную инициативу закрепощения крестьян, применяет известные методы воздействия на них, но и крестьяне выступают как активно действующие лица, в последнем случае сельское население упоминается лишь как объект закрепощения. На основании этого можно сделать предположение, что «люди» «купленые» или «окупленые» по своему происхождению близки к той части феодально-зависимого населения, которая находилась в полной собственности у землевладельца. Для того чтобы понять характер зависимости от феодалов «людей» «купленых» или «окупленых», очевидно, надо раскрыть значение терминов «окуп», «откуп», «выкуп», «искуп».

В актах слова «окуп», «откуп» употребляются в значении цены выкупа несвободного человека. Так, например, в договорных княжеских грамотах говорится об отпуске на волю (с «окупом» — «откупом» или безвозмездно) полоняников. Например: «А полон ти, брате, наш отпустити без откупа»[671]; «а хто будет нятцев изниман… а тех пустити без окупа»[672]; «а что головы поймано… а те поидуть… без окупа»[673] (т. е. полоняников следует отпустить на волю, не беря за них выкупа). В ряде договорных княжеских грамот вопрос о полоняниках решается дифференцированно: те из них, кто не продан в холопство, должен быть отпущен безденежно; лица, проданные в полные холопы, могут выкупаться на свободу. Так, князья заключают между собой следующие условия: «И кто будет того твоего полону запроважан и запродан в моей отчине, и которой будет слободен, тех ми отпустити, а с купленых окуп взяти»; «А полон ти, брате, нашь тверьскы и кашиньскы отпустити без откупа. А кто купил полоняника, и он возмет цену по целованию»[674].

Таким образом, термины «окуп» — «откуп» означают денежную сумму, уплачиваемую за выкуп человека из холопства. В значении цены выкупа из несвободного состояния употребляется и слово «искуп». Так, в одной правой грамоте начала XVI в. говорится о выдаче ответчика-должника истцу «головою до искупа»[675].

Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что выражения «окупив», «откупив» или «искупив» «посадят» надо понимать в том смысле, что землевладельцы посадят на землю в качестве крестьян людей, выкупленных из холопства, внеся за них полностью «окуп» — «откуп» или оказавши им известную помощь в выкупе на волю. Тем самым «окупленые» люди попадали от феодалов в экономическую зависимость уже в качестве крестьян.

Этот вывод подтверждается некоторыми данными, которые можно почерпнуть из духовных грамот. В них говорится об отпуске холопов на свободу за выкуп. «А что есми купил у Кляпика у Яропкина Васка соколника, — читаем в духовной Ионы Плещеева 1482 г., — а дал есми на нем три рубли, и приказщики мои возмут на нем три рубли, а его отпустят на слободу. А что есми выкупил своего холопа Максимца Безгодка у Тишины у Ленина, дал есми на нем два рубля, и мои приказщики возмут на нем рубль, а рубль ему отдадут, а его на слободу отпустят»[676]. В духовной грамоте Вассиана Уварова 1475 г. читаем: «Да отпустил есми Демина сына Иванца, а дати Деме откупа с своего сына Иванца моему зятю Коптю полтора рубли»[677]. Для выкупа на свободу и для обзаведения хозяйством после выкупа холопам, очевидно, нужно было получить деньги со стороны, причем эти деньги им могли дать феодалы, земельные владения которых были расположены как в том княжестве, где жили холопы, так и в других (выше было указано, что «окупленные люди» могли быть как «инокняжцами», так и местными людьми). Но в обоих случаях, выкупившись на волю, полные холопы попадали в экономическую кабалу к ссудившим их деньгами землевладельцам, которые «сажали» их на землю на положении крестьян. Другими словами, «купленые полные» холопы превращались в «окупленых людей», получивших земельные наделы.