Франсуаза Шандернагор - Королевская аллея

• Название: Королевская аллея
• Автор: Франсуаза Шандернагор
• Издательство: МИК
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-87902-044-4

«Королевская аллея» — это жизнеописание второй жены короля Людовика XIV, госпожи де Ментенон. Талантливая стилизация автобиографии незаурядной женщины, чья необыкновенная судьба стала увлекательным сюжетом романа, принесла Франсуазе Шандернагор мировую известность. Книга издана во многих странах и получила ряд почетных литературных премий.

---

— Но что скажут люди, Сир!.. Величайший Король на свете женится на вдове господина Скаррона!

— Ах, вы рассуждаете, как господин Лувуа, — отвечал он мне, — так я и отвечу вам на его манер. Всем известно, что я сам дарую или отнимаю знатность. И любая особа, удостоившаяся моего отличия, уже тем самым обретает благородное происхождение.

После чего он произнес длинную пылкую речь, стараясь доказать, что, женясь на мне, он поступает в высшей степени разумно, ибо что может быть разумнее, как не заключить, в возрасте сорока четырех лет, брак по сердечной склонности. «Вам ведь известно, что я отказался от такого союза в двадцать пять лет, ибо тогда не был себе хозяином; быть может, именно это обстоятельство и послужило причиною того, что я с тех пор часто впадал в грех. Теперь же я стал осмотрительнее и хочу обеспечить себе спасение. И женюсь на вас именно затем, чтобы спасти мою душу. Таковое соображение не может и не должно оставить вас равнодушною!..» Никогда еще не видела я Короля столь увлеченно излагающим свои аргументы: он походил на ребенка, который с умным видом разъясняет гувернантке, почему она должна простить ему его капризы. Впрочем, он был столь уверен в моем согласии, что посвятил в свое решение первого министра и духовника, прежде чем сообщить о нем мне; правда что если в этом деле кто-нибудь и мог возразить против, то уж никоим образом не я.

Итак, через тридцать два дня после кончины королевы я согласилась стать супругою короля Франции или, вернее сказать, узнала, что мне предстоит быть ею, и не осмелилась возразить.

Мы сообщили об этом лишь нескольким доверенным лицам; со стороны Короля то были господин де Лувуа, отец Лашез, архиепископ Парижский и первый королевский лакей Бонтан; что же до меня, то я посвятила в дело мою верную Нанон, Маргариту и Анри де Моншеврейлей, аббата Гоблена и госпожу де Бринон. Ни семья Короля, ни мои родственники ничего не знали.

Король колебался: он никак не мог решить, объявлять ли о нашем браке; тем не менее, он предложил мне сделать это. Я отвечала, что он и без того приносит большую жертву, женясь на мне, и что лучше держать наше супружество в тайне. Король весьма охотно согласился с моими доводами.

Если раньше мне приходилось изображать жену господина Скаррона, отнюдь не будучи ею, то теперь, вступив в настоящий брак, я должна была разыгрывать из себя прежнюю вдову. Поистине, мне никогда не суждено было узнать радостей нормального замужества.

И все же, могла ли я сетовать на судьбу?! Напротив, — я была на седьмом небе от счастья. Для полноты блаженства мне не хватало лишь одного: сообщить эту новость господину де Вилларсо. «Вы бредите, Франсуаза! Разве Вилларсо может жениться на какой-то госпоже Скаррон!» Когда-то эти его слова так сильно ранили мое сердце, что и впрямь только брак с королем мог излечить меня.

Фонтенбло плохо подходило для тайной церемонии, и Король решил, что венчание состоится в первую же ночь после нашего возвращения в Версаль, где легко было пройти в часовню через его апартаменты. Итак, в ночь с субботы на воскресенье 10 октября 1683 года в старинной часовне Версаля архиепископ Парижский, в присутствии отца Лашеза, Бонтана и Моншеврейля, обвенчал Людовика XIV с Франсуазою д'Обинье, вдовою Скаррон.

Я едва понимала, где я и что со мною; не видела, чью руку держу в своей. Мой добрый Моншеврейль, свидетель со стороны невесты, что-то сказал мне, но я не поняла ни слова. Я даже не слышала, как Король отвечал на вопросы архиепископа, и не помню, что ответила ему сама. Я пришла в себя лишь только после. Тут только я уразумела, какого небывалого торжества достигла в этом мире, и испугалась, не грозит ли мне столь же великое унижение в ином. После чего снова впала в оцепенение до самого конца венчания, и лишь много позже осознала, на какую высоту вознесла меня судьба.

И тогда я начала опасаться скуки.

Глава 15

В первое время моего брака жизнь моя ни в чем не переменилась.

Я по-прежнему принимала участие во всех светских развлечениях, посещая балы у Короля, театр у брата Короля, лотереи и концерты в домах знакомых; Двор в ту пору был многочислен и веселился вовсю. Также мы много путешествовали: ездили в Эльзас и Страсбург после того, как Король присоединил их к своим владениям, на следующий год — в Валансьен и на Север, затем в Люксембург и Лонгви. Придворные любили прогуливать свою скуку где только возможно; не успевали они обосноваться в одном месте, как им уже все надоедало и они вновь принимались укладывать дорожные сундуки, не понимая того, что человек живет сердцем и что Царство Божие внутри нас.

Я же повсюду видела только Короля, моего супруга, но этот новый супруг вел себя точно так же, как бывший любовник, и ничего не изменил в нашем образе жизни. Каждый день он отдавал мне пять часов своего драгоценного времени — час утром, до мессы, и четыре — по вечерам, после охоты, перед ужином. Впрочем, «отдавал мне» — слишком сильно сказано: он посвящал их скорее делам, нежели беседам со мною. Таким образом, я оказывалась гостьей в собственной комнате: нельзя было шуметь, чтобы не помешать ему; приходилось бросать любую работу, если он обращался ко мне, и прятаться в темном углу, когда он располагался со своими бумагами и секретарем в самом удобном, хорошо освещенном месте. Делать нечего, — у всякой медали есть оборотная сторона, и я охотно мирилась с этим рабством, которое позволяло мне гордиться моим положением. Кроме того, всю середину дня я бывала предоставлена самой себе и проводила время за прогулками, чтением или беседою с друзьями.

Все это, однако, переменилось, как только придворные, хотя и не знавшие о нашем браке, убедились в прочной привязанности Короля. Министры, члены королевской фамилии, просители толпами хлынули в мои апартаменты, которые мигом обратились в проходной двор и для самых блестящих придворных особ и самых обездоленных бедняков города. А места было не так уж много; не требуя для себя привилегий, какими в свое время пользовалась госпожа де Монтеспан, я довольствовалась четырьмя комнатами, из коих половину занимали лакеи, стража и прислуга; мне приходилось ютиться в спальне и в маленьком кабинете, да и в них-то я жила, словно торговцы в лавке, которая, открываясь с утра, уже до самого вечера не освобождается от посетителей.

Итак, два или три года спустя после свадьбы мой образ жизни устоялся совершенно, ни на йоту не изменившись в продолжение всех тридцати двух лет супружества с Королем.

Я просыпалась в шесть часов утра и молилась в постели. Затем, едва я успевала выпить чашку бульона и сесть за туалет, как являлись сперва Фагон или Марешаль, чтобы проверить мне пульс и оказать всякие медицинские услуги, если это было необходимо, а следом первый камердинер Короля — Бонтан или Блуэн, чтобы узнать, как я провела ночь и доложить об этом своему господину. Часам к восьми я принималась за самые неотложные письма, но мне редко удавалось закончить их: уже входили первые посетители — офицеры с просьбами о протекции, монахи — за деньгами для бедных, вдовы с жалобами на нужду, торговцы со своими товарами, художник, пишущий мой портрет, и прочие; в конце царствования я принимала даже государственных секретарей и иностранных послов. Но вот входил сам Король, и все присутствующие тут же исчезали.

Обычно Король оставался у меня до самой мессы, то есть, до десяти часов. После его ухода меня посещали его дочери в сопровождении свиты, фрейлин и близких подруг. Все они рассаживались и болтали до тех пор, пока мне не приносили обед. Даже и за едою я должна была участвовать в общем разговоре, сидя в таком тесном кружке дам, что не имела возможности даже спросить стакан воды. Мне приходилось кротко прерывать их, говоря: «Простите, я весьма польщена, не мне хотелось бы позвать лакея». Тщетно, — каждая из них бросалась самолично прислуживать мне, что было тягостно вдвойне.

В тот миг, когда они наконец удалялись, чтобы, в свою очередь, сесть за стол, а я собиралась подышать воздухом или сыграть партию в трик-трак с Бон д'Эдикур, входил дофин, который обыкновенно не обедал. Это был самый неразговорчивый человек на свете, до того скупой на слова, что, казалось, он ведет им строгий счет, и беседа с ним представляла истинное мучение; будь это в гостях, я спряталась бы за спинкою стула и с удовольствием помолчала бы, но у себя в комнате деваться было некуда, и мне как хозяйке приходилось брать весь труд беседы на себя.

К тому времени, как он уходил, Король вставал из-за стола и возвращался в мою комнату вместе со всеми принцессами; при таком скоплении людей в этом маленьком помещении духота стояла невыносимая. Посидев с полчаса, он удалялся, но все прочие оставались; они шутили, сплетничали, смеялись до упаду, тогда как меня часто угнетали мысли о том, что сейчас тысячи людей в мире умирают на войне или от голода; беда в том, что этим глупым придворным болтуньям совершенно нечем было заняться, я же кипела от ярости, теряя понапрасну время в их обществе.