Адам Замойский - 1812. Фатальный марш на Москву

• Название: 1812. Фатальный марш на Москву
• Автор: Адам Замойский
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-59881-6

«Работа настолько великолепна, что, начав читать, никак невозможно оторваться от книги… Изящный стиль и манера рассказчика, смелый пересмотр сложившихся стереотипов и рассказ о тяжелейших страданиях людей… Прочитайте книгу, и вы почувствуете себя так, будто прошагали с солдатами Наполеона весь путь до Москвы и обратно…»

Все это цитаты из иностранных периодических изданий, по достоинству оценивших предлагаемую ныне вниманию российского читателя работу А. Замойского «1812. Фатальный марш на Москву».

На суд отечественного читателя предлагается перевод знаменитой и переизданной множество раз книги, ставшей бестселлером научной исторической литературы. Известный американский военный историк, Адам Замойский сумел, используя массу уникального и зачастую малоизвестного материала на французском, немецком, польском, русском и итальянском языках, создать грандиозное, объективное и исторически достоверное повествование о памятной войне 1812 года, позволяя взглянуть на казалось бы давно известные факты истории совершенно с иной стороны и ощутить весь трагизм и глубину человеческих страданий, которыми сопровождается любая война и которые достигли, казалось бы, немыслимых пределов в ходе той кампании, отдаленной от нас уже двумя столетиями.

Добавить, пожалуй, нечего, кроме разве что одного: любой, кто не читал этой книги, знает о французском вторжении в Россию мало – ничтожно мало. Посему она, несомненно, будет интересна любому читателю – как специалисту, так и новичку в теме.

---

Многие преступники к тому времени уже бежали из армии, а потому ушли от наказания. Не менее 30 000 (а, возможно, и втрое больше) дезертиров сновали туда и сюда по сельской местности, нападая на усадьбы и селения, грабя, насилуя и убивая, иногда вместе с взбунтовавшимися крестьянами. Они разъезжали на украденных телегах и фурах, наполненных награбленным добром, стараясь избегать организованных французских частей. Ввиду численности таких банд, способы эффективно применить к ним силу закона на деле почти отсутствовали, а тех, кого ловили и сгоняли под знамена вновь, при первой же удачной возможности попросту бежали из рядов войска опять. Не щадили злодеи и имперских чиновников: нападениям подвергались даже estafettes с почтой императора, а человека, назначенного Наполеоном губернатором Троков, бандиты ограбили и избили{240}.

Страдания, причиняемые населению, были столь велики, что, по словам одного польского офицера, «жители, прежде захлебывавшиеся от счастья при виде так называемых освободителей, скоро начали сожалеть об уходе русских». Другой польский офицер, ожидавший теплого приема, нечаянно негаданно столкнулся вдруг с плохо скрываемым негодованием. «Московиты были куда как учтивее вас, господа», – объяснила ему ситуацию молодая дворянка{241}.

11 июля в Вильну прибыли восемь депутатов от конфедерации в Варшаве, возглавляемые Юзефом Выбицким, одним из особенно ярых сторонников Наполеона в Польше. Но император продержал их в неизвестности почти трое суток прежде, чем удостоить аудиенции, на которой в нетерпении выслушивал их просьбу объявить о реставрации королевства Польша. «В моем нынешнем положении у меня много других интересов, каковые надо уладить», – ответил он им, но добавил, что, если польский народ восстанет и будет храбро сражаться, Провидение, возможно, наградит его независимостью. Делегаты пали духом. «Они уезжали полные огня, – вспоминал Прадт, находившийся в Варшаве, – вернулись же с оледеневшими душами. Холодок этот распространился по всей Польше, и согреть ее после этого представлялось делом едва ли возможным»{242}.

Расследование, начатое русскими после войны в целях выявления коллаборационистов и отделения их от тех, кто не симпатизировал неприятелю и сохранил лояльность Петербургу, выявило полное отсутствие случаев изъявления верноподданнических чувств к царю по всей Виленской губернии на протяжении французской оккупации. Многие русские командиры на собственном примере испытали открытое враждебное отношение населения. Данная область была в политическом смысле стопроцентно за Наполеона. Однако он не использовал этого преимущества. Группа студентов Виленского университета добровольно вызвалась создать партизанский отряд, который бы действовал в тылу у русских, поднимал против них селян, но Наполеон ответил, что ему не нужны общественные беспорядки или революция. Тот не желал ничего способного послужить непреодолимым препятствием на пути примирения между ним и Александром. «Он превосходный император!» – заявил Наполеон Яну Снядецкому, ректору университета, когда зашла речь о царе{243}.

Пусть Наполеон не хотел революции, но он желал привлечения по своим знамена солдат и надеялся, что многие польские солдаты и офицеры на русской службе перебегут у нему, чтобы соединиться с братьями, воевавшими на стороне французов, и хотя такие случаи бывали, все же массового характера они не носили – результаты, откровенно говоря, разочаровывали. Император французов наделся сформировать в Литве пять пехотных и пять конных полков общей численностью в 17 000 чел., а также создать национальную гвардию для поддержания порядка в тылу. Наверное, он смог бы собрать и вдвое больше, если бы выделил какие-то субсидии и дал твердое обещание предоставить стране независимость. На деле в строй встали не более чем от 12 000 до 15 000 чел{244}.

Наполеон не только пренебрегал доверием местного населения, он также и не сумел вселить в него уверенность. «Этот человек более не стремится достигать великих целей, он страдает от какой-то иссушающей его болезни», – отмечал брат ректора, прославленный натуралист и врач Анджей Снядецкий, после длительного наблюдения за Наполеоном. Ничего хорошего не вышло и из попытки императора французов произвести впечатление на аристократию. «Для Наполеона было также невозможно подражать превосходной обходительности Александра в гостиной, как для Александра бросить вызов талантам и гению Наполеона на поле брани», – метко высказалась графиня Тизенгаузен по поводу данной ситуации{245}.

Однако франко-польские отношения не являлись совершенно уж никуда не годными. Капитан Фантен дез Одоар из 2-го полка пеших гренадеров гвардии признавался, сколь «очарован» был он на балу, данном в Вильне патриотом графом Пацем, «прекрасными объятиями вальса», когда наблюдал, «как плавно кружатся там и тут фигуры в белом под национальными стягами»{246}.

Кастеллан, дежурный офицер, отосланный императором с заданием 1 июля, очутился в крайнем затруднении при поисках Нансути. Дороги находились в отвратительном состоянии, какие-либо указатели отсутствовали, а разузнать путь было не у кого, поскольку и без того скудное население бежало из страха перед мародерами, от которых пришлось отбиваться и ему самому. И случай Кастеллана ни в коем разе не являлся исключительным. Наполеон оперировал огромными армейскими корпусами на расстояниях, которые уже сами по себе создали бы сложности даже в таких районах, которые были с высокой точностью отображены на картах и обладали пристойными дорогами. В сложившихся обстоятельствах проблема обострялась в разы, поскольку курьеры и штабные офицеры с трудом пробирались по песчаным дорогам через топкую пустыню и нескончаемые леса. Задача по нахождению посыльными командиров оказывалась исключительно сложной, поскольку те не сидели на месте, а солдаты, во множестве встречавшиеся нарочным, часто не знали в лицо маршалов и генералов и затруднялись сказать, видели ли они их где-то или нет. К тому же не все говорили по-французски. В результате, Наполеон не мог действовать и реагировать на ситуацию с обычно быстротой, каковой фактор срывал его планы.

Жером явно запаздывал с началом преследования, позволяя Багратиону перейти к упорядоченному отступлению. Войска 2-й Западной армии снялись с занимаемых позиций в тот же день, как Наполеон въехал в Вильну, и двинулись в северном-северо-восточном направлении на соединение с Барклаем. Однако 4 июля Багратион обнаружил, что Даву перерезал маршрут его отхода, а потому отклонился к югу и пошел на Минск. 4 июля в ставку Наполеона прибыл курьер с письмом от Жерома, где не содержалось никакой ценной информации, если не считать жалоб на всё и вся. Наполеон здорово разозлился. «Вы не сообщаете мне ни количества дивизий Багратиона, ни названий, ни мест, где они дислоцированы, ни данных по Гродно, ни ваших планов, – кипел раздражением император. – Вести войну таким манером просто невозможно». На следующий день он велел Бертье отправить дальнейшие распоряжения Жерому. «Вы скажете ему, что просто нельзя маневрировать войсками более бездарно чем он», – присовокупил ко всему сказанному император французов{247}.

Даву пришел в Минск раньше Багратиона и остановился там на трое суток для приведения в порядок своих войск. Багратион тоже сделал перерыв – в Несвиже. Он очутился в ловушке, поскольку три армейских корпуса Жерома стояли за ним, а Даву блокировал путь отхода. Если бы Жером развивал натиск с должной энергией, Багратиону пришел бы конец. Но у Жерома возникли проблемы с трудной местностью впереди и он не смог с должной быстротой выдвинуть войска. Когда польские уланы авангарда в итоге сошлись в боях с русскими у местечка Мир, они получили хорошую взбучку от казаков Платова[61]. Багратион затем повернул на юг и выскочил из западни.

Наполеон едва сдерживал разочарование. «Если бы у вас имелось хоть какое-то соображение в солдатском ремесле, вы были бы 3-го там, где находились 6-го, и несколько событий, ставшие результатами моих расчетов, подарили бы мне отличную кампанию, – писал он Жерому. – Но вы ничего не знаете. И вы не только не советуетесь ни с кем, но и позволяете себе руководствоваться эгоистическими мотивами». Император выговорил и принцу Евгению за проявленную нерасторопность и неумение оказать должный натиск на русских. Касательно же Понятовского, объяснявшего неспособность преследовать неприятеля нехваткой провианта и фуража, Наполеон велел Бертье передать князю, что «император может лишь испытывать боль от осознания того, сколь плохи поляки как солдаты и сколь мало в них боевого духа, если они отделываются такими пустяковыми отговорками»{248}.

Между тем провал замысла с блокированием, окружением и уничтожением армии Багратиона являлась целиком виной самого Наполеона. Именно он выносил и осуществил политически мотивированный замысел поставить брата, некогда прежде не воевавшего, на командование тремя армейскими корпусами, при том, что один из них находился под началом тоже не вполне опытного Евгения. Возникали сложности между Жеромом и генералом Вандаммом, который как начальник штаба и должен был фактически руководить войсками вместо Жерома, но которого тот попросту отстранил от командования. Нельзя забывать также о трениях между Понятовским и Жеромом.