Мкртич Саркисян - Сержант Каро

• Название: Сержант Каро
• Автор: Мкртич Саркисян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1980

Мкртич Саркисян — известный армянский прозаик, творчество которого отражает героику Великой Отечественной войны. В его произведениях, выходивших в разных изданиях на родном и русском языках, нашел своеобразное преломление образ солдата-армянина, плечом к плечу с воинами других национальностей участвовавшего в разгроме фашистской Германии.

Новая книга М. Саркисяна включает повести и рассказы о поколении молодых, которые получали нравственную и гражданскую зрелость на поле боя, защищая социалистическое Отечество. Лейтмотивом книги является неиссякаемая связь настоящего с героическим прошлым нашего народа. Это гимн жизни, миру, дружбе народов.

Повести «Сержант Каро», «Жизнь под огнем», рассказы «Так ведь, Онес?», «Хочу убить войну» и другие во многом носят автобиографический характер, их отличают историческая правда, глубокий лиризм и психологизм, добродушный юмор.

---

— Будет… А теперь отправляйтесь к Марии. У нее за пару деньков отъедитесь, сие уж точно, но на передовой вам это отрыгнется… Нет, не нравятся мне ваши диетические физиономии… Идите, не задерживайтесь, вас ждут превосходные блюда Марии.

Подполковник обращается к нам, а кажется, будто говорит сам с собой. Мы стоим, переминаясь с ноги на ногу.

— Вы свободны, ребятки.

— Вот так без ничего и явимся к Марии, товарищ подполковник?

— Да, Иван, дай-ка им бумагу, чтобы их на довольствие зачислили.

— Бумага готова, товарищ подполковник.

— А Мария как, хорошо нас примет? — пытается пошутить Грицай.

— Накормить накормит, а на большее, лейтенант, не рассчитывай: сердце ее занято.

— Это правда? — нахмуривается Грицай.

— Чистая правда. Сердце ее принадлежит разведчику Каро.

Опять этот Каро!..

— Они любят друг друга? — выпаливает Грицай.

— Насчет разведчика — не утверждаю, но что до Марии, могу сказать с уверенностью: она любит его. Впрочем, — вдруг как бы спохватывается подполковник, — не разболтались ли мы?! Вы свободны, идите.

Выходим. Вокруг весна, а Грицай, мой веселый товарищ, повесил голову: еще бы, рассчитывать на внимание Марии уже не приходится.

— Твой землячок, наверное, крепкий орешек, — говорит он мне.

— Здесь все его знают, человек он, видать, заметный, — с гордостью отвечаю Василию.

* * *

Мы в «царстве» Марии. Пол в избе устлан соломой. Сидим на полу, поджав под себя ноги, и уплетаем приготовленную Марией великолепную уху. Мария и стряпуха, и раздатчица хлеба, и официантка. Полненькая, однако подвижная, расторопная, и, главное, обслуживает так приветливо, так охотно, что уха делается вдвое вкуснее. Грицай провожает ее глазами и тихо вздыхает.

— Сегодня же, вот хоть сейчас женился бы, — говорит он, обжигаясь. — Как раз о такой и мечтаю. Моей женой должна быть или она, или такая, как она, черт побери!

— Ты же слыхал, сердце ее занято. Значит, ищи-ка, братец, похожую на нее, но дождись сперва окончания этой войны.

— А если погибну?

— Между прочим, на войне убивают не только холостяков, убивают и женатых. Так что, брат, женившись, ты не только не застрахуешь себя от смерти, но и можешь сделать Марию или какую-нибудь другую несчастной вдовой.

Грицай слушает, держа ложку у рта. Ему по душе повариха Мария, и он, забыв о горестях войны, мечтает о женитьбе. Как знать, может, Грицай и прав… Может, это одна из реальных возможностей хоть как-то отомстить войне — возможность вырвать из ее кровожадной пасти кусочек жизни, кусочек счастья.

За окном лениво льет дождь. В избу наносит весеннюю сырость. Глухо погромыхивает за ближним пригорком фронт. Великая печаль сошла на мир. Смерть вцепилась ему в горло. А мой товарищ хочет жениться.

— Что ж, давай женись, — говорю я ему, — буду твоим дружкой.

— Зря насмехаешься, — сердится Грицай. — Ты считаешь, что если война, то жизнь остановилась?

— Женись, — повторяю, — буду твоим дружкой, я не шучу.

— Шутишь, конечно, — примиряется он. — Сейчас не до женитьбы. Особенно здесь, на переднем крае. Здесь не гармошки, а пушки наяривают краковяк…

Входит Мария, и наш разговор прекращается. Она приносит новую еду.

— Ну, ребята, — непринужденно, как стара» знакомая, обращается Мария к нам, — какую же отметку я получу за этот обед?

— Отлично, — говорю я.

— Отлично, — говорит Грицай.

— Отлично? — Маруся польщена. — Спасибо, если не врете. А если это просто комплимент, все равно — спасибо.

— Такой вкусный обед могла бы состряпать только моя мама, — искренне добавляет Грицай.

— Приятно слышать. Может, еще поели бы, — потчует она Грицая. — Поешьте, небось истосковались по домашним обедам.

Грицай расплывается в улыбке.

— Не хочу вас затруднять, — говорит он с жаром, — но если вы дадите даже яду — приму с удовольствием.

Девушка удивленно таращит глаза.

— Яду? Почему же яду? — спрашивает она. — Ваша жизнь и без того отравлена этой войной. Для хороших людей у нас и получше лекарства найдутся.

— Вы не так меня поняли, — поправляется Грицай. — Я хотел сказать, что у человека, который тебе по сердцу, что угодно возьмешь с удовольствием.

— А-а! — тянет девушка. — Тогда примите от меня добавку: моя стряпня куда приятнее, чем, скажем, яд.

Мария ловко притворилась, будто бы не поняла Грицая. Вспыхнувшие в ее глазах озорные искорки, однако, тут же выдали ее. Но в глазах поварихи промелькнуло также и другое: «Поешьте — и счастливого пути. Ох, уж эти мне ухажеры!»

— Скажите, а где сейчас может быть сержант Каро? — вдруг вырывается у меня.

Круглое лицо Марии сразу светлеет и делается красивым. Глаза становятся горячими и лучистыми. Она скашивает их в мою сторону и подходит ко мне:

— Значит, вы армянин?

— Разве из документа не видно, кто я?

— А я только заглянула в документ-то. Стало быть, вы с сержантом земляки?

— Из одного района, соседями были.

— Вы оттуда его знаете или здесь познакомились?

— Часа два назад познакомились, — отвечаю, — вот здесь, перед этой дверью.

Девушка смеется. На щеках — ямочки. Теперь она еще красивее, эта кругленькая, невысокого роста стряпуха.

— Подождите немного, отдохните, он вот-вот появится, еще не обедал. Ночью ему в разведку, линию фронта переходить.

Мария убирает со стола посуду и уходит. На воле тот же монотонный влажный шорох дождя и то же глухое орудийное уханье. С отяжелевших листьев срываются и падают на мокрую землю крупные дождевые капли. После того как пройдешь долгий трудный путь, отдых — пусть даже кратковременный — дороже всего на свете. Но Грицай сидит и, полузакрыв глаза, грезит. Я знаю, о чем он грезит. Он, конечно, не может уснуть, а я, кажется, уже почти сплю.

— Здравствуй, земляк!

Я вскакиваю с места, тру глаза. В дверях стоит сержант Каро, стоит и своими голубоватыми с прозеленью глазами с умилением глядит на меня. Потом подходит ко мне и растягивается рядом на устланном соломой полу.

— Поспал немного? Помешал я тебе, но ничего, — говорит он на родном языке, — ты ведь как с неба свалился! Давно уж ищу тут земляка, искал, искал, да все напрасно, и вдруг откуда ни возьмись — ты! Эх, коли бы ты знал, как я по говору нашему соскучился! До того соскучился, что иногда в разговоре с русскими начинаю по-нашему говорить… Да опомнюсь… Так-то.

Одним духом, со скоростью автоматной очереди выговорив накипевшее на сердце, сержант Каро нежно обнимает меня за плечи и смотрит в лицо. Может, какие-то отражения знакомых с детства картин ищет он сейчас в глазах своего соотечественника? Затем он некоторое время молчит, устремив взгляд в пол. И потом:

— Смотрю я на тебя и наши края вспоминаю. Мать мою покойную вспоминаю… как она из тонира лаваш доставала. Жену и ребятишек вспоминаю…

— Значит, жена у тебя, дети…

— Двое. Мальчики оба! Двойняшки вдобавок! Они мне жизни моей дороже, — растроганно отвечает сержант.

— А Мария? — срывается у меня с языка.

— Мария? — настораживается сержант. — А при чем тут Мария?

— Да говорят, она влюблена в тебя.

— Ну, это другой разговор, — успокаивается Каро. — Дело в том, что раз я отомстил за нее, а она, как видно, взяла да и влюбилась в меня. Я же ни о какой такой любви и не помышляю. По мне человек должен любить только одну, чтоб эта его любовь и чистая была и сладкая. Я человек честный, знай, брат.

— Говоришь, ты отомстил за нее… Что это за история?

— Длинная история, лейтенант, на голодный желудок не расскажешь. Расскажу, когда пообедаю.

Каро с аппетитом, молча съедает оставленную ему на теплой печи еду и снова подсаживается ко мне.

— Тебе уж кое-что про меня рассказали, да?

— Конечно. Здесь все тебя знают. Это хорошо, говорят, что мы с тобой земляки. Сержант Каро, говорят, знаменитый разведчик.

Каро беззвучно смеется. От смеха все его лицо покрывается морщинами, но два ряда крепких зубов делают это сухое пепельное лицо довольно привлекательным.

— Я так и знал. Здесь очень уж раздувают мои приключения. И то сказать, по-моему, никакой я не разведчик. Разведчик — это не шпион?

— Нет, не шпион.

— Значит, я разведчик? — приосанивается Карс.

— Конечно, — подтверждаю.

— Ну да! Это я-то разведчик? Я ведь никаких чужих языков не знаю, чтобы быть разведчиком. Мое дело — красть немцев. — Каро вытягивает из-под шинели ножку от венского стула. Потом показывает на висящий у него сбоку пистолет.

— Главное мое оружие — вот эта ножка. Легонько стукнешь фрица по головке, он и ложится, и не умер, и не жив. А я взваливаю себе на спину полумертвого — и к своим.

Слишком уж просто изображает Каро охоту за «языком». Слишком уж скромной выглядит в представлении Каро его трудная фронтовая специальность. Между тем в системе разведывательной службы охота за «языком» — дело не только самое тяжелое, но и самое опасное.