Михаил Шевердин - Санджар Непобедимый

• Название: Санджар Непобедимый
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Государственное издательство УзССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1954

Знаменитый приключенческий роман Михаила Ивановича Шевердина (1899-1984) охватывает первую половину 1920-х годов. Главный герой - бывший пастух, вставший на защиту рабоче-крестьянской власти. В острых приключениях, смертельных схватках с врагами революции закаляется, мужает Санджар и в итоге становиться прекрасным командиром Красной Армии.

---

Кудрат–бий парваначи.»

Волна негодования и гнева взметнулась вокруг приезжего, воздух зазвенел от яростных выкриков. Но приезжий стоял спокойно, перебирая четки и всем своим невозмутимым видом стараясь показать, что происходящее его не беспокоит нисколько и вообще мало касается.

Наконец Сираджеддин обратился к нему:

— Как вы посмели сюда явиться? Сейчас я и двух копеек не дам за вашу голову.

— Да, — добавил Санджар, — вы попали головой в раскаленную печь.

В голосе Санджара звучала угроза, и приезжий невольно съежился под его жестким взглядом.

— Выслушайте меня. Я совершал путь в Байсун к святым местам. Утром близ кишлака меня остановил всадник и попросил доставить в Сары–Кунда письмо.

— Кто вы?

— Мюрид ишана Хамдама, раб божий.

Наскоро устроенный допрос в известной мере рассеял подозрение. Кошуба махнул рукой: «Мало тут шляется, по дорогам, этих ханжей».

Впрочем, внимание сарыкундннцев было отвлечено более важным делом — обсуждением ответа Кудрат–бию.

Кузнец Юсуп вручил мюриду бумагу и калям. Когда тот заколебался, Сираджеддин не без ехидства заметил:

— Вы ведь мюрид святого ишана Хамдама, а не святого Кудрат–бия…

Приезжий почувствовал в словах старосты угрозу и забормотал:

— Что вы, что вы! Воля ваша. Мы повинуемся.

Он сел на камень, скрестив ноги, и положил на левое колено лист бумаги.

— Вы, я вижу, опытный писец, — сказал кузнец Юсуп, — пишите.

И он продиктовал следующее послание:

«Вам, бандиту с черным сердцем, Кудрат–бию, пишем мы, дехкане Сары–Кунда. Наши детишки побрезгуют испражняться на твою покрытую паршой и прочервивевшую голову, они найдут для этого дела местечко почище. Свет справедливости и храбрости сияет в наших сердцах. Благородная советская власть — наша мать. Большевики — наши руководители. Эмир — кровожадный тиран, а вы его палач, и судьба ваша имеет длину в два–три коротких зимних дня. На угрозы ваши мы плюем, как на падаль… Союз малоземельных дехкан Сары–Кунда: кузнец Юсуп, староста Сираджеддин, Мерген, Абдували и еще сто десять дехкан».

Курбан, взяв из рук приезжего письмо, громко прочитал его. Каждый из присутствующих подошел и приложил к бумаге медную печатку или большой палец, предварительно послюнявив и помазав его чернильным карандашом.

Затем письмо было вручено мюриду с приказом немедленно передать по назначению.

Прежде чем вернуться в Тенги–Харам, Кошуба предпринял совместно с Санджаром операцию в окрестных горах против кудратбиевской шайки. Но, несмотря на деятельную помощь сарыкундннцев и жителей соседних кишлаков, басмачей обнаружить не удалось. За двое суток горных маршей не было сделано ни одного выстрела. Кудрат–бий избегал столкновений. Впрочем, это была обычная басмаческая тактика: уклоняться от открытого боя, жалить исподтишка.

VI

По неезженным и нехоженным тропам, через безвестные перевалы отряд возвращался в Тенги–Харам, где была оставлена экспедиция.

Кроме постоянного проводника экспедиции, Ниязбека, который принял участие в сарыкундинском походе, путь по горным тропам указывали три горца–таджика, взятые из безымянного кишлачка, забравшегося к самой линии вечных снегов.

Перед тем как вступить в ущелье, каждый осмотрел сбрую, коня и в особенности подпруги. Проводники, пошептавшись, сказали:

— Места дальше пойдут серьезные. Дорога испортилась, нехорошая стала. Придется набраться терпенья, если хотим пройти.

Настроенный несколько легкомысленно, Санджар заметил:

— Из терпенья и халву можно сварить. Пройдем. И двинулся вперед.

Южный склон ущелья был совершенно гол и гладок. Скала почти отвесно обрывалась вниз. Кругом солнце и камни, а из черной щели, куда предстояло проникнуть, тянуло сыростью и прелью и доносился монотонный рев невидимого водопада.

Пока шел отлогий склон, лошади весело шагали, а всадники бодро посвистывали и покрикивали. Один из горцев даже затянул песню.

Но едва караван вошел в тень, падавшую от скалы, настроение у всех испортилось. Кое–кто с тревогой поглядывал на глыбы гранита, угрожающе нависшие над тропой. Раздался неуверенный возглас: «Где же тут дорога?»

Кто–то выразил общее настроение: «Да тут из–за камней в два счета перещелкают. И не увидешь, кто».

Внезапно заволновались и проводники. До сих пор они вели отряд добросовестно, сами торопили, помогали. А тут подошли к Кошубе, разговаривавшему с Санджаром, и поклонились чуть ли не до земли.

— Что вам? — недовольно спросил Кошуба, весьма подозрительно относившийся к чрезмерным знакам почтительности.

Старший из проводников вдруг начал вздыхать и жаловаться на горы, на горькую судьбу бедняков, на проклятую погоду, которая портит дороги, на ломоту в костях. Командир терпеливо слушал и, только дождавшись паузы, резко спросил:

— Чего, я спрашиваю, вы хотите? Есть дальше дорога или нет дороги?

Тут горец окончательно разохался. Он начал уверять, что вообще дальше начинается джинхона — жилище злых духов. С неба там сыплются камни величиной с дом, бесы хохочут в пещерах и пугают лошадей. Дороги же вообще нет, правда, она, может быть, и есть, но обрушилась. Мост через речку был прежде, а теперь его снесло паводком. Речку вброд перейти нельзя. Самое же главное — овринг. Пусть подохнут эти эмирские чиновники да басмачи. Уже два года никто не чинит овринг и ни одной новой палки не воткнули…

Санджар рассвирепел.

— Зачем вы сюда нас затащили? Сколько мы потеряли времени!

— Пройти невозможно, — невозмутимо твердил проводник.

В добродушном лице горца было столько тупого упрямства, что, казалось, его ничем нельзя было преодолеть.

Забитое население горной страны, входившей в состав владений эмира бухарского, боясь всяких налоговых сборщиков и чиновников, старалось отгородиться от их разорительных визитов стеной бездорожья. Горцы нарочно строили свои кишлаки в малодоступных местах; бывали случаи, когда жители горных ущелий портили овринги и делали горные тропы временно непроезжими. В качестве проводников кишлаки выделяли обычно людей ловких и умных, умевших запугать знатного и изнеженного представителя власти рассказами об опасностях пути.

Трудно было допустить, что сейчас горцами движут те же соображения — все население Кок–Камарского нагорья уже знало о том, что красные войска спасли сарыкундинцев от гибели.

Был единственный способ сломить упрямство проводников.

И Санджар этот способ избрал.

Он резко бросил:

— Ну, вы неженки и лежебоки, боящиеся натереть мозоли на своих ножках, — и, щелкнув в воздухе камчой, тронул коня.

Не оборачиваясь, Санджар ехал по ущелью и напевал вполголоса песенку, слов которой нельзя было разобрать. Ниязбек последовал за командиром.

Проводники потоптались на месте, пошептались и побежали вслед за отрядом. Через минуту порядок восстановился. И когда всадники подошли к оврингу, впереди, как и раньше, шли проводники–таджики, посохами ощупывая опасные места; за ними шел, ведя под уздцы свою лошадь, Ниязбек, дальше ехал верхом не пожелавший спешиться Санджар.

Не спешился он и на самом овринге. Степняк, привыкший к равнинам, где дорога была широка, как степь, Санджар не любил гор и на опасных узких тропах больше доверял своему испытанному коню Тулпару, чем себе. Командир ехал, сжав губы и смотря прямо перед собой, боясь бросить взгляд вниз, в неумолимо тянувшую к себе бездну. Санджар всегда говорил, не стесняясь, что боится этих шатких и неверных оврингов и что у него на краю обрыва просто голова кружится.

Здесь же надо было пройти овринг длиной с версту.

Трудно, не побывав в горах, представить себе эти скалистые «дороги» Кухистана. Издревле горцы строят на обрывистых склонах ущелий овринги. Пользуясь малейшими выступами, устанавливают по возможности прочно дреколья, укрепляя их концы, там где это необходимо и возможно, глыбами камня. Как трудно установить такую основу у карниза, можно судить хотя бы по тому, что иной раз работа ведется на высоте пятисот–шестисот метров над пропастью, а то и выше. На дреколья укладываются бревна или жерди, концы которых закрепляют в щелях и расселинах каменной стены. На эту основу овринга набрасывается хворостяная настилка, мелкая галька, песок.

Жидкий, трясущийся помост часто идет зигзагами, иногда ступеньками в виде лестницы. Когда движется вьючный караван — группа всадников, угольщики со своими ишаками, — все это зыбкое сооружение угрожающе трещит, колышется и, кажется, вот–вот обрушится в бездну.

Осторожно, в полном молчании, двигался по оврингу отряд бойцов. Тулпар легко притрагивался копытом к настилу и, только уверившись в прочности его, твердо ступал ногой. От непрестанного напряжения конь дрожал мелкой дрожью, и дрожь эта передавалась Санджару.