Михаил Шевердин - Санджар Непобедимый

• Название: Санджар Непобедимый
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Государственное издательство УзССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1954

Знаменитый приключенческий роман Михаила Ивановича Шевердина (1899-1984) охватывает первую половину 1920-х годов. Главный герой - бывший пастух, вставший на защиту рабоче-крестьянской власти. В острых приключениях, смертельных схватках с врагами революции закаляется, мужает Санджар и в итоге становиться прекрасным командиром Красной Армии.

---

— Святой отец, вступись за нас…

Старец горы — Ишан–Азиз был известен далеко за пределами долины своей благочестивой, подвижнической жизнью и глубоким знанием корана — мусульманской премудрости. Сотни лет пещера на Красной горе служила прибежищем ишанам — Старцам горы, звание которых переходило от отца к сыну. Сарыкундинцы кормили, поили, одевали святых хранителей пещерного мазара. Сотни лет старец горы был высшим старейшиной жителей кишлака Сары–Кунда и заступником их перед богом.

И сейчас, в минуту смертельной опасности, сердца даже самих вольномыслящих устремились к этому, воздевшему очи к небесам, святому человеку. Многие упали на колени: руки тянулись к старцу.

Кудрат–бий поднялся на ноги и сделал несколько шагов навстречу старцу.

— Пожалуйте, пожалуйте, великий.

Ишан неторопливо уселся на ковер. Он обвел взглядом толпу; на секунду взор его остановился на теле распятого.

Лицо старца горы оставалось непроницаемым.

Но вот он повернулся к Кудрат–бию.

— Добрый мой бек, что соизволили вы решить в отношении этих многогрешных?

Курбаши тревожно заглянул в глаза старца.

— Мы решили, — неуверенно ответил он, — мы решили пресечь их жизненный путь. А? Что вы сказали?

Разгладив бороду, старец горы коротко бросил:

— Чилим!

Юноша, сопровождавший его, вырвал из рук приближенного курбаши чилим и бросился к ишану. Сделав три положенных затяжки и выпустив густую струю дыма из отверстия чилима, старец горы задумчиво покачал головой.

— Я думаю, — начал он, — пролитие крови мусульман мусульманами есть вещь недозволенная, и вы, великий курбаши, как мусульманин и правоверный последователь великого пророка, не найдете возможным сойти с предначертанного пути. Кровь мусульман да не прольется здесь…

Радостно зашумела толпа.

— Великий ишан, — забормотал в смущении Кудрат–бий, — они отступники. Смертную кару они заслужили. Они не мусульмане больше.

— Кровь мусульман не прольется здесь, — веско сказал ишан и многозначительно добавил: — Отпусти их. Но, прежде чем они уйдут, пусть каждый из виновных — и мужчина, и женщина возьмет тяжелый, самый тяжелый камень и в искупление вины повяжет тяжесть эту себе на шею.

Курбаши дал знак. Басмачи расступились, Сарыкундинцы, радостные и благодарные, поспешно бросились к оградам, окружавшим дворики. Они тащили тряпки, веревки, помогали друг другу надевать камни на шею. Местами уже слышались шутки, смех.

Когда суматоха утихла и дехкане собрались снова на площади, ишан громко, во всеуслышание, сказал Кудрат–бию:

— Отступничество — великое прегрешение, прегрешение, тяжестью своей тяжелее самого тяжелого камня. Камень же, брошенный в воду; не всплывает. Так и прегрешение, брошенное в пучину, не всплывет…

Он встал, медлительный и важный, и удалился, пройдя мимо застывшей, недоумевающей толпы…

Кудрат–бий отлично понял святого ишана. Отрывисто пролаял он приказание. Десятки басмачей бросились вязать руки ошеломленным, гнущим шеи под тяжестью камней беднякам и батракам.

В углу двора и на террасе мечети среди резных колонн толпились богатеи — баи, торговцы, зажиточные дехкане. Одни со злорадством, другие с ужасом и жалостью взирали на дикую расправу, но никто ни слова не сказал в защиту сарыкуидинцев.

Покрикивая, как на мирном базаре, — «пошт, пошт!» — «пошел, пошел!» всадники погнали сарыкундинцев к бурной горной реке топить прегрешения против аллаха, эмира, беков…

IV

Всю ночь отряд бойцов шел через Санг–Гардакское ущелье по скалистым тропам, карабкался по кручам перевалов, пробирался по зыбким карнизам над пропастями.

Камни скатывались с грохотом вниз, в черные, зияющие провалы, увлекая за собой щебень, гальку. Лавины обрушивались в тучах песка и пыли в ложе горного потока.

Отряд спешил, и поэтому сразу же была отброшена мысль идти по хорошей кружной дороге. Двигались по заброшенным, давно неезженным тропам. Копыта лошадей срывались, со скрежетом скользили по щебню, выбивали искры. Местами люди спешивались и, ведя лошадей в поводу, карабкались среди камней, больно ударяясь о невидимые в темноте острые выступы.

Нужно было спешить. Горы взывали о помощи.

— Скорее, скорее, — бормотал гонец из Сары–Кунда. — Торопитесь. Они уже пришли в кишлак. Смерть пришла уже.

И он неутомимо шагал впереди коня Кошубы, увлекая за собой весь отряд.

Сколько времени шел отряд? Который был час? Никто не знал — строжайше было запрещено зажигать огонь. Куда идет отряд? Куда сейчас поставит ногу конь? Одно неловкое движение — и конь может оступиться, чтобы исчезнуть со своим всадником навеки. Как искать его на дне тысячеметровой пропасти, в кромешной тьме? Было так темно, что глаза наполнялись слезами от напряжения при попытке что–нибудь разглядеть перед собой… Справа в темноте проплывали поблескивающие выступы обрыва. Если зазеваешься — скала зацепит, вырвет из седла и безжалостно сбросит с тропинки. А слева бездна, глубину которой сознание воспринимает только по далекому ворчанию горного потока…

— Торопитесь, — говорил Курбан.

Он охрип и дышал тяжело, со свистом. Всю ночь Курбан помогал непривычным к горам путешественникам перебираться через рытвины, осыпи, потоки.

Куда девалась его медлительность и простоватость? Когда рассвело, стало видно, что он оставил где–то свои живописные лохмотья и оделся в щегольскую красноармейскую форму. В ней Курбан поражал своей ловкой выправкой и подобранностью. Сразу видно было, что он не новичок в армии и что свою службу в качестве разведчика в рядах красной конницы он почитает за великую честь.

Перемена произошла почти незаметно. Обрыв справа, за который часто с неприятным шуршанием задевало плечо, вдруг стал различаться отчетливее. За пропастью, сквозь космы желтовато–молочного тумана, вырисовывались ребристые громады гранитного хребта. Впереди, в провале между двух гор, показался кишлак.

Деревья, плоские крыши домиков, башенки минарета, казалось, парили в трепещущем сиянии, изливающемся откуда–то сверху и сбоку. Розовый поток мчал бешеные воды у подножия холма. Легчайший мостик, чудом переброшенный с одного берега на другой, паутинкой повис над быстрой рекой.

— Чудесное утро, — задумчиво сказал Кошуба. — Красиво, черт возьми!

Он стоял на перевале перед каменистым спуском к мосту и любовался открывавшейся перед глазами картиной.

— Скорее! Поспешим, — робко пробормотал горец, осторожно касаясь рукой стремени Кошубы.

— Сары–Кунда? — спросил Кошуба.

— Да, мой кишлак. Скорее! Мы опоздаем.

Джалалов, только что добравшийся на своем незлобивом жеребчике до седловины перевала, мрачно огляделся:

— Так вот Сары–Кунда! Там, я вижу, все в порядке. Ой, нет!

На первый взгляд все было мирно в кишлаке: свежая зелень садов обрамляла веселые домики; поля с перемежающимися темными и яркоизумрудными прямоугольниками поднимались по склону величественной горы все выше к малиновым облачкам, ползущим по бокам острого пика…

— Ой, нет! — повторил Джалалов.

Возглас Джалалова заставил всех насторожиться.

— Что вы? — коротко бросил Кошуба. Но он замолк тут же, он тоже увидел.

На дорогу, неширокой белой полосой вившуюся по отлогому холму, выбежала из–за крайних домов маленькая девичья фигурка. В бинокль было видно, как быстро мелькают ноги в длинных шароварах и взлетают за спиной десятки косичек. Девушка бежала к мосту, ни разу не остановившись, не оглянувшись. Тонкий, звенящий звук, перекрывая мерный гудящий шум потока, разрезал воздух. То был вопль отчаяния. Так может кричать только человек, охваченный ужасом.

И в тот же момент стало понятно чего так испугалась девушка.

Из кишлака во весь опор выскочил всадник. Карьером мчался он вниз, пригнувшись к шее распластавшегося в стремительной скачке коня.

— Велик бог! — простонал горец и протянул вперед руки.

Конь огромными прыжками настигал беглянку. Почувствовав погоню, она заметалась.

Джалалов лихорадочно стаскивал через плечо карабин…

Но что можно было сделать? В одно мгновение всадник налетел на девушку, конь обрушился на нее, взметнув столб пыли. По инерции всадник промчался дальше, но сейчас же повернул обратно. Осадив коня прямо над лежавшей в пыли девушкой, он начал хлестать ее плетью.

Вздымаясь на дыбы, перебирая ногами, конь топтал девичье тело тяжелыми подковами.

Все произошло гораздо быстрее, чем здесь рассказано. Никто не успел опомниться.

Оглушительно грохнул выстрел, и почти в то же мгновение прозвучал злой окрик Кошубы.

— Что ты делаешь?

Подавшись всем телом в сторону, он вырвал карабин из рук смущенного Джалалова.