Сельма Лагерлеф - Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф

• Название: Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф
• Автор: Сельма Лагерлеф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077265-0

Сельма Лагерлёф (1858–1940) была воистину властительницей дум, примером для многих, одним из самых читаемых в мире писателей и признанным международным литературным авторитетом своего времени. В 1907 году она стала почетным доктором Упсальского университета, а в 1914 ее избрали в Шведскую Академию наук, до нее женщинам такой чести не оказывали. И Нобелевскую премию по литературе «за благородный идеализм и богатство фантазии» она в 1909 году получила тоже первой из женщин.

«Записки ребенка» (1930) и «Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф» (1932) — продолжение воспоминаний о детстве, начатых повестью «Морбакка» (1922). Родовая усадьба всю жизнь была для Сельмы Лагерлёф самым любимым местом на земле. Где бы она ни оказалась, Сельма всегда оставалась девочкой из Морбакки, — оттуда ее нравственная сила, вера в себя и вдохновение. В ее воспоминаниях о детстве в отчем доме и о первой разлуке с ним безошибочно чувствуется рука автора «Чудесного путешествия Нильса с дикими гусями», «Саги о Иёсте Берлинге» и трилогии о Лёвеншёльдах. Это — история рождения большого писателя, мудрая и тонкая, наполненная юмором и любовью к миру.

---

Признавали, конечно, что все как один сулили вернуться и рассказать, состоится ли праздник в Ботаническом саду, и не выполнили свое обещание, но они же видели Даниэля, который стоял и смотрел на шествие, и у них даже мысли не мелькнуло, что мне никто ничего не передал.

Тем не менее они, кажется, вправду чувствовали себя слегка виноватыми и пристыженными, потому что многие спрашивали, как я собираюсь нынче развлекаться, а кузен Теодор Хаммаргрен сказал, что намерен устроить для меня серенаду. Наверное, в утешение.

По всей вероятности, Даниэль тоже испытывал легкое раскаяние, так как предложил показать мне Собор. Да и Кора с Адольфом, видимо, тоже считали, что допустили оплошность, и, желая ее загладить, вызвались пойти с нами, а по дороге держались очень мило и дружелюбно.

На улице мы встретили Андерса Лагерлёфа из Кристине-хамна, и, услышав, куда мы собрались, он тоже присоединился к нам. И очень хорошо, что присоединился, ведь он все-все знает и память у него просто поразительная. Учится он на врача, как и Даниэль, но другие студенты говорят, что он никогда не найдет времени сдать выпускной экзамен, так как сперва ему надо непременно прочесть все книги, какие только есть в «Каролина Редивива».[58]

Собор в Упсале весьма внушительный. Настолько внушительный, что я не знаю, хватит ли мне духу рассказать о нем. Наверняка ведь выйдет чересчур по-детски.

Он гораздо больше стокгольмских церквей и построен в совсем ином стиле — входишь и тотчас останавливаешься, потому что необходимо вздохнуть поглубже. Во всяком случае, со мной было так.

Андерс Лагерлёф сказал (он не иначе как где-то об этом прочитал), что, когда входишь в Собор, сразу чувствуешь: те, что в конце XIII века строили его, думали не о трудах и расходах, нет, они думали лишь о том, чтобы возвести здание, которое станет для Господа достойным жилищем. Когда Андерс произнес эти слова, мне почудилось, я ощущаю присутствие Господа. Он парил высоко под сводами и смотрел на нас, хотя мы Его не видели.

Никогда раньше я не бывала в церквах, где бы так явственно ощущалось присутствие Господа, впрочем, это был первый увиденный мною кафедральный собор.

(Очень красиво звучит — кафедральный собор.)

Было субботнее утро, а по субботам богослужений не бывает. Храм стоял пустой, кроме нас пятерых и церковного сторожа, который нам все показывал, но все равно было очень торжественно. Я могла бы сколь угодно долго оставаться там и думать о Боге.

Андерс рассказал мне, как все происходило в ту пору, когда строили такую вот большую церковь. Множество работников возводили стены и тесали камень на протяжении двадцати, а не то и пятидесяти или ста лет — так долго продолжалось строительство. Еще он сказал, что теперь не умеют строить красивые храмы, потому что вечно спешат и не вкладывают в работу столько любви, как бывало прежде.

Андерс определенно прав, и я подумала, что, вероятно, они были очень счастливы, те люди, что всю жизнь строили кафедральный собор. Пожалуй, я бы тоже не возражала заняться таким делом, это ведь еще лучше, чем писать романы.

Представьте себе, я, ожидавшая кары Господней за то, что пасхальным вечером не свидетельствовала о своей вере в Него! Будто Господь так мелочен! Нет, этот страх перед Богом мгновенно исчез, едва только я вошла в Собор. Я поняла: все, что я раньше думала о Боге, совершенно ребячливо и наивно.

Но конечно же не годилось стоять на месте и размышлять, потому что церковному сторожу не терпелось показать нам все соборные достопримечательности.

Мы обошли весь храм, полюбовались красивой кафедрой, и роскошным алтарным убранством, и всем прочим, что там было. Видели раку Эрика Святого[59] и большую усыпальницу Густава Васы, где он покоится меж двух своих жен. Видели склепы, где спят вечным сном Стуре, и Банеры, и Оксеншерны, и де Гееры.

Церковный сторож, человек весьма сведущий, рассказывал обо всем достопримечательном, а о том, чего он не знал, был осведомлен Андерс Лагерлёф.

Здесь навеки упокоился Якоб Ульфссон,[60] основатель Упсальского университета, здесь похоронены родители святой Биргитты, и Хурны, и Бьелки, и великий Линней,[61] и Юхан III, и Катарина Ягелло.

Никогда я не размышляла о Швеции так много, как в этом кафедральном соборе.

Я не умею толком рассказать, как оно было, но рассказы о стольких замечательных людях, вершивших великие дела, невероятно меня растрогали.

И так славно было думать, что все они упокоились в этом храме, в обители Господа. Такова их награда за то, что они служили Ему и своей стране.

Посещение собора так укрепило и взбодрило меня, я словно стала другим человеком. Мне очень хотелось служить Господу и Швеции, точно так же, как служили им великие мужи и герои, погребенные здесь.

(Больше написать не успею, докторша открывает дверь и говорит, что на улице, как она слышит, собрались певцы.)

Воскресное утро

В поезде, по дороге из Упсалы в Стокгольм

Ну вот, попробую теперь перечислить все, что видела вчера после обеда, но это нелегко, поскольку видела я не больше и не меньше, как целый город.

Вчера, после обеда у докторши Хедберг, Даниэль предложил пойти еще прогуляться, потому что я многое увидеть не успела, а времени у меня осталось мало, ведь завтра утром я уезжаю.

Мы так и сделали и отошли совсем недалеко, когда повстречали Адольфа Нурена и Эрика Хенрика Линда, которые присоединились к нам. А Адольф, услышав, что мы решили осмотреть город, очень оживился и сказал, что раз уж он с нами, то проследит, чтобы я хорошенько обо всем доведалась.

И Адольф объяснил мне, что здесь, в Упсале, надо все время считать до четырех. Фешенебельных районов в городе четыре — Кунгсэнген, Свартбеккен, Фьердинген и Лутхаген.

Наиболее примечательных построек тоже четыре — кафедральный собор, замок, Густавианум[62] и «Каролина Редивива» с библиотекой.

Есть и четыре примечательные постройки поменьше, с которыми мне тоже надо познакомиться: дом архиепископа, дом Гейера,[63] дом вермландского землячества и церковь Бондчюрка.[64]

Адольф и его четверки очень нас забавляли, но он стоял на своем, водил нас по городу и доказал, что прав. В самом деле запоминать по его методу оказалось на удивление легко.

Улиц в Упсале множество, но, собственно говоря, если приезжаешь с кратким визитом, стоит посмотреть лишь четыре из них: Ваксалагатан, Дроттнинггатан, Эстра— и Вестра-Огатан.

Через Фюрисо переброшены четыре моста, которые мне необходимо запомнить: Домбру, Нюбру, Исландсбру и Ернбру.

Далее, надобно назвать четыре площади: Стурторг, Гамла-торг, Ведторг и Санкт-Эрикс-торг; четыре парка и сада: Одинслунд, Каролинапарк, Ботанический сад и кладбище; четыре больших ресторана: «Жиллё», «Естис», «Флустрет» и «Руллан», не считая множества маленьких.

И достопримечательностей тоже четыре: колокол королевы Кристины, застенок Стуре, источник Святого Эрика и подстриженные ели в Ботаническом саду.

Конечно же было еще и многое другое: учебные аудитории, и институты, и больницы, и музеи. Адольф классифицировал все это, и в итоге опять-таки получилось по четыре каждого вида, но я не успею их перечислить, потому что до приезда в Стокгольм должна написать кой о чем очень важном.

Упомяну только, что, как сказал мне Адольф, в Упсале есть одна вещь, уникальная, несравненная, с нею ничего нельзя сопоставить. Это — Codex Argenteus, Серебряная Библия епископа Вульфилы,[65] выписанная золотыми и серебряными буквами на пурпурном пергаменте, а хранится она в университетской библиотеке, в «Каролина Редивива». Он не удовлетворился одним только рассказом, мне пришлось пойти в библиотеку и увидеть манускрипт своими глазами.

Да, Адольф определенно станет превосходным школьным учителем, руку дам на отсечение.

Под конец Даниэль пригласил всех во «Флустрет», выпить кофе с вкусными пирожными. Погода стояла прекрасная, мы расположились на воздухе, в саду, и я не могу описать, до чего же хорошо было немножко отдохнуть. Ведь когда утром тебя наставлял Андерс Лагерлёф, а после обеда — Адольф Нурен, то после это чувствуется и в голове, и во всем теле.

Я очень обрадовалась, что Даниэль, Адольф и Эрик Хенрик Линд тоже как будто бы не возражали сделать передышку. Посидели мы там вправду весьма приятно, потому что, побродив по всему городу, они успели припомнить всяческие упсальские истории про чудаковатых и рассеянных профессоров и бойких находчивых студентов и теперь делились ими со мной.

Да, мы так веселились, что народ обращал на нас внимание, и скоро подошли еще несколько студентов, знакомых Даниэля и Адольфа, присоединились к нам. Даниэль угощал пуншем и содовой, и все болтали наперебой. Я столько всего услышала, про зачеты и провалы, про справедливые и несправедливые оценки, про красивых упсальских девушек и балы землячеств, что мне показалось, я вправду вникла в упсальскую жизнь.