Ваник Сантрян - Господа, это я!

• Название: Господа, это я!
• Автор: Ваник Сантрян
• Издательство: Издательство «Аревик»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

В документальных повестях «Господа, это я!», «Отряд уходит на юг» и в цикле рассказов известного журналиста Ваника Сантряна читатель вновь встретится с легендарным революционером Камо (Симоном Аршаковичем Тер-Петросяном), познакомится с его революционно-боевой деятельностью с 1907 по 1922 гг., а также с новыми страницами его героической жизни.

---

Камо слабо улыбнулся:

— Доктор, вы плохо их знаете. Они самые хорошие и самые честные парни на свете!

— Я не сомневаюсь. О каких это полмиллионах вы бредили?

Камо насторожился.

— Не волнуйтесь. Но у меня вы пролежите довольно долго, ибо у вас тяжелое ранение. Пожалуй, месяц, другой.

— Не долго ли, доктор? — сказал Камо и закашлял.

Горлом хлынула кровь.

— Сестра! — позвал доктор.

В комнату вбежали сестра и сиделка.

— К утру, наверное, его не станет, — сказал врач подоспевшим медсестрам.

Поздно вечером пришли Анетта и Саша. Сестра только что сменила холодный компресс. По мрачному взгляду врача девушки поняли, что улучшения нет, кризис не прошел.

— Если до утра протянет, то выживет, лет двести еще проживет, — сказал врач. — Одна надежда на его здоровый организм.

Спустя месяц и девять дней Камо, вполне оправившись, выписался из частной клиники доктора Соболевского. Только вот правый глаз стал хуже видеть.

— Ты мог и ослепнуть, — успокоил врач, — Будь осторожнее, сынок!

На второй день после выписки из больницы Камо засучил рукава и принялся за дело.

— Илико, что нового из Чиатуры?

— Деньги повезут поездом. А в поезде казаков врасплох не застанешь и денег не отберешь.

Камо вопросительно посмотрел на него.

Чачиашвили подмигнул:

— Нам помогут тамошние крестьяне.

— Не очень-то я им верю. Когда отправляется поезд?

— Послезавтра.

— Бомбы готовы?

— Да.

— Какой толк от этих крестьян? А что с почтовыми деньгами?

— Пока не отправляют. Каландадзе ведет наблюдение. Почему ты сомневаешься в чиатурской операции?

— Во-первых, мы не знаем, что за люди эти крестьяне. Во-вторых, похитить деньги из поезда нелегко, если вообще невозможно.!

— Крестьян четверо, они обещали явиться на вокзал за час до отправления поезда. Задаток они получили.

— Не представляю, как мы осуществим этот план, но клянусь моей неотросшей бородой, что крестьяне пропивают сейчас ваш задаток и давно забыли о своем обещании.

— Бачуа их знает и разыщет, если они обманут.

— С каких это пор вы стали такими наивными? Бачуа разыщет! Он их знает! К тому времени страсти поулягутся, ваши крестьяне извинятся, дескать, испугались. И мы простим. Нам надо добывать деньги, а не бросать их на ветер!

Через два дня выяснилось, что Камо был прав: крестьяне, заполучив «аванс», удрали…

…— Такова ситуация на сегодняшний день, дорогой Степан. Пей чай, стынет. Если в течение трех дней деньги с почты не переправят в банк, наши бомбы выйдут из строя, станут негодными, и мы окажемся без боеприпасов. По сведениям Вано (мы устроили ему работу на почте), через два дня деньги будут переправлены в банк. Завтра вечером или поздно ночью я извещу тебя. Ты не собираешься отлучаться из города?

— Раз вы управитесь так скоро, подожду.

— Значит, завтра вечером я дам о себе знать. А сейчас тебя проводит кто-нибудь из ребят. На прощание хочу тебя заверить, что «номер» впустую не пройдет.

Этот разговор состоялся в 1907 году, 11 июля, а вечером следующего дня в ту же конспиративную квартиру, словно бомба, влетел «почтовый служащий» Вано Каландадзе.

— Батоно, деньги вывозят!

— Когда?! В котором часу?

— Видимо, утром, с девяти до десяти часов.

— Молодец, джигит! Дай-ка я тебя расцелую! План у меня уже готов. Не зря же два дня таскаю на себе с армянского базара корзины абрикосов и огурцов!

Через час Камо расстелил на столе большой чертеж.

— Даю отряду час на сборы. Где девушки? Вот это Эриванская площадь. Итак: Пациа Гулдава будет стоять у сада, оттуда хорошо видно почту. Как только карета с деньгами двинется, он тут же уведомит Степко, который будет стоять у склада. А он, в свою очередь, должен сообщить Анетте, поддерживающей связь между ним и ребятами. Анетта, у тебя «свидание» у чайной Тилипучур. Бачуа, ты по-прежнему должен находиться в центре. Улицы, прилегающие к площади, пусть разделят между собой Дадико, Аркадий, Вано Шимшанов, Вано Каландадзе, Илико Чачиашвили и Илико Ибралидзе. Акакий Далакашвили и Теофил Кохриашвили станут у почтового управления и первыми сразу же преградят дорогу казакам, когда те подоспеют. При такой расстановке мы все будем в поле зрения друг друга, и я буду на виду у вас. Первым бросит бомбу Бачуа. Следом за ним — Дадико Чиабришвили. Отступаем по Вельяминовской улице; на углу Вельяминовской и армянского базара отступление будут прикрывать Элисио Ломинадзе и Серапион Ломидзе. Когда начнем? Бачуа, слушай: начнем, когда скачущие впереди казаки свернут на Сололакскую улицу. Представляю, с каким звоном полетят стекла в магазине Миримановых, в караван-сарае Тамамшева, в банке! Действуйте решительно и осторожно! Не должна пролиться ни одна капля крови. Никого чтоб не ранило, об аресте и речи быть не может! Я приду на площадь раньше всех на час. Не удивляйтесь, когда увидите в пролетке симпатичного офицера с блестящими эполетами. Извозчика вы знаете — Захар Залинов. Не теряйте из виду офицера. Я приду раньше, чтоб предложить праздношатающимся расходиться по домам, не толпиться на площади. Вопросы есть?

…Ясное утро 13 июня 1907 года взбудоражило весь Тифлис, Россию и Европу. На самой оживленной площади города средь бела дня группа неизвестных, бросив бомбы, лишила царскую казну огромной суммы — 250 тысяч рублей. Эриванская площадь была оживленной и многолюдной еще и потому, что на ней располагалась городская управа, штаб Кавказского военного округа, один из полицейских участков, редакция и типография газеты «Кавказ», торговые ряды, а в двух кварталах от площади — дворец и канцелярия царского наместника Воронцова-Дашкова.

Когда Бачуа Куприашвили с мешком денег случайно оступился и упал на площади, объятой паникой и дымом, Камо, не мешкая, подхватил мешок с деньгами, и извозчик вовсю погнал по Головинскому проспекту. Навстречу им выехал спешивший на Эриванскую площадь исполняющий обязанности тифлисского полицмейстера подполковник Балабанский, уже извещенный о нападении. От его глаз не ускользнул лежавший в пролетке засургученный мешок. Перехватив подозрительный взгляд Балабанского, Камо взял под козырек и бодро отрапортовал:

— Деньги спасены! Поспешите на площадь!

Обрадованный Балабанский устремился на площадь.

Пройдет неделя, и газета «Кавказ» от 20 июня 1907 года сообщит: «Вчера в 10 часов утра А. Г. Балабанский отправился на кладбище и на могиле своей матери покончил жизнь самоубийством».

…Шаумян, спокойно слушавший Камо, медленно заговорил:

— Значит, так. Ты знаешь, что больше получаса тебе нельзя у меня оставаться. Представь радость охранки, когда завтра в газетах напишут: «Лидер бакинских большевиков Степан Шаумян арестован у себя на квартире в тот момент, когда он распивал чаи с разыскиваемым анархистом Семеном Тер-Петросянцем, известным в революционных кругах под кличкой Камо. Оба взяты под арест».

— Напишут, а как же! Пусть ждут у моря погоды, — ощупывая в кармане бомбу, Камо встал. — Куда мне идти, говори!

— Сестру Богдана Мирзаджановича[2], Фаро[3], ты хорошо знаешь. Живет она на Великокняжеской. Вот тебе адрес. Скажешь, что встретился со мной случайно. Вот и все. Что тебе сейчас особенно необходимо?

— Шикарный европейский костюм. Собираюсь съездить в Париж. Или ты предлагаешь сойти на Северном вокзале в Париже с перекинутым через плечо хурджином? А? Может, попробовать? Хочу еще и к Алеше заглянуть. Вот он бы мне помог.

— Я же сказал, встретишься с Фаро. За Алешой усиленно следят. Его не трогай. Он, конечно, огорчится, что не увидел тебя.

— Ладно. Мне пора.

— Если туго придется, мой адрес ты уже знаешь, — Шаумян крепко пожал протянутую ему руку.

…В доме на Великокняжеской раздался протяжный звонок. Щелкнул ключ в замке, затем в дверной щелочке показалось курносое лицо прислуги.

— Вам кого?

— Елену Георгиевну. Я к ней с добрыми вестями от ее брата.

Дверь моментально отворилась, и стоящая за служанкой «Елена Георгиевна», она же Парандзем Кнунянц, не стесняясь присутствия служанки, кинулась в объятия офицера.

— Сенко[4], дорогой мой! Непутевый мальчишка! — и, обернувшись к служанке: — Надюша, накрой, пожалуйста, на стол. — И перешла на армянский язык: — Она не должна знать, кто ты. Ты, конечно, виделся со Степаном, иначе б откуда у тебя мой адрес и пароль? Не верится даже что ты целехонек-живехонек, да еще в Баку!

— Мне только чай. Я поел у Степана. И знаешь, что я еще попрошу? Мне дней на пять-десять нужен отдых и изысканная одежда. Очень хорошо, что ты назвала меня Сенко. В Баку я никому не известен под этим именем. О моем местонахождении знают Нушик, ты, Степан и Екатерина.

— Эта квартира нелегальная, дорогой, держать тебя здесь не могу, но видно, у Степана другого выхода не было. Что же делать? М-м-да. Обожди немножко, дай пошевелить мозгами. Тебе еще и одежда нужна. Ладно, это не проблема. Найдется одежда. Придумаем что-нибудь… Надюша, — окликнула она служанку, — я сама приберу со стола. Ты пока переоденься. Нам надо выйти в город.