Николай Лейкин - Наши за границей

• Название: Наши за границей
• Автор: Николай Лейкин
• Жанр: Юмористическая проза

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».

Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых, в Париж и обратно.

---

— Кричи, кричи. Но какъ только ты закричишь, сейчасъ-же я тебя брошу и убѣгу. Такъ ты и знай, что убѣгу.

— Постой, постой… Хочешь, я тебѣ вотъ этотъ красный корсетъ съ кружевами куплю, что въ окнѣ выставленъ?

— Ничего мнѣ не надо. Иди.

— Отчего? Вотъ корсетъ, такъ корсетъ! Русская славянка, да ежели въ этомъ корсетѣ! А ты хочешь ногу телятины? Вонъ нога телятины въ магазинѣ виситъ. Глаша! Смотри-ка! Телячьи-то окорока у нихъ продаютъ въ бумажныхъ штанинахъ съ кружевами. Вотъ такъ штука! Батюшки! Да и сырые телячьи мозги въ коробкѣ съ бордюромъ. Ну, мясная лавка! У насъ магазины брилліантщиковъ на Невскомъ такой роскоши не видятъ. Хочешь мозги. Завтра отдадимъ хозяйкѣ, чтобъ она намъ на завтракъ поджарила.

— Нужно еще прежде хозяйку найти. Гдѣ она, хозяйка-то гостинницы? Гдѣ сама гостинница-то?

— Ищи рѣшетку съ шишечками и найдешь.

— Далась ему эта рѣшетка съ шишечками!

— Ахъ, ахъ, вѣеръ изъ павлиньяго пера въ окошкѣ! Хочешь, этотъ вѣеръ тебѣ куплю?

— Ничего мнѣ сегодня не надо. Иди только. Нѣтъ, я окончательно сбилась, — произнесла наконецъ Глафира Семеновна. — Рѣшительно не знаю, куда идти.

— А я знаю. Прямо. Сейчасъ и будетъ рѣшетка съ шишечкой. Городовой! Же рюссъ славянинъ де нордъ. Глаша, какъ по-французски рѣшетка съ шишечкой? Вотъ городовой на углу стоитъ.

Но тутъ Глафира Семеновна, дабы избѣжать скандала, потянула Николая Ивановича въ переулокъ и со слезами проговорила:

— Николай Иванычъ! Уймешься-ли ты? Эдакое несчастіе случилось, люди потеряли свою квартиру, не знаютъ, гдѣ переночевать, а ты клоуна изъ себя строишь!

— Я клоуна? Я? Потомственный почетный гражданинъ и кавалеръ?..

— Постой… Кажется, напали на слѣдъ. Вонъ въ переулкѣ яма вырыта… Мы мимо этой ямы шли… нѣсколько оживилась Глафира Семеновна. — Въ ней еще тогда два блузника землю вынимали.

— Шли, шли… Да… Теперь еще рѣшеточку съ шишечкой…

— Прикуси языкъ насчетъ рѣшетки съ шишечкой. Что это, въ самомъ дѣлѣ, заладилъ одно и то-же. Да, здѣсь, здѣсь… Здѣсь мы шли. Вотъ теперь нужно свернуть, кажется, налѣво, а потомъ направо. Прибавь шагу. Чего ты ноги-то волочишь!

— Прежде налѣво, Глаша, а потомъ направо. А то знаешь что? Пойдемъ ночевать въ другую гостинницу? Паспортъ вѣдь у меня въ карманѣ. А завтра свою гостинницу разыщемъ.

— Иди, или…

И Глафира Семеновна потянула мужа въ другой переулокъ.

— Кажется, такъ идемъ. Теперь только-бы посудный магазинъ на углу найти, гдѣ старуха въ красномъ шерстяномъ чепцѣ чулокъ вязала, — продолжала она.

— И рѣшеточку съ шишечкой.

— Опять? Ежели посуднаго магазина не найдемъ на углу, — ну, не здѣсь.

— Собачка еще такая съ хвостикомъ закорючкой бѣгала — вотъ что я помню, — сказалъ Николай Ивановичъ.

— Такъ тебѣ собачка съ хвостикомъ закорючкой и будетъ съ утра и до ночи на одномъ мѣстѣ бѣгать! Вѣдь скажетъ тоже. О, пьянство, пьянство! До чего оно человѣка доводитъ.

— Пить — умереть, и не пить — умереть, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ, — такъ ужъ лучше пить!

— Магазинъ! Посудный магазинъ! — радостно воскликнула Глафира Семеновна, когда они вышли на уголъ переулка. — Теперь налѣво, налѣво.

— А тамъ рѣшеточка съ шишечкой. Постой, Глаша. Хочешь, я тебѣ вотъ этотъ большой бокалъ куплю? Сейчасъ мы скомандуемъ старухѣ, чтобъ она намъ пива…

— Иди, или… Вонъ и красная желѣзная перчатка виситъ. Слава тебѣ, Господи! Нашли. Сейчасъ будетъ и наша гостинница напротивъ…

Глафира Семеновна отъ радости даже перекрестилась.

— Нѣтъ, постой… — бормоталъ Николай Ивановичъ. — Надо рѣшеточку съ шишечкой…

Но Глафира Семеновна уже не слушала и тащила мужа по направленію къ красной желѣзной перчаткѣ, освѣщенной фонаремъ. Вотъ они и около перчатки. Но, дивное дѣло, напротивъ перчатки подъѣзда съ надписью «Hôtel» нѣтъ. Глафира Семеновна протащила мужа два-три дома вправо отъ перчатки и два-три дома влѣво — подъѣзды имѣются, но вывѣски гостинницы нѣтъ.

— Господи, Боже мой! Да куда-же наша гостинница-то дѣлась? Явственно помню, что противъ перчатки, а вывѣски нѣтъ, — говорила Глафира Семеновна.

— Рѣшеточки съ ши…

— Молчи! Надо въ перчаточный магазинъ зайти и спросить, гдѣ тутъ гостинница. Вѣдь ужъ навѣрное перчаточникъ знаетъ.

— Вотъ и отлично, Глаша. Зайдемъ. А я тебѣ пару перчатокъ куплю. Перчаточникъ этотъ давеча днемъ удивительно какъ мнѣ понравился. У него лицо такое, знаешь, пьющее…

Супруги перешли улицу и вошли въ перчаточный магазинъ. Перчаточникъ, какъ и утромъ, встрѣтилъ ихъ опять въ одномъ жилетѣ.

— Vous voulez des gants, madame? — спросилъ

— Вуй, вуй! Ну аштонъ де ганъ. Но дитъ же ву при — у э готель иси? Ну завонъ арете данъ готель е ну завонъ убліе ле нумеро. A вывѣски нѣтъ. Нонъ екри сюръ ля портъ. Ну рюссъ… Ну де Рюсси..- пояснила Глафира Семеновна.

— Vous désirez les chambres garnies, madame?

— Вуй, вуй… Должно быть, ле шамбръ гарни. Тамъ энъ вье мосье хозяинъ и енъ вьель мадамъ.

— Voila, madame. C'est la porte des chambres garnies, — указалъ перчаточникъ.

— А пуркуа не па зекри сюръ ли портъ?

— Ces chambres sont sans écritaux, madame. Voilà la porte.

— Здѣсь, здѣсь… Только безъ вывѣски. Подъѣздъ напротивъ, — радостно проговорила Глафира Семеновна.

Выбравъ себѣ перчатки, она повела мужа изъ магазина. Николай Ивановичъ, было, обернулся къ перчаточнику и воскликнулъ:

— Рюссъ е Франсе… Бювонъ ле венъ ружъ. Вивъ ля Франсъ!

Но Глафира Семеновна просто напросто выпихала его за дверь.

Черезъ минуту они звонились у своего запертаго уже подъѣзда. Имъ отворилъ самъ старикъ хозяинъ.

Въ глубинѣ подъѣзда стояла старушка хозяйка.

XXXVI

Забравшись къ себѣ въ пятый этажъ, а по-парижски — только въ «troisième», супруги задумали напиться чаю съ бутербродами. То-есть задумала собственно одна Глафира Семеновна, ибо Николай Ивановичъ былъ совсѣмъ пьянъ и, снявъ съ себя пиджакъ и жилетъ, пробовалъ подражать танцовщицѣ изъ египетскаго театра, изображая знаменитый «Danse de ventre», но ничего, разумѣется, не выходило, кромѣ того, что его качало изъ стороны въ сторону. Ноги окончательно отказались ему служить, и онъ проговорилъ:

— Мудреная это штука танцы животомъ, особливо при моей тѣлесности.

— Кончишь ты ломаться сегодня, или не кончишь! — крикнула Глафира Семеновна.

— Да за неволю кончу, коли ничего не выходитъ. Нѣтъ, должно быть, только тѣ египетскія муміи и могутъ этотъ танецъ танцовать.

— Клоунъ, совсѣмъ клоунъ! И что это у тебя за манера дурака изъ себя ломать, какъ только выпьешь! — воскликнула Глафира Семеновна и стала звонить слугу въ электрическій колокольчикъ.

Позвонила она разъ, позвонила два, три раза, но все-таки никто не показывался въ дверяхъ.

— Спятъ тамъ всѣ, что-ли? — проговорила она. — Но вѣдь всего еще только одиннадцать часовъ.

Она позвонила въ четвертый разъ. Въ корридорѣ послышались шаги и ворчанье, потомъ стукъ въ дверь и въ комнату заглянулъ старикъ-хозяинъ. Онъ былъ въ бѣломъ спальномъ колпакѣ, въ войлочныхъ туфляхъ, въ ночной сорочкѣ и безъ жилета.

— Qu'est-ce qu'il y a? Qu'est-ce qu'il y a? Qu'avez vous donc? — удивленно спрашивалъ онъ.

— Hy вулонъ буаръ дю тэ… Апорте ля машинъ дю те, ле тасъ е ля тэйеръ. Э анкоръ ле бутербродъ, — отнеслась къ нему Глафнра Семеновна.

— Comment, madame? Vous voulez prendre d hé? Mais la cuisine est fermée déjà. Tout le rnond est couché… Il est onze heures et quart.

— Здравствуйте… Въ одиннадцать часовъ вечера ужъ и чаю напиться нельзя. Кухня заперта, всѣ спятъ… вотъ какіе парижскіе порядки, — взглянула Глафира Семеновна на мужа.- A я пить до страсти хочу.

— Что-жъ, Глаша, тогда мы бутылочку красненькаго съ водицей выпьемъ, — отвѣчалъ тотъ.

— Чтобъ я вамъ еще дома позволила пьянствовать? Нм за что на свѣтѣ! Лучше ужъ вонъ холодной воды изъ графина напьюсь.

— Да какое-же тутъ пьянство, ежели красненькое вино съ водицей!..

— Молчите.

Старикъ-хозяинъ, видя такіе переговоры насчетъ чаю и замѣчая неудовольствіе на лицѣ постояльцевъ вообразилъ, что Глафира Семеновна, можетъ быть больна, хочетъ лѣчиться чаемъ, какъ вообще имъ только лѣчатся французы, и спросилъ:

— Etes-vous malade, madame? Alors…

— Какъ маладъ? Команъ маладъ? Здорова, даже очень здорова. Я ѣсть хочу. Же ве буаръ е манже. Нельзя дю тэ, такъ апорте муа дю пянъ, дю беръ е де вьяндъ фруа. Же демандъ фруа. Ля кюзинье ферме, такъ апорте муа фруа. Ля вьяндъ Фруа…

— C'est impossible, madame. А présent nous n'avons point de viande

— Какъ? И де вьяндъ фруа нѣтъ? Какой-же послѣ этого у васъ готель пуръ вояжеръ, ежели даже холоднаго мяса нѣтъ! Ну, ли вьяндъ нельзя, такъ фромажъ. Фромажъ и пянъ бланъ.

— Seulement jusqu'а neuf heures, madame, mais а présent il est plus de onze heures, madame.- развелъ руками старикъ-хозяинъ.

— Только до девяти часовъ, видите-ли, можно что-нибудь съѣстное получить, — опять взглянула Глафира Семеновна на мужа. — Ну, гостинница!

— Просто шамбръ-гарни здѣсь, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Спроси бутылочку краснаго-то вина. Красное вино навѣрное ужъ есть. Ежели и кухня заперта, такъ вѣдь его ни варить, ни жарить.