Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы

• Название: Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы
• Автор: Семен Кирсанов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 1976

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.

Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.

---

Легенда о музейной ценности

1

В подземных пластах под новой Москвой,
в гнилом ископаемом срубе,
был найден холодный, совсем восковой
мужчина в боярской шубе.
Он весил без малого десять пудов,
упитанный, важного чину;
ни черви, ни почва, ни плесень годов
не тронули чудо-мужчину.
Врачи с удивлением мерили рост,
щупали мышцы тугие,
одни заявили: — Анабиоз! —
Другие: — Летаргия!

2

Боярин лежал, бородатый по грудь,
в полном здоровье и силе,
и чтобы усопшего перевернуть,
грузчиков пригласили.
Натерли эфиром лоснящийся зад,
зажгли инфракрасную лампу,
и доктор боярину вспрыснул лизат —
пятнадцать сияющих ампул.
Лизат в инструменте клокочет,
а тот просыпаться не хочет.

3

Боярин молчит, боярин ни в зуб, —
лежит, как положено сану.
Профессор вгоняет ему в железу
два литра гравидану.
Решили прием увеличить на литр,
уже гравиданом боярин налит,
но все ж от чудовищной дозы
лежит, не меняя позы.
Гормонов ему втыкают в бедро,
рентген зашибают в брюхо,
и физики атомное ядро
дробят над боярским ухом.

4

Тут грузчик к нему проявил интерес:
— Профессор, да вы разиня!
Со мной при себе поллитровочка есть
из коммерческого магазина. —
Нашли у боярина рот в бороде,
бутылка гулко забулькала, —
боярин светлел, наливался, рдел
и вдруг растаращил буркалы:
— Холопы! — боярин вскочил и оре. —
Замучу! — оряху спросонок. —
Кто, смерд, разбудиша мя на заре?
Гоняхом сюда закусону!

5

Отъелся боярин, — вари да пеки!
От сытных хлебов беленится,
крадет у соседних больных, пайки, —
вконец обнищала больница.
За ужином требует водки литр,
орет по-церковному в градусе.
И сдали его, как порядок велит,
в Коопхудмузлит,
а там обалдели от радости!
— Чистый боярин! — Худмуз упоен,
ищут боярину место:
и грязен и груб, но все-таки он —
историческое наследство.

6

И дали жильцу подземных руин
гида из «Интуриста».
И тот объясняет: — Мосье боярин,
вы спали годочков триста.
Москвы не узнаете — долгий срок,
асфальт, фонари повсеместно.
Вот — телеграф, а вот — Мосторг,
а это вот — Лобное место. —
Боярин припал к родимым камням,
ни слова не молвит, а только «мням-мням».
Упал на колени и замер,
и мох обливает слезами.

7

Боярин по родине начал грустить,
лишился обличия бодрого;
эксперты решили его поместить
в домик боярина Федорова.
Сидит он и жрет грязнущей рукой
свое древнерусское крошево.
Любители ахают: — Милый какой,
обломок проклятого прошлого! —
Славянский фольклор изучают на нем,
и даже в газете объявлено:
«В музее сегодня и ночью и днем
показ живого боярина».

8

Он как-то «жидом» обозвал одного
явного украинца.
Худмуз восхищается: — Выручка во!
Боярин доходней зверинца. —
Не раз посетитель наследством избит,
Худмуз восхищается очень:
— Какой полнокровный боярский быт,
живуч, симпатяга, сочен! —
А если доносится мат из ворот,
Худмуз снижается в шепот:
— Тише, боярин передает
свой творческий опыт…

9

Но вскоре великодержавный душок
закрался в душевную мглу его:
он создал со скуки литкружок
в жанре Клычкова и Клюева.
Боярин скандалит в пивной вечерком
цыгане волнуют боярина,
орет, нализавшись, тряся шашлыком:
— Тапёр, наяривай! —
Изящные девочки ходят к нему,
ревет патефон в боярском дому,
и, девочек гладя и тиская,
боярин гнусавит Вертинского.

10

В Коопхудмузе решили так:
— Конечно, у классиков учатся,
боярин вполне положительный факт
и мягко влияет на юношество.
Конечно, скажем, без рапповских фраз:
трудно ему перестроиться, —
«Вечерку» читает, а все-таки раз
в церковь зашел на Троицу.
И водку пьет, и крест на груди,
и бабник, и матом лается,
а все же боярин у нас один, —
бояре вот так не валяются!

11

Он просто, как памятник, дорог для нас.
Музей для боярина чопорен.
Не лучше ль боярский использовать бас
в провинциальной опере?
Вот тут развернулся боярин вовсю,
обрел отечество снова
и сразу припомнил размах и красу
пиров царя Годунова.
Он входит в роль и, покуда поют,
статистов бьет по мордасам.
Театр включил в программу свою
пунктик: «Боярина — массам!»

12

Все можно простить за редкий талант,
а выдался бас — на диво.
Что в морду бьет — прощает театр:
бьет, а зато правдиво.
Но случай один увлекательный был:
согласно буйному норову
боярин на сцене певцу отрубил
по-настоящему — голову.
Хоть это и подлинный был реализм, —
ну, витязи там, ну, рыцари! —
но тут за боярина крепко взялись
товарищи из милиции.

13

Худмуз о наследстве хотел закричать,
но, чуя, что доводы зыбки,
махнул отмежевываться в печать
и признавать ошибки.
Призвали профессора, дверь на засов,
и речи пошли другие: —
Вернуть боярина в восемь часов
в состояние летаргии!.. —
Не знаю, помог ли тут гравидан?..
Лет тысяча пронесется,
но будьте уверены — никогда
боярин уже не проснется.

14

Я очень доволен. И «паркер» в ножны.
Я добрый ко всякой твари,
а вот бояре — нам не нужны
даже в одном экземпляре!

Неподвижные граждане

Кто не видал чугунных граждан города.
Степенный вид, неяркие чины:
Пожарский, Минин, Пушкин, Гоголь, Федоров
в большую жизнь Москвы вовлечены.
Триумфы, может, памятникам снятся,
но в общем смирный, неплохой народ;
попросим — слезут, скажем — потеснятся,
не споря, у каких стоять ворот.
В других столицах памятники злее,
куда нахальнее, куда грозней!
Мосты обсели, заняли аллеи,
пегасов дразнят, скачут, давят змей.
Наш памятник — народ дисциплинированный,
он понимает, что кипит страна,
что вся Москва насквозь перепланирована,
что их, чугунных, дело — сторона.
Вы с Мининым — Пожарским, верно, виделись?
На постаменте твердый знак и ять.
Что ж, отошли себе и не обиделись, —
чем плохо у Блаженного стоять?
Бывает так, что и живой мужчина
на мостовой чугунный примет вид.
«Эй, отойди!» — ему гудит машина,
а он себе, как памятник, стоит.
А монумент не лезет в гущу улицы.
Островский влез на креслице свое,
сидит, в сторонке сторожем сутулится,
хотя репертуарчик «не тоё».
Другая жизнь у памятника бодрого,
в деснице свиток, богатырский рост;
покинул пост первопечатник Федоров
и занял более высокий пост.
Он даже свежим выглядеть старается,
метро под боком, площадь — красота,
а в мае — песни, пляски, демонстрации…
Нет, не ошибся, что взошел сюда!
Ведь все-таки профессия из родственных —
свинцом дышал и нюхал плавки гарь,
и скажем прямо: старый производственник,
а не какой-нибудь кровавый царь.
Что до царей — прописана им ижица.
Цари мне нравятся, когда они резвей,
когда они, цари, вниз головою движутся,
куда им полагается — в музей.

Чувство нового