Александр Голиков - О братьях «не наших и не меньших»

• Название: О братьях «не наших и не меньших»
• Автор: Александр Голиков
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009

---

Уворачиваясь от веток, я вскорости поравнялся с беседкой, глянул на деревянного монстра и замер от неожиданности. Потому что в беседке кто-то был. Размером примерно с бегемота, а может, и больше, в темноте особо не приглядишься. Кто-то массивный, тяжеловесный, глыбой лежал там на полу, чуть слышно причмокивая и сопя в две дырки. Он что, лошадь в беседке поселил?! Ну совсем ни в какие ворота! Лошадей держать в беседках вместо конюшен — где это видано? И потом, откуда он её взял?

Я пялился в ту сторону, пытаясь разглядеть эту тушу получше, одновременно прислушиваясь. С лошадью этой явно было что-то не так. И тут сообразил — лошади вообще-то не сопят, они, кажется, всхрапывают или фыркают, а эта… это… А этот бегемот натурально сопел и вдобавок причмокивал, как наигравшийся и набегавшийся за день ребёнок, уснувший, наконец, праведным сном. Ну, дела! Теперь уж сам бог велел разобраться, что тут происходит, какая теперь, к лешему, деликатность?

Я решительно направился к сараю, чтобы узнать, зачем Андреич держит лошадей (или что там у него сопит?) в таких неприспособленных для этих целей помещениях.

А в сарае, как тут же выяснилось, тоже кое-что происходило, что-то из разряда таинственного и плюс имеющее некий налёт мистицизма, потому что через распахнутую настежь дверь я увидел на противоположной стенке тень, от вида которой у меня враз подкосились ноги, а сердце тревожно ёкнуло. У тени этой наличествовали горб и рога. Я натурально обалдел — это что, дурной сон, сюрреалистический бред?..

А бред и не думал исчезать, он меж тем продолжался. Тень горбуна с рогами куда-то пропала, но тут же появилась другая, всё там же, очертаниями — вытянутая собачья морда с острыми ушами. Псина держала в лапах некую штуковину, и я с изумлением понял, что это не что иное, как капельница (?). Тень собаки выделялась чётко, и у меня всё перемешалось в голове, когда вдруг дошло, что собака-то преспокойно стоит на задних лапах, ничуть этим фактом не смущаясь. Я тупо смотрел, как она издевается над здравым смыслом, а заодно и природой, и мыслей по поводу всего увиденного было ноль целых ноль десятых, и вообще, мой разум решил взять тайм-аут, и только поэтому я, ни о чём не думая, с пустой головой, но с холодком в душе и с вакуумом на месте желудка попёрся в сарай, можно сказать, на автопилоте, но боюсь, что чувственная составляющая моего поведения в данный момент многократно преобладала над его разумным содержанием. Раз эдак в сто.

То, что я увидел там, в сарае, когда вошёл, мне уж точно не забыть до конца дней своих.

Это снаружи сарайчик казался небольшим, приземистым и узким, внутри же как-то и удлинялся, и расширялся (между прочим, отличительная особенность многих деревенских построек), поселив по углам тяжёлые сгустки темноты. На поперечном толстом брусе на тонкой нитке провода висела голая двухсотпятидесятиваттная лампочка, размазывая мрак по углам и отбрасывая чёткие, рельефные тени (парочку таких я только что на стене и наблюдал). Прямо под ней мой Андреич, сидя на корточках, очевидно, занимался чем-то очень срочным и чрезвычайно важным, если даже головы не повернул в сторону двери, где сейчас красовалась моя обалдело-изумлённо-любопытная физиономия, на которой, вдобавок ко всему перечисленному, ещё и явственно проглядывал «вот такенный» знак вопроса. Зато другие две… э-э… персоны, находящиеся тут же, в отличие от моего соседа проявили ко мне живейший интерес. Надо ли говорить, что он был обоюдным? Я во все глаза смотрел на самые необычные, уродливые и странные существа, что мне приходилось когда-либо встречать в этой жизни, и знак вопроса на моей физиономии приобрёл совсем уж зримые очертания.

Первое существо, расположившееся от Андреича слева, больше всего смахивало на пупырчатого варана с рогами на вытянутой змеиной голове, вдруг поднявшегося на задние массивные лапы, да так и застрявшего в этом положении. На спине у него имелся небольшой горб, отчего «варан» несколько сутулился, а вот хвост отсутствовал напрочь. Рога в свете лампочки матово отсвечивали, что твои нагуталиненные штиблеты; очень роскошные, прямо-таки шикарные рога, такие не грех и на стенку приспособить в особняке какого-нибудь олигарха, и желательно где-нибудь над камином, у всех на виду — весьма бы способствовали авторитету хозяина как охотника.

Второе, стоящее, соответственно, от Андреича справа, держало капельницу в вытянутой лапе (я не ошибся), но вот сама лапа заканчивалась совсем не по-собачьи: три длинных когтя зловещего вида и отставленный четвёртый скорее напоминали птичью лапу, нежели дружественную лапу собаки. Да и всё остальное, если внимательней приглядеться, собакой тоже не пахло: туловище кожаным мешком, всё в бугристых складках и лоснящееся, будто смазанное жиром, внизу оно заканчивалось гигантскими лягушачьими лапами, позволяющими этому созданию стоять так же вертикально, и лишь вверху всё это безобразие венчала собачья морда с мощным покатым лбом сенбернара, но стоячими ушами немецкой овчарки. Дополняли картину уродства и безобразия омерзительные на вид длинные тонкие белесые нити, чем-то похожие на паутину, свисающие с нижней могучей челюсти — эдакий завершающий штришок в сюрреалистическом наваждении, которому я сейчас подвергся. Существо глядело на меня умными, но далеко не преданными собачьими глазами и вдруг неожиданно оскалилось, показав внушительные клыки, мало чем уступающие тигриным. Или львиным, вблизи оно без ощутимой разницы. Тени на стене, рельефно обрисовывающие своих прототипов, вносили свою лепту в этот сюр, для меня постепенно переходящий в самый настоящий кошмар, который, судя по всему, и не думал заканчиваться, а наоборот, всё продолжался и продолжался. Что-либо соображать я перестал окончательно, владели мной одни лишь эмоции, сведшиеся в конечном итоге к жгучему любопытству, замешанному на страхе с элементами ужаса. Зрелище, смею уверить, того стоило.

Тут рогатому, видно, надоело на меня пялиться, и он повернулся вновь к Андреичу, но собакоголовый продолжал всё так же смотреть и скалиться, словно о чём-то меня недвусмысленно предупреждая, хотя это явно было излишне — подходить к ним я не собирался, один их вид повергал в ступор, в котором, собственно, я сейчас и находился на грани обморока и тихой истерики с нервным срывом в придачу. Но нервы, надо отдать им должное, оказались всё же крепкими. Железными, как сказал бы мой дед, Царство ему Небесное.

Тут и Андреич соизволил, наконец, повернуть голову в мою сторону.

— О, Жека! Прибыл?

Волосы у него слиплись от пота, капли пота блестели и на лбу. Он небрежно смахнул их рукавом, и я заметил, что рука вымазана какой-то оранжевой дрянью. Нижнюю часть лица закрывала хирургическая маска на резинке, а сам он был облачён в белый халат. Весь его вид говорил о том, что он находится при исполнении прямых ветеринарских обязанностей. Я же только хлопал широко открытыми глазами — в прострации я пребывал, да ещё в какой!

— Как вовремя-то, давай сюда, будешь у меня за медсестру, а то от этих никакого толку, только под ногами путаются, чтоб их через коленку… Да держи ты капельницу повыше, горе луковое, не видишь, петля внизу! — вдруг прикрикнул он на собакоголового. Тот дёрнулся, ещё больше выпучил глаза и вцепился в капельницу, как в спасательный круг. — Понабрали, ё-моё… Ну, сейчас, кажись, начнётся!.. А ты, Тузька, не волнуйся, всё будет хорошо, справились же в прошлые разы, а? Вот и сейчас осилим, я уж привыкать начал, ха-ха… Жека! Дорогой! Где ты там застрял? Дуй сюда, потом с этими познакомишься, если захочешь… Да! Захвати сначала скамейку, она вон там, в том углу, а то ноги затекли, сил уже никаких…

Но поскольку я всё торчал столбом, не в силах ни пошевельнуться, ни слова вымолвить, то Андреич, оглянувшись на меня через плечо, сделал страшные глаза и рявкнул так, что сразу привёл меня в чувство, вывел из ступора и вернул в невозможную реальность с персонажами, не имеющими, по моему глубочайшему разумению, с этой самой реальностью ничего общего.

Механически переставляя ноги, я двинулся в указанном направлении, подобрал низенькую скамеечку и вернулся к опять к склонившемуся над чем-то Андреичу. Но как тут же выяснилось, не над чем-то, а над кем-то. Я очередной статуей застыл над ветеринаром, вытаращившись на то, что ранее целиком скрывала его широченная спина, и сердце моё при этом стучало не хуже отбойного молотка. Или станкового пулемёта, ибо увиденное того заслуживало.

Сначала я подумал, что перед Андреичем лежит слонёнок, только очень маленький, уменьшенный раз эдак в несколько. Похожим на слонёнка его делал хобот и большие, как у чебурашки, уши. Но только это был не слонёнок. Вообще непонятно, кто это был, но человек уж так устроен, что во всём ищет аналогии с уже известным, виденным ранее и знакомым по сути. Не стал исключением и я, сравнивая это создание с чем-то привычным, проводя эти самые аналогии, и чисто интуитивно, подсознательно пришёл к выводу, что в целом существо походило на розового плюшевого медвежонка с очень короткой, нежной шёрсткой, если б не этот самый хобот, уши от чебурашки и ещё витой коротенький, но острый рог, выходящий изо лба. Огромные круглые глаза существа отрешённо смотрели мимо нас куда-то в пространство, иголка от капельницы, что старательно держало создание с собачьей головой, была введена в левую лапку. Вообще, если откровенно, из трёх маленьких кошмарных монстров, что сейчас находились здесь, в сарае, этот казался самым привлекательным, даже симпатичным, по крайней мере, внешне никак не отталкивающим. Наверное, благодаря своим карим глазищам под длиннющими ресницами. Ресницам этим, без преувеличения, чёрной завистью позавидовала бы любая представительница слабого пола. Независимо от возраста.