С Рейсер - Некоторые проблемы изучения романа Что делать

• Название: Некоторые проблемы изучения романа Что делать
• Автор: С Рейсер
• Жанр: Публицистика

---

Разумеется, мы не знаем, в каком виде этот раздел перешел из черновика в окончательный текст, и приходится довольствоваться лишь нам известным. Но даже если это место и подверглось правке, то основная суть его не могла измениться и дает нам право предположительной его интерпретации.

Наиболее значительно отличается черновой текст от журнального в 17 главы четвертой романа. В "Современнике" - полторы страницы, повествующие о том, как "отчасти знакомый, а больше незнакомый собрат по медицине" приехал сообщить, что "один" из его знакомых желает познакомиться с Кирсановым. Этот новый знакомый ("просвещенный муж") затронул в беседе вопрос о вывеске магазина, и в результате "Au bon travail" - магазин, хорошо исполняющий заказы, - был переименован в "A la bonne foi" - добросовестный магазин.

В "Современнике" иронически сообщалось, что Кирсанов приехал домой "очень довольный", но тут же читаем, что эта беседа заставила Веру Павловну и Мерцалову значительно поурезать "крылья своим мечтам", охладить лишний жар, - всякому читателю было ясно, куда и зачем приглашали Кирсанова.

В черновике соответствующее место занимает не менее семи страниц (658-664): в нем подробно повествуется, как сначала в магазин стали наведываться некие "любознательные" посетители, как потом тот же медик пригласил Кирсанова познакомиться с "просвещенным мужем". По-жандармски любезный на первых порах, он начинает вежливый допрос о цели открытого на Невском магазина: мелькают его слова о том, что о магазине ходят "невыгодные слухи", что "само слово travail - это ясно, взято из социалистов, это революционный лозунг". {Формула "Droit au travail" стала особенно популярной со времени появления книги Луи Влана "Le socialisme. Droit au travail" (Paris, 1848): она использована Чернышевским в статье "Кавеньяк" (Современник, 1858, Э 1; Чернышевский, т. V, стр. 15).}

"Просвещенный муж" советует быть осторожнее и т. д. Впрочем, вскоре же следует окрик: "Мы здесь не для ученых споров", "мне с вами некогда спорить".

Но и после перемены вывески на более благонамеренную "внимание, раз обращенное на магазин, не отвратилось", медик продолжал изредка заезжать и советовал Кирсанову быть осторожнее.

Чтобы не оставалось никаких колебаний, о чем и с кем идет разговор, в уста "просвещенного мужа" вкладываются такие слова: "Вот таково прямое изъявление воли, которая должна быть исполнена" (661 - текст и сноска); прибавлять эпитет "высочайшей" не было никакой надобности, контекст был очевиден. {В первой публикации, в сборнике "Н. Г. Чернышевский. 1828-1928" (М., 1928, стр. 23), Н. А. Алексеев эти слова прочитал: "Такова прямая выс воля...". В изданиях 1929 г. чтение несколько уточнено: "Это прямое веление, которое должно быть исполнено" (стр. 373). Для издания 1939 г. текст снова сверялся (об этом - в письме Н. А. Алексеева к Н. М. Чернышевской от 15 февраля 1947 г.) и дано такое чтение: "Вот это вообщ* прямое выражение воли" (XI, 594). В настоящем издании устанавливается наиболее правдоподобное прочтение.}

Не может быть никакого сомнения, что Чернышевский отлично понимал, что это место ни в коем случае не может появиться в печати; Однако - вопреки обычной манере - оно в черновой рукописи осталось незачеркнутым, и это дало Н. А. Алексееву основание предполагать, что смягченный текст "Современника" "скорее всего надо приписать рвению цензора". {См.: Н. Г. Чернышевский... М., 1928, стр. 19.}

Но дело в том, что простым сокращением пространного текста превратить его в журнальный невозможно. Можно, конечно, заподозрить, что после цензурного запрещения в редакции "Современника" создали новый, невинный текст. Но этому противоречит простое сопоставление начальной, цензурно совершенно "невинной" части этого параграфа с черновым текстом. Он не просто переписывался набело, а в ряде мест существенно изменялся: весь отрывок стилистически целен и органичен. Единственный возможный вывод таков: Чернышевский сначала дал себе волю и написал как хотелось, а при перебеливании создал цензурно допустимый текст, но забыл зачеркнуть черновик.

Добавлю, что ничего подобного по резкости и откровенности в журнальном тексте нет. Можно было заметить, что Чернышевский устранял и гораздо менее острые места, которые могли бы дать повод к запрету романа в целом. Во имя целого Чернышевский сознательно шел на сглаживание отдельных резких мест. Критика существующего строя достигалась именно общей направленностью романа; отдельные эпизоды, как бы выразительны они ни были, можно было, по мысли автора, приносить при этом в жертву.

В журнальном тексте (12 главы четвертой) упоминается сын Веры Павловны от Кирсанова (ср. еще 20 главы третьей). У Мерцаловой тоже есть ребенок (глава третья, 30; в черновике - двое детей), сын есть и у Бьюмонтов (глава пятая, 22). Этих мест просто не замечали. {См., впрочем: П. Цитович. Что делали в романе "Что делать?". Изд. 3-е. Одесса, 1879, стр. 47.} Вопрос о детях вызвал в свое время полемику и клеветнические отклики. В мемуарах Фета рассказывается, будто бы Салтыков в беседе с Тургеневым по поводу нового романа на вопрос о детях ответил: "Детей не полагается". {А. Фет. Мои воспоминания, стр. 367-368.} "Дети и подавно отрицаются", - писал Лесков в названной выше статье (стр. 18). В не напечатанной в свое время статье В. П. Боткина и А. А. Фета о романе "Что делать?" тот же ответ ("детей не предполагается") вложен в уста одного из "светильников quasi-нового учения". {Литературное наследство, т. 25-26, стр. 489.} Следует напомнить, что в напечатанном в Э 8 "Современника" за 1863 г. очерке Салтыкова "Как кому угодно" в иронической форме дан ответ на расхожие обывательские представления о безнравственности нигилистов - сторонников нового учения. {См.: П. С. Рейфман. Предполагаются ли дети? - Уч. зап. Тарт. гос. ун-та, 1970, вып. 251, стр. 357-363; см. также примечания В. А. Мыслякова к очерку "Как кому угодно" в кн.: М. Б. Салтыков-Щедрин. Собр. соч., т. VI. М., 1968, стр. 445-446.}

В этой связи нужно отметить, что в черновом варианте романа (18 главы четвертой) сыну посвящено все же девять строк (673-674), так сказать, информационного характера; сюжетного значения он не имеет, и, очевидно, поэтому Чернышевский, стремившийся при переработке к наибольшей концентрации действия, почти вовсе устранил этот эпизод. Если бы он мог предположить, какой шум поднимется в реакционной критике как раз в связи с проблемой деторождения у "нигилистов", - наверное, эпизод о Володе остался бы в романе; напомним, что потомство необходимо предполагается в учении Фурье, именем которого реакционная критика пугала обывателей. {См. вышеупомянутые примечания В. А. Мыслякова (стр. 687). Ср. еще в "Преступлении и наказании" Достоевского слова Лебезятникова - полемический выпад на ту же тему: "Некоторые даже совершенно отрицают детей, как всякий намек на семью" (часть V. глава 1).}

18 главы пятой черновика был полностью устранен. Нечто похожее - об отсутствии у автора беллетристического таланта - уже раньше было коротко изложено в "Предисловии", но и это уничижительно звучавшее место в окончательный текст не вошло.

В прибереженном для самого конца романа отрывке содержится одно важное признание: Вера Павловна, дескать, в действительности (в романе ведь якобы нет никаких выдумок!) хлопотала не об устройстве мастерских "в нашем любезном отечестве", а о чем-то типа воскресной школы - о ежедневной бесплатной школе для взрослых. Это место в 1863 г., когда воскресные школы в России были уже повсеместно закрыты, звучало совершенно неприемлемо; лучше уж было оставить версию о мастерских - в ней не содержалось по крайней мере ничего демонстративного, тем более что зародыши трудовых ассоциаций в стране действительно возникали и риск цензурного запрета был в этом случае меньше. {Л. П. Богословская. "Что делать?" Н. Г. Чернышевского и женские артели 60-х годов XIX в. - В кн.: Революционная ситуация в России в 1859-1861 гг. М., 1974, стр. 124-134.}"

Сопоставление черновой и журнальной редакции "Что делать?" должно быть произведено в полном объеме и с разных точек зрения. Здесь даны некоторые наблюдения, касающиеся лишь одного вопроса - какие меры узник Алексеевского равелина принимал против возможного цензурного натиска.

Приблизительно два десятка приведенных примеров дают представление о путях преодоления возможных цензурных препон. Основной принцип переработки можно сформулировать так: Чернышевский хотел сконцентрировать внимание на самом главном и, не ослабляя социального звучания романа, не поступаясь ничем из его принципиальных установок, без ущерба для основной идеи, устранял особенно резко звучавшие места, не абсолютно необходимые, такие, которые неизбежно вызвали бы негодование властей.

Чернышевский вышел победителем - роман был напечатан, насколько можно судить, без сколько-нибудь серьезных утрат.

4

Критически проверенного и текстологически осмысленного издания романа "Что делать?" до сих пор не существует.

Для "Современника" набор происходил по не очень разборчивому и весьма убористо написанному оригиналу. Более 8 печатных листов соответствовали 36 листам оригинала (Чернышевский называл их полулистами, так как двойной лист был разрезан пополам); на лист (страницу) оригинала приходилось в среднем 9150 знаков. Для сравнения напомню, что лист современной машинописи, подготовленной для набора, включает никак не более 2000 знаков. Читали корректуру, конечно, - все члены редакции "Современника", в первую очередь Некрасов и Пыпин, но кто именно правил набор - неизвестно.