Марина и Сергей Дяченко - Хозяин Колодцев (сборник)

• Название: Хозяин Колодцев (сборник)
• Автор: Марина и Сергей Дяченко
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44371-0

Наследственный маг Хорт зи Табор знает, что магам можно играть людьми, будто куклами, - карать и миловать, предавать и лгать. Скрут, чудовище в ветвях зловещего леса, знает, что такое справедливость - это могущество, помноженное на безжалостность. Принцесса знает, что она безобразна; дракон - что он мягок сердцем. Бастард знает, что должен убить отца-князя, но никто не знает, что замышляет князь. И уж точно никто не знает, чем закончится каждая из этих историй. Марина и Сергей Дяченко - признанные мастера слова. Их миры самобытны, их герои человечны; фантазия авторов идет рука об руку с тонкой психологичностью. Этот сборник составили произведения, написанные в жанре фэнтези, которые давно завоевали любовь нескольких поколений читателей. Содержание: Хозяин Колодцев (повесть) Ритуал (роман) Бастард (повесть) Мизеракль (повесть) Скрут (роман) Магам можно все (роман)

---

— Врешь.

Облако чужой воли над камушками — ееволи — поднялось выше и приобрело красноватый оттенок. Глиняный уродец в центре его казался черным.

— Не вру. Просто мне много лет, очень много. С опытом даже назначенные маги накапливают силу, ты это знаешь…

— Врешь, — повторил я упрямо. — Покажи свое настоящее лицо!

Ее губы сложились в печальную улыбку:

— Нет, Хорт… Нет, прости. Это зрелище не для тебя. Я скверно выгляжу, на самом-то деле я выгляжу просто ужасно. Я много веков подряд… постигаю искусство, давшееся тебе по праву рождения. Да, да. У меня было время, чтобы совершенствоваться… и я не теряла времени даром. Я превосхожу тебя в магии, как это ни печально… но я очень стара.

— Врешь, — сказал я в третий раз.

Она покачала головой:

— Увы, нет… Возьми себя в руки, Хорт. Нам надо поговорить.

— Сперва отдай то, что принадлежит мне по праву.

— Моя жизнь тоже принадлежит мне по праву. Но не сомневаюсь, что, карая меня, ты испытаешь удовольствие куда большее, нежели любя меня… Уже почти испытал. Нет?

Я молчал.

— Этот уродец день за днем проделывал с тобой страшные вещи, а ты ничего не чувствовал, — продолжала та, что была Орой. — Когда деревенский парнишка скулил у твоих ног, а ты испытывал наслаждение, сравнимое со счастьем первой любви… Когда сегодня ты… но я не хочу об этом, — она помрачнела. — Это очень скверное ощущение, Хорт — находиться по ту сторону Кары… Сядь. Давай поговорим.

Облачко над камнями подтаяло. Осело, как весенний сугроб. Я шагнул к столу — облачко вздулось опять.

— Перестань суетиться, Хорт.

Я сплел пальцы в замок. Развернул ладони по направлению к собеседнице:

— Ты сказала, что превосходишь меня в магии?

— Будешь драться? С женщиной?

— Ты не женщина. Ты чудовище.

— Тебе совсем не интересно то, о чем я собираюсь рассказать?

Я помедлил и опустил руки.

Меня трясло от унижения. Мне хотелось бить, рвать зубами, мстить за поруганное чувство.

И еще — мне действительно было интересно.

Я переборол себя — и уселся на подоконник, рядом с совой.

* * *

…Человек изнутри виделся ей иногда деревом, иногда клубком ниток, иногда разъятым трупом, иногда сложной игрушкой. Но чаще всего человек виделся ей домом со множеством обитателей, живущих в сложных отношениях, но по незыблемым законам. Изучив этот «дом» со стороны, она запускала к испытуемому куклу;это было своего рода испытанием: если приживется подсадка, значит, обитатели «дома» разгаданы правильно и можно приступать к препарации, то есть насильственному выселению любого из жильцов.

Она была очаровательницей Эфой для барона Ятера — что за попадание! Десять из десяти!

Она была молодым помощником старикашки-купца — этот успех она оценивала скромнее, но тоже была горда.

Она была Тиссой Граб, в компании которой доверчивая ювелирша отправилась к сапожнику забирать заказ — попадание приблизительно семь из десяти, но тоже положительный результат.

Она была девочкой Елкой, к которой привязался, как к дочери, жестокосердный Март зи Гороф.

— Да, это тоже неплохое попадание. Душа Марта зи Горофа — подземелье с мертвецами, вы ведь не знаете, Хорт, истории Горофа. Он… Впрочем, не стоит об этом… Изготовленная мною Елка сумела победить в душе Горофа даже привязанность к дракону. О, эти члены драко-клуба! Широкое поле для препарации, интереснейшая и опасная работа: они ведь все почти внестепенные, а это добавляет, знаете, риска…

Я смотрел в ее горящие глаза. Мое болезненное раздвоение не проходило, наоборот, усиливалось. Я увлеченно внимал Препаратору — и я же выжидал, подобно охотнику в засаде. Я слушал лже-Ору и поражался ее взгляду на мир — и я чуял муляж Кары, как если бы он был теплым и грел мне кожу. Я не смотрел на уродца, но ежесекундно видел его; очень хорошо, что она придает такое значение этому рассказу. Что она так волнуется, так хочет попонятнее все объяснить. Замечательно.

— …Знаешь, то, что я делаю — наверное, невозможно… Я выселяю из «дома» ненужных жильцов. То есть в идеале я буду выселять ненужных, а пока мне приходится тренироваться на тех из них, кто подвернется под руку. Иногда я выселяю главу «семьи», и на этом порядок в доме заканчивается. Так было с Ятером… Понимаете?

Она обращалась ко мне попеременно то на «ты», то на «вы». Солнечный луч медленно пересекал комнату. Глиняный уродец оказался уже в тени, цветные искры самоцветов померкли.

Нет, я не стану драться с женщиной. Пока не припрут к стенке — не стану. Но Кара — другое дело. Карают вне зависимости от пола, но в соответствии с виной. Кара принадлежит мне, и я ее добуду; между мной и столом было три полных шага. По ту сторону стола сидела та, что назвалась Орой. Глаза ее горели не хуже самоцветов, я смотрел в них, послушно кивая.

— Ятер — это интересно… Это захватывающе. Потому что для настоящей препарациигодятся только сложные личности, так называемые «противоречивые натуры», в противовес натурам цельным. В таком нетривиальном «доме» уживаются свойства, для совместной жизни не предназначенные… Вот Ятер. Старый пень умел любить по-настоящему, преданно, самоотверженно, жертвенно, если хочешь. Барон Ятер… Его внутренний «дом» — нечто среднее между казармой и богадельней. И такое трогательное, юношеское чувство! Мне захотелось «выселить» из него это потрясающее упрямство, эту носорожью повадку ломиться вперед сквозь судьбы окружающих… То, что осталось, оказалось нежизнеспособным. Жаль… Зато я получила необходимый опыт, а отрицательный результат — тоже результат… Я сотни лет отрабатывала это уменье, но только теперь, в последние годы, получила возможность пользоваться им. Смотри, — она провела ладонью над камушками. — В этом гранате заключен безукоризненный вкус. В этом аметисте — жадность… А в этом изумруде сидит еще одна жадность, но другого порядка, более сложная, если можно так выразиться. Если купец, владелец аметиста, весьма состоятельный господин, никогда не давал взаймы без процентов, покупал ношенную одежду и подбирал из навозной лужи упавшую копеечку, — то владелец изумруда при весьма скромных средствах закатывал балы и приемы, выписывал лучших музыкантов, не пропускал ни одной красивой женщины, страдал, если породистая лошадь принадлежит не ему… Жил, жил, жил жадно, даже надрывно, каждое утро просыпался с мыслью, что жизнь ускользает, а живем-то лишь раз!

— Что с ним стало? — тихо спросил я. — После препарации?

— К несчастью, он заболел и умер. Вы купили камень у его племянницы.

— Его смерть тоже на вашей совести?

Она долго молчала.

— Не знаю, — сказала наконец. — Он умер от воспаления легких. Если бы его жадность до жизни была при нем — разве он потерял бы способность простужаться?

— Возможно, она помогла бы ему побороть болезнь…

— Вряд ли, — она пожала плечами. — Жадные до жизни люди умирают, как и прочие. Самые жизнелюбивые — умирают… Вот этот белый камушек — сострадание с уклоном в сентиментальность. Вот снобизм… Вы ведь понимаете, Хорт, что когда я даю названия этим… свойствам, я упрощаю их, свожу к привычной схеме. Вы правда понимаете?

Она не смотрела на меня; она задумалась, перебирая камушки, что-то вспоминая, переживая заново. Та часть меня, что сидела в засаде, изготовилась к внезапному броску…

— А, может быть, вы сами что-то мне расскажете, Хорт? — она вдруг вперилась прямо мне в глаза, подалась вперед, навалилась мягкой грудью на край стола; самоцветы, усыпавшие глиняную фигурку как цветы могилу, угрожающе налились ееволей. — Вы не видите людей так, как вижу их я… Но в некоторой наблюдательности вам не откажешь. Кого вы хотели бы изучить поближе?

— Ондра Голый Шпиль, — сказал я, помолчав. — Если вырезать его кротовье прошлое…

— Прошлое нельзя вырезать, — она усмехнулась. — Это совсем другая операция. Но я не стала бы браться за Ондру Голого Шпиля совсем по другой причине — Ондра прост. Его страхи, его кротовьи комплексы — бродит в «доме» уродливый приживала, так и напрашивается на выселение… Нет, Хорт. С точки зрения эксперимента — ты, мой друг, куда интереснее Ондры. Ты сам по себе неоднозначен, а получив заклинание Кары, сделался просто неотразимым для исследователя…

Она снова перешла на «ты». Я усилил защиту от магического удара; сидящая напротив женщина весело рассмеялась:

— Нет, не надо обороняться, на тебя пока никто не нападает. Слушай дальше.

Я на мгновение прикрыл глаза. Только на мгновение; она прочитала мою защиту! Что она еще может? Где граница ее возможностей? Такое впечатление, что я встретил мышь размером со слона — страшно до дрожи, но это ведь мышь, просто мышка, хоть и затопившая собой полнеба…