Михаил Грушевский - Звезды. Неизвестные истории про известных людей

• Название: Звезды. Неизвестные истории про известных людей
• Автор: Михаил Грушевский
• Жанр: Кино, театр

Детские воспоминания часто дают ключ к пониманию характера и поступков. В этой книге портреты известных людей – актеров, режиссеров, писателей, музыкантов – будут дополнены новыми штрихами. Звезды вспоминают родные места, друзей и родителей, рассказывают о себе смешные и грустные истории, погружают в атмосферу города своего детства.

В основу книги легли интервью, взятые тележурналистом М. Грушевским у популярнейших певиц, звезд кино и театра, писателей и режиссеров, которые были гостями его программ.

---

Родители у меня чудесные люди, очень творческие. Хотя они не были связаны с искусством. Мама у меня пела, великолепно танцевала. Она из Питера. Ее вывезли в четыре года из блокадного Ленинграда в детский дом. Папа у меня из Риги. Когда папа служил в армии на Кубани, они познакомились. Папа у меня тоже великолепно пел и стучал степ.

Родители работали на заводе, у них были средние зарплаты. Мы очень экономно жили. Я была маленькая, мы заходили в продуктовый магазин. Я: «Мама, купи мне, я хочу то-то!» И мама мне говорила: «Нет денег». Помню, мы пришли с мамой в «Детский мир» одежду покупать, а я торчала возле витрин с красивыми немецкими куклами. И я безумно мечтала о такой, я ее выпрашивала. Но мне ни в какую не покупали. Она очень дорого стоила. По тем временам – безумных денег, 25 рублей. У меня был мишка черный, я его называла «пидедь». Когда мне его купили, я расплакалась, потому что он был черный. Но потом привыкла к нему – это была моя любимая игрушка. А куклу мне купили на день рождения. Счастью моему не было границ. Я ее причесывала, косички заплетала. В итоге мы с сестрой ее испортили – накрасили ей глаза и стали снимать грим ацетоном. Глаза потускнели, мы стерли ей глаза вообще. Боже, какое это было горе! Я вам передать не могу.

2

Я думала, когда у меня будет сестра, мы сразу побежим играть, моя жизнь изменится в лучшую сторону. И какое я испытала разочарование, когда принесли этот кулечек! Она плакала днем и ночью. Мама говорила: «Иди во двор, возьми с собой Дину, посмотри за ней». А нам хотелось играть, носиться. И я, как правило, говорила: «Дина, иди домой, тебя мама зовет». Не хотели мы брать ее в наши игры. Шебутная она была, и мы дрались. Однажды мы повздорили, она подбежала ко мне и ножницами отрезала мне косу. Мама рассердилась, взяла ножницы и ей тоже клок сзади вырезала. Вот такое воспитание было.

Каждым летом мы выезжали с семьей на дачу. Это на реке Гауя, рядом был Рижский залив и озеро – Зырновникс. На берегу озера располагался наш дачный поселок. На горках стояли деревянные домики. Папа наш домик сам сделал, своими руками. А мы хозяйством занимались. Мы терпеть не могли вечером мыть посуду. Мама вручала нам тазик с грязной посудой, и это для нас было самое большое несчастье. Вода холодная, мы же в озере мыли эту посуду. Мои жирные руки с песком – это кошмар!

3

Я была очень спокойная. Меня обижали и в садике, и в первых классах. Я приходила домой и плакала. Мама говорила: «Аленка, ты должна за себя постоять, что же это такое! Ты должна дать сдачи!» А я не могла дать сдачи. Потом – научилась. Мы ходили зимой на каток. А так как каток был рядом с домом, надевали коньки дома, сверху – чехлы и шли на каток. Покатались – возвращались домой. В моем дворе жил одноклассник Женька. Я шла как-то на коньках, и он меня в сугроб толкнул. Три раза толкал, три раза падала. Потом я со всей злостью дала ему коньком по ноге. Он взвыл от боли и убежал. На следующий день не успела я войти в школу, как он на меня налетел ураганом, портфель в одну сторону, я – в другую. Мы вцепились друг в друга и покатились по полу. Я его за волосы, он – меня. Заходит учитель, нас – по углам. Целый день стояли в углу. За это родители меня не взяли в цирк.

Компания у нас была дружная. Учиться не очень хотелось, мы записками перебрасывались, книги читали или фотографии смотрели. Классная руководительница говорила нам: «Духова и компания – вон из класса!» Вставала я и все наши мальчишки, и мы уходили. Класс пустел. В начальных классах я очень хорошо училась, а потом «съехала», как говорят: мимо школы ходила. Были бесконечные концерты, мы куда-то уезжали. Учителя снисходительно ко мне относились, кроме моей классной руководительницы. Она была принципиальная, строгая женщина.

4

Я занималась музыкой и однажды попросила маму: «Я очень хочу танцевать». Мама говорит: «Выбирай: музыка или хореография». Я говорю: «Хореография». В 11 лет я попала в народный хореографический коллектив «Ивушка». Я заранее подглядывала за ними из-за двери, приходила домой и повторяла все, что они делали. И когда я пришла на первый урок, ассистент преподавателя не поверил, что я на первом занятии. А для меня было удивительно, что меня уже на следующий год перевели в старшую группу. Они меня пестовали, я была самая младшая: мне было 12 лет, а всем ребятам 18–19. Мне хотелось с ними куда-нибудь сходить вечером, и я шла. Врала, что мне 16 лет, и я выглядела так, что мне можно было дать 15 точно. Дома меня нещадно ругали, стояли у дверей чуть ли не с ремнем. Я помню, мы как-то поздно вернулись, и мама говорит: «Что же вы делаете, ей же всего 13 лет! Посмотрите на время, уже 12 часов». Они: «Как 13 лет?» Как мне было стыдно!

Первая любовь у меня случилась в пионерском лагере – аккордеонист Вася. Мы к концертам готовились, я ставила номер с девочками – польку. И Вася уже тогда мне предвещал успех на этом поприще. А я была в него влюблена. Ему тогда лет 16 было, а мне 8. А в школе, уже в старших классах, был такой Арсен. Мы встречались с ним, целовались на переменках, учителя ужасно возмущались, говорили: «Безобразие, да что же это такое?» А мы ни на кого внимания не обращали. Такая была любовь.

Виктор Ерофеев

...

Виктор Владимирович Ерофеев родился 19 сентября 1947 года в Москве, в семье дипломата. В детстве жил с родителями в Париже. Окончил филологический факультет МГУ, аспирантуру Института мировой литературы. Известность приобрел благодаря публикации эссе о творчестве маркиза де Сада в журнале «Вопросы литературы». Был исключен из Союза писателей СССР за участие в организации самиздатовского альманаха «Метрополь». Роман Ерофеева «Русская красавица» переведен на двадцать языков. В России, Европе и США, где он выступает с лекциями, вышли его книги рассказов, сборник литературно-философских эссе, роман «Страшный суд». Среди его книг – «Русские цветы зла», «Мужчины», «Пять рек жизни».

1

В нашей семье я первый коренной москвич. Родился 19 сентября 1947 года. Меня назвали Виктором в честь победы над Германией. Родители были под впечатлением от победы, и вот перед вами победитель.

Самое первое впечатление связано со страхом смерти. Мы жили под Москвой, в том месте, где сейчас живет наша самая богатая суперэлита, это Барвиха, Рублевка. И мы жили на даче в месте, которое называется Раздоры. А там был электрический столб, и на нем был нарисован череп и кости. «Не влезай – убьет!» Я читать не мог, я лишь видел череп и кости и боялся даже дотронуться до этого деревянного столба. Идея творчества рождается вместе с переживанием смерти. Мне кажется, что этот столб – моя основная муза в жизни.

Много связано с дачей. Первое – смерть, а второе – молнии. У нас было два шофера. Папа занимал крупную должность – помощника премьер-министра, если переводить на европейские понятия. Он был помощником Молотова. Однажды мы ехали по дороге рядом с Барвихой, и в дерево попала молния – божественный огонь. Это было очень красиво и очень страшно.

Потом были романтическо-буколические впечатления. В то время крестьяне не держали коров, потому что был очень большой налог. Вместо коров у каждого были козы. Козье молоко – предел счастья. Я с козами общался, давал им что-то есть. Лето, трава, блеющие козы и козлы – вот Подмосковье моего раннего детства.

2

Весьма символично, что в нашем подъезде, где жили сталинские вельможи, лифтером был повар, который работал у князя Юсупова. Он был старенький. Все у нас было знаковым. В этом подъезде все квартиры были шикарными, но наша квартира была коммунальной. Когда мы въехали, одна комната еще была чужой, хотя там не жили. Я помню, как эта комната стала нашей, как оттуда все вынесли и меня туда заселили, она стала детской.

У меня было невероятно счастливое сталинское детство. Все у нас было – дача, машины: сначала «Победа», потом «ЗиМ». Удивительная по тем временам московская квартира, ни у кого такой не было – роскошь. И это важно, потому что мне в жизни не нужно было карабкаться наверх, верх был заложен в детстве. Скорее улица перенимала какие-то мои привычки, потому что было общее убеждение, что у меня что-то есть, но это «что-то» у меня не отнимешь и лучше ко мне примкнуть. Объясняю на простом примере: тогда дороже всего была жвачка, а у меня жвачка была. Дружить со мной было «правильно». И со мной дружили бандиты, хулиганы… Иначе – раз они меня побьют, два – а потом-то что? Ну я не буду с ними ходить, а так я доставал им американскую жвачку. Но я, честно говоря, с этими бандитами не строил младенческую преступную группировку, просто они меня не били, скорее – уважали.

Был замечательный случай. В этом – вся Россия. Мальчик, одноклассник и бандит Коля Максимов – потом он стал убийцей, убил хозяина голубятни, – он пришел ко мне домой. Ему очень хотелось жвачки, а у нас дома было все французское, родители недавно побывали во Франции. Он увидел на кухне такие подушечки, которые были похожи на жвачки. И он схватил эту подушечку и стал есть. А это был французский клей для обоев. И он не мог ни открыть рот, ни закрыть. Разлилось огромное количество клея, который тут же зацементировался у него во рту. Его юная испуганная бандитская физиономия до сих пор стоит у меня перед глазами.