Станислав Блейк - Кровавые сны

• Название: Кровавые сны
• Автор: Станислав Блейк
• Жанр: Историческая проза

Он родился, когда его родина поднялась на восстание против тирана, и на его долю выпали испытания, непосильные для менее крепкого существа. По его следам идет инквизитор, искренне верующий в спасение души, но беспощадный к плоти. Трагедии, потери, крушение мечты ждет оборотня и его антагониста, которые сходятся и расходятся в смертельном танце на фоне сражений, эпидемий и костров эпохи Реформации в Европе и царствования Ивана Грозного в Московии.

«Кровавые сны» — роман фэнтези, действие которого происходит во второй половине XVI века. Взросление оборотня, по пятам которого следует инквизитор, на фоне войн, эпидемий и костров эпохи Реформации.

---

— Он ведь заезжал к нам в кофейню перед самым своим отъездом в Германию, — улыбнулась Амброзия. — Помнишь его?

— Конечно, матушка, и принца, и Людвига, его брата, и графа Бредероде, ныне покойного. — Феликс отодвинул стул и потянулся, как кот. — У нас в школе постоянно говорят об этих людях, о короле, Альбе, герцоге Эршо, Берлемонах, де Круа и других. Многие из наших сочувствуют гёзам, а некоторые мечтают когда-нибудь войти в Кровавый Совет. Учителя постоянно говорят нам, чтобы мы думали только об учебе и знаниях, но я чувствую, что в воздухе носится вражда. Она так будоражит, она обещает и зовет. Наступит час, и я выпотрошу кого-нибудь из мерзавцев, которые служат герцогу. — Феликс оскалился так зловеще, что, если бы рядом с ним оказалась не мать, а другой человек — он бы отшатнулся в испуге. — О, как их много, тех, кому стоило бы разорвать глотку!

— Неужели ты ничему не научился у меня, — покачала головой в аккуратном чепце расстроенная Амброзия, — хочешь выпустить когти? И попасть вслед за этим на костер.

— Я мужчина, матушка, — вскинулся Феликс, — а в наше время мужчины льют кровь, да так, что никаким другим существам это и не снилось. Люди убивают себе подобных не для пропитания, не для продолжения рода, а по велению схоластических теорий, коими являются их верования. Кстати, матушка, как ты обходишь таинство исповеди?

— Мне нет нужды говорить духовнику о Темном облике, — спокойно сказала мать. — Отчитываюсь только за человеческий.

— Стало быть, ты можешь в Темном облике прихватить двуногую дичь, — лукаво усмехнулся Феликс, — а потом продолжать, как ни в чем не бывало, ходить в церковь.

— Я решила, что это приведет к двуличию и потере собственной души, — Амброзия не уклонилась от прямого ответа. — Делать этого не следует без крайней необходимости.

— Таковой необходимостью может стать голод? — огоньки плясали на дне желто-зеленых глаз молодого ван Бролина.

— Если у тебя достаточно сил, чтобы охотиться на четвероногую дичь, о каком голоде может идти речь, — пожала плечами Амброзия. — Под крайней необходимостью я разумею опасность для тебя самого, близких, или друзей. Например, когда ночная охота приводит тебя к засаде испанцев, и ты видишь двух глупых мальчишек-гёзов, которые вот-вот попадутся в нее.

— О, матушка, расскажи мне об этом! — Будь Феликс в Темном облике, он бы непременно потерся о ноги матери.

— О чем рассказать? — округлила черные глаза Амброзия. — Я просто привела пример, когда, наверное, вмешалась бы. Чтобы ты лучше понял — для нападения на человека причина должна быть значительно весомее, чем детская вражда или ябедничество.

— Ты лучшая из людей, матушка, — усмехнулся Феликс. — На днях я видел, как волокли на виселицу проповедника-лютеранина. Человечишка в черном — он просто болтал языком. Если бы вокруг все были не людьми, а метаморфами, доброты куда как прибавилось бы в мире!

* * *

Поздним утром, через пару часов после заутреней и скромной трапезы в монастыре, отцы-инквизиторы вошли в Красные ворота имперского города Антверпена. Они были без обычной свиты из охранников и фамильяров, а одежда их была не дорожной, как давеча, а духовной. Хотя город и контролировался войском его католического величества, все-таки под теплыми плащами святых отцов прятались — про всякий случай — острые кинжалы в деревянных, покрытых кожей, ножнах.

— Всегда радуюсь, попадая в сей чудный град, — улыбался Бертрам. — Здесь некогда я встретил свою любовь.

— Солнце в зените, но снег даже не тает, — Кунц Гакке слышал историю о разбитом сердце компаньона уже пятнадцать раз, и ему хотелось перевести разговор на что-нибудь другое. — Холода в этом году сильнее обычного. Предлагаю зайти в ратушу, может, городской магистрат поделится какими-нибудь важными новостями, а, если нет, в соборе поговорим с каноником или другими духовными лицами.

— Прелатом Зонниусом, например! — в глазах отца Бертрама сверкнуло лукавство. Франциск Зонниус, преклонных лет епископ Антверпена, сам некогда был инквизитором, но после исполнился сожаления к жертвам Святого Официума и не желал, вопреки ожиданиям Рима и Мадрида, учреждать в Антверпене собственный трибунал.

— Иногда мне кажется, что такие клирики, как Франциск Зонниус, враги римской веры, не меньшие, чем закоренелые ересиархи, — мрачно произнес инквизитор.

— А я тебе доказывал, и не раз, что это ошибка! — воскликнул Бертрам Рош. — Возможно, проповедуя любовь и прощение, Франциск Зонниус делает для веры больше, чем мы, грешные инквизиторы, верящие в спасения душ через огненное очищение.

Некоторое время они шли молча, раздумывая об аргументах, которые можно было бы использовать в дискуссии, пока не оказались на ратушной площади.

— Новая ратуша! — восторженно проговорил Бертрам. — Ее построили всего пять лет назад, и она достойна самого богатого города мира! Каждый раз сердце мое радуется при виде этих высоких узорчатых окон, колонн, барельефов и картин внутри. Доживем ли мы до времени, когда люди начнут ценить красоту вокруг них? Еретики, уничтожавшие картины собора Антверпенской Богоматери и святые образа в церквях, не заслуживают звания людей. Когда я гляжу на здешнюю ратушу, я лучше понимаю нашу правоту.

— Да, брат, — поддержал компаньона Кунц, радуясь приподнятому настроению друга. — Единая Империя католических народов, повсюду красивейшие здания, прекрасные церкви и базилики с картинами и скульптурами лучших мастеров, ровные безопасные дороги, по которым юная дева могла бы дойти хоть до Иерусалима, — вот каким я мечтаю видеть наш мир.

Святые отцы замедлили шаг у самого здания городской ратуши, и некоторое время провели, любуясь роскошным фасадом. Войдя вовнутрь, они увидели великое мельтешение чиновничьих лиц, каждое из которых выражало деловитость и озабоченность.

— Отец Петер! — вдруг обрадованно воскликнул Кунц, завидев на лестнице спускающегося высокого и крепкого, как скала, доминиканца в плаще с меховым подбоем и войлочной шляпе, закрывающей уши.

— Кунц Гакке! — суровое крупное лицо со сросшимися бровями немного разгладилось, увидев инквизитора.

— Как поживаешь, святой отче! — поприветствовал доминиканца Кунц и повернулся к Бертраму. — Вы ведь не знакомы?

— Не имел удовольствия, — вежливо ответил бургундец.

— Это знаменитый святой отец Петер Тительман из Турнэ, — представил знакомого Кунц, и отец Бертрам вспомнил имя самого деятельного инквизитора Нижних Земель, который в благочестивой ревности своей нередко даже не оформлял положенных официальных бумаг, сетуя, что канцелярская возня, забиравшая огромную долю в работе Святого Официума, не оставляет ему должного времени для истребления проклятых еретиков.

Трое инквизиторов вновь оказались на Великой Рыночной площади, но праздные горожане, торговцы с тележками и горожанки с плетеными корзинками старались обходить троицу как можно дальше, так что вокруг святых отцов образовался пустой островок. Отец Бертрам подивился такому обстоятельству, поскольку помнил, что, когда они вдвоем шли по городу, на них не слишком-то обращали внимание.

— Как дела в Утрехте? — между тем интересовался Тительман. Его трибунал относился к диоцезии Турнэ, тогда как святые отцы Гакке и Рош состояли под началом утрехтского прелата. Формально они все были еще подчинены старому Мишелю Байо, сидевшему в Брюсселе, назначенному покойным Фернандо Вальдесом церковному министру семнадцати провинций, но Байо так мало вмешивался в работу инквизиторов, что о нем редко вспоминали.

— Очень тяжело работается на севере, — пожаловался Кунц. — Еретики там встречаются чаще, чем добрые католики, вдобавок даже последние нередко обращаются к ереси Кальвина. В том же Гронингене, где побывали мы недавно, горожане поговаривают, что вечером ложатся спать, не зная, кем они проснутся утром.

— Путаница и смятение умов, отец Петер, — поддержал друга Бертрам. — Скорее бы вводили дополнительные епископства, а с ними и отделения Святого Официума, дабы возможно было нам справляться с еретиками на более ограниченной территории. Имея под началом, скажем, три города и десяток деревень, навести порядок было бы куда легче.

— Не ищите легкой жизни, святые отцы, — назидательно промолвил Тительман, — ее у нас не будет. И главное не то, что нас так уж мало, а то, что мы не встречаем поддержки в проклятых магистратах, — с этими словами огромный инквизитор погрозил пудовым кулаком антверпенской ратуше. Ведь по закону все чиновники, служащие империи, должны исполнять волю Святого Официума, немедля предоставляя подвалы, камеры для допросов, транспорт, лошадей, охрану. Ведь наших сбиров решительно недостаточно в этих проклятых местах, где заправляют гёзы.

— Не перекусить ли нам? — ввернул Кунц, успевший проголодаться после скудного завтрака в обители.