Николай Лейкин - Наши за границей

• Название: Наши за границей
• Автор: Николай Лейкин
• Жанр: Юмористическая проза

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».

Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых, в Париж и обратно.

---

— Отвѣть, ежели слова знаешь. Тебя не убудетъ.

Женщина въ бѣломъ чепцѣ, передникѣ и съ букетомъ на груди принесла на столикъ извозчику кусокъ хлѣба, нѣсколько редисокъ и кусочекъ масла на тарелочкѣ. Извозчикъ принялся закусывать.

LXIV

Поджидая завтракающаго извозчика, супруги спросили себѣ сандвичей и краснаго вина и съ любопытствомъ смотрѣли, какъ онъ, сидя около нихъ, закусывалъ редиской и хлѣбомъ съ масломъ. Уничтоживъ редиску, онъ спросилъ себѣ ломотокъ сыру и краснаго вина и опять принялся ѣсть.

— Редиска…. сыръ… Смотри, смотри… Да онъ завтракаетъ совсѣмъ на аристократическій манеръ, — подтолкнула Глафира Семеновна мужа. — Вотъ какъ здѣсь въ Парижѣ извозчики-то живутъ: красное вино за завтракомъ пьютъ.

Извозчикъ, должно быть, замѣтилъ, что о немъ идетъ рѣчь. Онъ улыбнулся и, когда Глафира Семеновна, отрѣзавъ отъ сандвича кусочекъ, положила его себѣ въ ротъ, сказалъ, кивнувъ головой:

— Bon appétit, madame.

Глафира Семеновна поблагодарила его также кивкомъ и пробормотала мужу:

— Заговариваетъ, положительно заговариваетъ съ нами. Ты слышалъ, что онъ сейчасъ сказалъ мнѣ: «пріятнаго аппетита?»

— Полировка, французская полировка… — отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Ну, и у нихъ есть невѣжи, а это какой-то особенный.

Допивая красное вино, извозчикъ, какъ-бы извиняясь передъ супругами, что онъ ихъ задерживаетъ, опять обратился къ Глафирѣ Семеновнѣ по-французски:

— Еще чашку кофе, мадамъ, и я къ вашимъ услугамъ.

— Даже кофей будетъ пить послѣ завтрака — вотъ какой извозчикъ, — перевела Глафира Семеновна слова извозчика Николаю Ивановичу.

Прислуживавшая женщина, дѣйствительно, принесла извозчику большую чашку кофе съ молокомъ, и онъ принялся за кофе, медленно хлебая его съ ложки. Проглотивъ нѣсколько ложекъ, онъ опять началъ:

— Господинъ не говоритъ по-французски?

При этомъ онъ кивнулъ на Николая Ивановича.

— Нонъ… Энъ пе иль компранъ, ме не парль, — отвѣчала Глафира Семеновна.

— Il me semble, madame, que vous êtes russes. Глазъ парижскаго извозчика никогда не обманывается насчетъ русскихъ. Вы русскіе?

— Вуй, ну сомъ рюссъ.

Извозчикъ приподнялъ клеенчатую шляпу, прищелкнулъ языкомъ и сказалъ:

— Brave nation… И долженъ вамъ сказать, что всѣ наши симпатіи къ русскимъ…

Наконецъ извозчикъ залпомъ допилъ изъ чашки остатки кофе, положилъ на столъ за завтракъ деньги и, вставъ изъ-за стола, сказалъ:

— Теперь я къ вашимъ услугамъ, мадамъ. Благодарю за вашу любезность, что подождали меня. Прошу васъ въ экипажъ.

Поднялись изъ-за столика и супруги. Глафира Семеновна шла впередъ, Николай Ивановичъ слѣдовалъ сзади. Они подошли къ экипажу, и лишь только Глафира Семеновна приготовилась садиться и занесла ногу на подножку экипажа, извозчякъ тотчисъ-же подставилъ ей руку, свернутую калачикомъ. Глафира Семеновна остановилась и недоумѣвала.

— Обопритесь, обопритесь, мадамъ, на мою руку, — заговорилъ извозчикъ, и тутъ-же прибавилъ:- О, я вижу теперь, что этотъ господинъ вашъ мужъ, а мужья вообще плохіе кавалеры.

Глафира Семеновна оперлась на руку извозчика и, поблагодаривъ, сѣла въ экипажъ.

— Каковъ извозчикъ-то! — толкнула она усаживающагося съ ней рядомъ мужа. — Боже мой, да это даже и не похоже на извозчика, до того онъ учтивъ.

— На чай хочется получше получить — вотъ онъ и подлащивается.

— Однако, посмотри, какъ ловко онъ подалъ руку; совсѣмъ на офицерскій манеръ. Ты прими въ соображеніе, что вѣдь онъ старикъ.

— Наполировался. Старику-то наполироваться еще легче.

Извозчикъ между тѣмъ влѣзъ на козлы, и экипажъ поѣхалъ.

— Удивительно, какой элегантный извозчикъ, — продолжала Глафира Семеновна. — Ты знаешь, онъ даже и тебя осудилъ, что ты не подсадилъ меня въ экипажъ.

— А за это ему по шапкѣ. Какое такое онъ имѣетъ право надъ сѣдокомъ смѣяться?

— Ну, ну… Пожалуйста, пожалуйста… Ты-бы вотъ лучше вчерашнюю дикую-то бабу по шапкѣ!.. А то тебя на это не нашлось. Ты вотъ полированнаго человѣка хочешь по шапкѣ…

— Не смѣйся надъ сѣдокомъ въ глазахъ жены…

— Оставь, Николай Иванычъ, оставь. Раскаиваюсь, что и сказала тебѣ.

Подъѣзжали къ Луврскому магазину.

— Вотъ Луврскій магазинъ, — отрекомендовалъ извозчикъ, обернувшись къ сѣдокамъ въ полъ-оборота. — Сегодня воскресенье и онъ запертъ, но совѣтую побывать вамъ въ немъ въ другіе дни.

— Команъ ферме? Ахъ, комъ се домажъ! — заговорила Глафира Семеновна. — Николай Иванычъ, вѣдь магазинъ-то запертъ, — обратилась она къ мужу.

— Я говорилъ тебѣ.

— Какъ-же намъ теперь попросить, чтобы сегодня вечеромъ вещи-то мои были готовы? Мнѣ положительно не хочется еще на день оставаться въ Парижѣ. Коше! Пе тонъ постучать энъ пе а ля портъ? Пе тетръ отворятъ. Увриръ могутъ? Вуй?.. Вѣдь есть-же тамъ хоть артельщики дежурные. Арете, коше…

Глафира Семеновна остановила извозчика, вышла изъ экипажа и стала искать звонка около двери магазина, но звонка не оказалось. Она стукнула въ дверь.

— Безполезно, мадамъ. Сегодня не отворятъ, — сказалъ ей извозчикъ. — Сегодня все амплуайе праздничаютъ, находятся гдѣ-нибудь за городомъ на легкомъ воздухѣ и проводятъ время съ дамами сердца.

Постучавъ еще нѣсколько разъ въ дверь, Глафира Семеновна снова усѣлась въ экипажъ я сердито сказала мужу:

— Ну, все равно, останемся еще на одинъ день въ Парижѣ, только зарубите себѣ на носу, что я на выставку къ проклятымъ дикимъ положительно уже больше ни ногой. — Коше! Картье Латенъ, же ву при! — скомандовала она извозчику.

LXV

Супруги ѣхали почти шагомъ. Извозчикъ поминутно оборачивался къ сѣдокамъ и, указывая на какое-либо зданіе, бормоталъ безъумолку. Лицо его то улыбалось, то принимало серьезное выраженіе, говорилъ онъ то съ восторгомъ, то съ грустью, то прищелкивалъ языкомъ, то кивалъ головой. Очевидно, онъ и самъ восхищался Парижемъ.

— Говоритъ красно, а поди разбери, что онъ такое бормочетъ! — сказалъ Николай Ивановичъ женѣ. — Понимаешь что-нибудь, Глаша?

— Въ томъ-то и дѣло, что мало. А очень жаль. То-есть названія церквей то и улицъ я понимаю. Вотъ сейчасъ проѣзжали мимо биржи, на которой проигрался маркизъ де-Клермонъ.

— Какой-такой маркизъ Клермонъ?

— А это изъ одного романа. Помнишь, я тебѣ читала?

— Тьфу ты пропасть! А я думалъ, какой-нибудь настоящій.

— Онъ проигрался и потомъ сдѣлался чистильщикомъ сапогъ. Да вѣдь ты и самъ, кажется, читалъ?

— Могу-ли я все упомнить. Ты знаешь мое чтеніе. Лягу на диванъ раскрою книгу, а черезъ минуту ужъ и сплю. Для меня читать, такъ это все равно, что сонныя капли.

— Ну, а я все помню, что читала. Потому-то вотъ всѣ улицы Парижа для меня и интересны, что онѣ во французскихъ романахъ описываются. Изъ-за того-то я и въ Латинскій кварталъ ѣду, что по романамъ всѣ тамошнія мѣста наизусть знаю.

Въѣзжали въ Латинскій кварталъ. Извозчикъ обернулся и сказалъ по-французски.

— Вотъ что называется Латинскимъ кварталомъ.

— Да, да… Вотъ и на улицахъ ужъ не такъ много народа, какъ въ центрѣ города, — проговорила Глафира Семеновна, съ любопытствомъ смотря направо и налѣво… — Мерси, коше, мерси… Здѣсь вѣдь студенты, гризетки, разныя работницы, цвѣточницы живутъ, — обратилась она къ Николаю Ивановичу.

— Гм… Такъ.. — Николай Ивановичъ зѣвнулъ.

— Неужели тебя это не интересуетъ, Николя? А мнѣ такъ это въ сто разъ интереснѣе выставки.

— Boulevard St.-Michel! — возгласилъ извозчикъ, когда они въѣхали на широкую улицу.

— Ахъ, вотъ онъ бульваръ-то Сенъ-Мишель, — воскликнула Глафира Семеновна. — Ну, я его такимъ и воображала. Совсѣмъ Большой проспектъ на Васильевскомъ острову. Вѣдь о бульварѣ Мишель сколько пишутъ. Страсть! Вотъ тутъ бѣлошвейка Клотильда познакомилась съ медикомъ Малине. И, навѣрное, гдѣ-нибудь тутъ есть тотъ ресторанчикъ, гдѣ они въ первый разъ завтракали. Тетка Пате этотъ ресторанчикъ держитъ. Видишь, я все помню.

— Бредишь ты, кажегся.

— Да нѣтъ-же, нѣтъ… Тамъ даже подробное описаніе было. У входа висѣли часы, a надъ часами оленьи рога… Вотъ ежели-бы зайти, то я сейчасъ узнала-бы этотъ ресторанчикъ по описанію.

Николай Ивановичъ встрепенулся.

— Что-жъ, давай, зайдемъ… Краснаго вина я выпью съ удовольствіемъ. Извозчику можно также поднести.

— Да погоди, нужно сначала разыскать этотъ ресторанъ. Коше. Ву саве y э ресторанъ де тантъ Пате? — спросила Глафира Семеновна извозчика.

— Quel numéro, madame? — обратился тотъ къ ней въ свою очередь.

— Нумеръ дома спрашиваетъ… Почемъ я знаю! Же не ce па.

— Alors il faut chercher. C'est un restaurant russe?

— Какъ рюссъ? Франсе. Эта тетка Пате описана, какъ самая добрая женщина. Когда съ Клотильдой случился грѣхъ и она родила ребенка, то Пате призрѣла этого ребенка и вскормила на козьемъ молокѣ. A Клотильда была больна и лежала въ клиникѣ. Видишь, я все помню.