Александр Житинский - Плывун

• Название: Плывун
• Автор: Александр Житинский
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012

Роман «Плывун» стал последним законченным произведением Александра Житинского. В этой книге оказалась с абсолютной точностью предсказана вся русская общественная, политическая и культурная ситуация ближайших лет, вплоть до религиозной розни. «Плывун» — лирическая проза удивительной силы, грустная, точная, в лучших традициях петербургской притчевой фантастики.

В издание включены также стихи Александра Житинского, которые он писал в молодости, потом — изредка — на протяжении всей жизни, но печатать отказывался, потому что поэтом себя не считал. Между тем многие критики замечали, что именно в стихах он по-настоящему раскрылся, рассказав, может быть, самое главное о мечтах, отчаянии и мучительном перерождении шестидесятников. Стихи Житинского — его тайный дневник, не имеющий себе равных по исповедальности и трезвости.

---

— Ишь, какой шустрый. Дипломат!

И котенок был засунут в портфель, а чтобы ему там привольно дышалось, Пирошников откинул крышку портфеля. Вид у него получился расхристанный с висящей крышкой портфеля, но зато котенок был пристроен удобно.

Собственно, теперь следовало по логике вещей ловить такси и мчаться к себе на проспект Ветеранов, по пути прихватив в круглосуточном магазине молока для котенка. Но Пирошников все же решил взглянуть на дом, что-то тянуло его туда, поэтому он повернул за угол и увидел его в ста метрах — старый доходный дом на три парадных, который показался ему меньше, чем был, как бывает, когда возвращаешься к дому детства после долгой разлуки.

Соседние дома были в шесть этажей, дом же Пирошникова насчитывал пять полных этажей и один цокольный, окна которого выходили на улицу вровень с тротуаром.

Вообще что-то в очертаниях дома показалось ему непривычным. Наконец он понял: крыша! Обычной двускатной железной крыши с торчащими из нее трубами и слуховыми окошками на манер скворечен — не было! Вдоль верхней кромки дома тянулась невысокая резная изгородь, по всей видимости, из кованого железа. И за этой изгородью виднелось что-то стеклянное, видимое лишь своей верхней частью, ибо отстояло от ограждения. Некий прозрачный купол, подсвеченный к тому же изнутри.

(«И отлично! И очень правильно!» — отметил он про себя, вспомнив свои приключения на этой крыше.)

Отделка дома изменилась, теперь он был выложен светлыми керамическими плитами, да и парадные показались Пирошникову несколько иными, будто их отремонтировали в современном стиле.

Он направился к среднему парадному и только тут заметил над ним неосвещенную большую вывеску «Бизнес-центр „Петропавловский“», что его изумило, ибо ранее это был обыкновенный жилой дом с коммунальными квартирами. Дверь парадного была приоткрыта, и Пирошников не без боязни вошел туда, чтобы увидеть просторный полутемный вестибюль, отделанный мрамором и никелем, и турникет при входе, рядом с которым находилась будочка, где восседала пожилая женщина, к которой еще вполне можно было применить слово «дама».

Ее лицо показалось смутно знакомым Пирошникову, но открывшийся вестибюль, отнюдь не напоминавший вестибюль бывшего парадного, не дал сосредоточиться на воспоминаниях.

— Ох, как тут стало!.. — невольно охнул Пирошников, на что дама надменно произнесла:

— А вы бы еще дольше не захаживали, Владимир Николаевич! Лет двадцать, поди, вас здесь не было.

Пирошников смешался. Он не ожидал, что его узнают, а по голосу сразу вспомнил эту даму, бывшую соседку по коммунальной квартире, Ларису Павловну, с которой… впрочем, это долго и не нужно рассказывать. Важно то, что приязненных отношений между ними не было никогда, но сейчас, за давностью времен, это тоже было неважно.

— Лариса Павловна! — несколько фальшиво воскликнул он, непроизвольно поглаживая левой рукой котенка в портфеле. — Вот уж не ожидал! Я и не узнал сразу…

— А я вас с первого взгляда. Хотя вы изменились, изменились… — покачала головой соседка. — Какими судьбами?

— Да вот. Гулял, — не нашелся что ответить Пирошников.

— Поздненько.

— Да и идти, честно говоря, некуда, — неожиданно признался он. — Выселяют из квартиры.

Лариса Павловна ничуть не удивилась, казалось, ее это сообщение Пирошникова даже обрадовало.

— Тогда вы правильно попали. Есть еще квартиры в нижних этажах. Сдаются.

— Под офис? — спросил Пирошников.

— Да хоть под офис. Хоть подо что.

И она в двух словах объяснила Пирошникову, что инвесторы, перестраивающие старое здание, еще не закончили отделочные работы, хотя офисы верхних этажей уже заполнены — там и квартиры, и служебные помещения. Помещения пониже сдаются. Чем ниже этаж, тем дешевле.

— Правда, остались лишь минусовки, — сказала она.

— Что это значит?

— Этажи ниже первого. Вплоть до минус третьего.

— Вот как. Подвалы… Я слышал, обычно подземные гаражи делают.

— Нет. Ступайте на минус третий. Там много номеров, не отделанные, правда, но все работает, вода, туалет… Там дешевле всего.

— А сколько это — дешевле? — поинтересовался Пирошников.

— Пять долларов за квадратный метр в месяц.

Цена была в самом деле небольшой по нынешним меркам. Она примерно соответствовала той, которую Пирошников платил по льготе, ныне отмененной. И у него как у предпринимателя с опытом сразу закралась мысль снять здесь не только комнату для жилья, но и магазин, он же офис…

Если это правда, конечно, во что пока не верилось. Ну и про бесплатный сыр он помнил всегда. Надобно посмотреть, чем вызваны такие льготы.

— Идите, выбирайте, — приглашающе указала на дверь лифта Лариса Павловна и открыла перед Пирошниковым турникет.

Он прошел в вестибюль и приблизился к металлической двери лифта с кнопками на боковой панели.

— Нажимайте минус три! — скомандовала сторожиха.

Пирошников так и сделал — и провалился вниз с ровным гулом лифта.

Глава 2. Минус третий

Не прошло и минуты, как стальные дверцы не торопясь раздвинулись и Пирошников очутился в коридоре, вдоль которого тянулась узкая, шириною не более полуметра, черная резиновая дорожка на бетонном полу. Почему-то в глаза бросились именно бетонный пол и эта дорожка, казалось, уходящая в бесконечность. Но тут же нахлынул всеми живыми и узнаваемыми запахами жилой дух этого бесконечного коридора в отличие от совершенно стерильного мраморного вестибюля. Где-то вдали играла гармошка, складываясь со звуками доносящегося откуда-то футбольного репортажа. Пахло жареной картошкой с луком — бессмертным русским запахом, — но и другие обонятельные краски уловил нос Пирошникова.

Короче, здесь жили.

Вдоль коридора тянулись двери, некоторые были приоткрыты. Из них выходили люди, куда-то спешили, возвращались — все больше хозяйки с подносами и кухонными полотенцами на плече. Несмотря на поздний час, жизнь здесь бурлила.

Пирошников побрел по резиновому коврику, стараясь вспомнить — что же напоминает ему эта картина, как вдруг сами собой пришли строчки: «Все жили вровень, скромно так, система коридорная: на тридцать восемь комнаток всего одна уборная».

Он вынул котенка из портфеля и поставил на дорожку впереди себя, надеясь вручить ему право выбора квартиры. И котенок не отказался, пошел впереди, важно ступая, пока Пирошников с удивлением оглядывал коридор.

Потолок был довольно низок, не более двух с половиной метров. Вдоль него тянулись белые трубки люминесцентных ламп, источавшие тот больничный безжизненный свет, что сразу напоминает о несчастье.

Двери все были одинаковые, по-видимому, установленные недавно, добротные, отделанные ламинатом, под которым угадывалось железо, и с одинаковыми же табличками номеров. А вот сами стены были кто в лес, кто по дрова. Встречались участки, вымощенные светло-зеленым кафелем, тоже больничного вида, потом внезапно следовал большой кусок стены, оклеенный обоями, и вдруг шла просто плохо оштукатуренная стена, местами с обвалившейся штукатуркой, из-под которой выглядывали ряды старых кирпичей — слежавшихся в плотный монолит. Кладка явно была вековой, если не более, давности.

Впрочем, и кафельный глянец, и обои, и обнаженная штукатурка щедро покрыты были надписями и рисунками в стиле «граффити», что придавало стене, как ни странно, единый стилистический облик.

У Пирошникова даже мелькнула мысль, что он участвует в каком-то странном перформансе в одном из музеев актуального искусства, каких много развелось последнее время во всяких экзотических местах типа ржавых цехов металлургических заводов или заброшенных винных погребов.

Между тем шествие котенка с эскортом в виде пожилого мужчины было замечено обитателями минус третьего этажа, и они то там, то здесь принялись выглядывать из своих комнатушек.

Как вдруг котенок уверенно повернул налево навстречу полуоткрытой двери с номером 19 и вошел туда.

Пирошниклов последовал за ним.

— Выбрал! — раздался возглас в коридоре.

Пирошников обернулся и успел заметить жгучую брюнетку, стоявшую на пороге двери с номером 18. Она была в халатике и домашних шлепанцах.

Пирошников поднял котенка с пола.

— Предлагаешь жить здесь? — спросил он, серьезно взглянув на него, и принялся обследовать помещение.

Это была небольшая однокомнатная квартира с крохотной прихожей и душевой комнаткой с находящимся там же унитазом, что сразу выводило минус третий этаж из разряда барачных коммунальных коридоров и приравнивало к общежитию или даже гостинице.

Окон, конечно, не было. Вместо них в одной из стен комнаты было устроено углубление в виде окна, куда было вставлено молочное стекло, изнутри подсвеченное теми же люминесцентными лампами, — светящийся белый прямоугольник, еще более подчеркивающий отсутствие натуральных окон. Не было бы его — и забыть бы можно об окнах, но он напоминал, что их нет и не будет никогда.