Марина и Сергей Дяченко - Хозяин Колодцев (сборник)

• Название: Хозяин Колодцев (сборник)
• Автор: Марина и Сергей Дяченко
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44371-0

Наследственный маг Хорт зи Табор знает, что магам можно играть людьми, будто куклами, - карать и миловать, предавать и лгать. Скрут, чудовище в ветвях зловещего леса, знает, что такое справедливость - это могущество, помноженное на безжалостность. Принцесса знает, что она безобразна; дракон - что он мягок сердцем. Бастард знает, что должен убить отца-князя, но никто не знает, что замышляет князь. И уж точно никто не знает, чем закончится каждая из этих историй. Марина и Сергей Дяченко - признанные мастера слова. Их миры самобытны, их герои человечны; фантазия авторов идет рука об руку с тонкой психологичностью. Этот сборник составили произведения, написанные в жанре фэнтези, которые давно завоевали любовь нескольких поколений читателей. Содержание: Хозяин Колодцев (повесть) Ритуал (роман) Бастард (повесть) Мизеракль (повесть) Скрут (роман) Магам можно все (роман)

---

Она говорила, а я слушал и ждал. Я не собирался сдаваться; мышка, хоть и гигантская, остается серой обитательницей подпола. Назначенная магиня, сколь угодно могучая и древняя, не дождется капитуляции от Хорта зи Табора. Меня завораживал ее рассказ — и пугали намеки; она видит во мне объект для препарации! Сова-сова, мне бы только дотянуться до Кары…

— …С помощью этих камней я отслеживала судьбы пациентов. И знаешь, Хорт… Утрата каких-то паскудных, с моей точки зрения, свойств оборачивалась для этих людей едва ли не трагедией. Самоубийства, умопомешательства, несчастные случаи… А вот если вытащить из человека чувство гармонии, или веру в лучшее, например, или любовь к разведению гиацинтов… Никто не заметит, Хорт. Сам препарированный не заметит. Сочтет, что так и было.

Губы ее плотно сжались. Лицо утратило мечтательное выражение; рука упала в россыпь самоцветов, как коршун на стайку цыплят, выудила желто-коричневый, с невзрачным плаксивым личиком, камень:

— Вот. Один человек… поэт, убежден был в первостепенной ценности творчества. Ради него он предавал друзей и жен, бросал детей. Строил жизнь как хотел — имел право… Ведь ради того, чтобы гениальная рука запятнала страницу, можно сбросить со счетов пару-тройку поломанных судеб. Он действительно был очень талантлив, — она жестко усмехнулась. — Вы бы видели куклу, которой я его соблазнила. Старая дева, романтичная, как весенний ветер… Впрочем, не важно. Вот его способность к творчеству!

И она подбросила на ладони желтый камень. Пока самоцвет летел, проворачиваясь, то открывая плаксивое личико, то снова пряча его, пока Ора заворожено смотрела на него — я кинулся.

Заклинание стальным тросом впилось в столешницу, рвануло стол, опрокинуло — я видел, как разлетаются, перемигиваясь чужой волей, самоцветы. Я видел, как летит, кувыркаясь, глиняный болван; за мгновение до удара о пол я перехватил его — в броске.

— Обвиняется та, что стоит передо мной…

Один из самоцветов подвернулся мне под ногу. Я поскользнулся — но, падая, не выпустил Кару из рук.

От удара головой о ножку кресла потемнело в глазах.

— Об… виняется…

— Хорт!! Стой. Послушай… Погоди! Одно слово!

Ора Шанталья — или как там ее — стояла передо мной на коленях. Черное платье вздрагивало под грудью, напротив сердца — завораживающее зрелище; сейчас она до кончиков волос была Ора, совершенно она, совершенно такая, женщина, которую я оплакивал:

— Хорт… Если хочешь покарать меня… покарай за то, что я привязалась к тебе. Не надо было. Исследователь не должен… Ты и не заслуживаешь. Я… Я не такая, какой ты меня видишь, но я женщина, и ты мне дорог. Покарай меня за это. Это чистая правда. Ну? Карай!

По всей комнате перемигивались самоцветы. Кусочки чьих-то препарированных душ; я осторожно сел. Голова болела.

— Окажи мне последнюю услугу — покарай за то, что я увидела в тебе, эгоисте, что-то хорошее… Сейчас я не имею над тобой власти. А ты имеешь власть надо мной.

…Она права в одном — что не имеет надо мной власти. Я вижу Ору Шанталью — но Оры Шантальи не существует. Это кукла, циничная наживка, на которую я клюнул, подобно глупому карасю. Разве может карась быть влюбленным в наживку?

— Предательница, — сказал я хрипло.

Запах зверьки. Темно-зеленые лопухи. Желтые дыни.

— Хорт, тебе кажется, что тебя надули? Тебе обидно, тебе воображается, что я сыграла на твоих лучших качествах? Ты впервые в жизни испытал чувство к женщине — а оно оказалось заранее просчитанным, так тебе кажется? Ты ошибаешься, Хорт. Ты ошибаешься, видит сова.

— Я покараю тебя, — сказал я медленно.

— Да, конечно.

— Сядь, где сидела, — сказал я громче. — Руки на колени…

Она села.

Посреди разоренной комнаты, рядом с лежащим на боку столом, у неубранной постели — сидела Ора Шанталья, черное платье натянулось на круглых коленях, белые руки с пальцами без перстней лежали сверху, как руки примерной девочки.

Мне хотелось ударить ее. Ведь она лгала мне только что. Льстила, подлизывалась с единственной целью — избежать Кары.

— Ты, — сказал я, вставая с пола. — Ты хуже чем убийца. Тебе никогда не снился пепел безвинно сожженного старика?!

— Не лицемерь, Хорт, — сказала она тихо. — Тебе ведь никого не жаль. И старого барона Ятера не жаль тоже. Того человека, который играл с тобой в детстве, уже лет десять как нет на свете, ведь старик с годами очень изменился…

Я понял, что не могу с ней спорить. На каждое мое слово у нее найдется десять, и она станет выпаливать их так непринужденно и искренне, что мне опять захочется увидеть в белой кукле — женщину, ту самую, ее.

И захочется ей поверить.

Наверное, мой взгляд изменился, потому что она снова побледнела.

— Как твое настоящее имя? — спросил я глухо.

— Тебе ни к чему.

— Ты ведь собиралась объясниться?

— Ты ведь раздумал меня слушать.

Я уселся на край кровати. Подумать только, всего несколько часов назад я был спокоен, доволен, даже, пожалуй, счастлив…

— Скажи… Зачем ты это делала? — спросил я, глядя на болвана в своих руках.

— Что именно?

— Зачем тебе понадобилось потрошить людей? Что тебе за дело до барона Ятера? До Горофа? До несчастной ювелирши, в конце концов?!

— Разве ювелирша ощущает себе нечастной?

— Отвечай на вопрос…

Я наконец-то оторвался от созерцания уродливой игрушки. Поднял глаза на Ору; она больше не улыбалась. Ее лицо сделалось жестким — непривычное выражение для знакомых черт, кажется, в бытность свою Орой Шантальей эта женщина никогда не смотрела так…

— Хорт… Я постараюсь тебе объяснить, но и ты должен постараться — понять. Люди, какими они есть, не устраивают меня; когда в чистом и светлом доме поселяется злобный уродец… чудовищный гном… когда он подчиняет себе все добрые чувства, когда выворачивает наизнанку даже то, что казалось незыблемым… А ведь это случается не так уж редко. Ты не понимаешь, о чем я… — она беспомощно развела руками.

— Продолжай, — сказал я сухо.

— Я оглядываюсь, — она перевела дыхание, — и вижу души, неправильные настолько, что приблизиться к ним можно, только тщательно зажимая нос. Коснуться которых мог бы только самый небрезгливый врач… Их много. Они не понимают своего несчастья. Они слепы, глухи, они понятия не имеют о том, что есть на свете цвет и звук. А я… я могла бы помочь им. Уже скоро. Я быстро обучаюсь… я понимаю с каждым днем все больше. Все эти люди, — она снова указала на россыпь самоцветов на полу, — и все другие препарированные, о которых ты ничего не успел узнать, все они за малым исключением живы и здоровы. Лучше они не стали… почти никто из них. Но пока не было и цели такой — делать их лучше. Я учусь. Некому наставлять меня, наставник — опыт… Ты все еще спрашиваешь, зачем мне все это? Или уже немножечко понял?

Секунды две я пытался сформулировать ответ.

Потом здоровенный кусок лепнины сорвался с потолка и свалился мне прямо на темечко, на секунду — на мгновение! — заставив мир померкнуть в моих глазах.

* * *

— Хорт, удача на моей стороне. Ты же видишь.

Я лежал на спине, опутанный заклинаниями, будто корабль снастями. Заклинания были простые и некрасивые, как пеньковая веревка, и столь же надежные и жестокие.

Если бы на голову мою опустилась дубина — пострадал бы тот, кто занес ее. Но упавший кусок алебастра никто не направлял — он сорвался с потолка, повинуясь законам тяготения.

— Хорт, не огорчайся так сильно. Сотрясения нет, есть шишка, шишка заживет… А мы получили возможность продолжить наши изыскания.

«Наши изыскания».

Глядя в растрескавшийся опасный потолок, я подумал о том, что все эти месяцы таскал еес собой. Что она в любой момент могла убить меня — или препарировать. Если бы захотела.

Мышь, выросшая до размеров не слона даже… дракона.

— …Собственно, ты уже стал моим союзником — когда собрал вместе двадцать два камушка; кстати, тот «тигриный глаз», который в день нашей встречи был у меня на поясе, заключает в себе скучную добросовестность одного мелкого чиновника… Хорт, не надо так на меня смотреть. Я не враг тебе, клянусь всеми совами мира. Любое из этих двадцати двух свойств, на твой выбор, достанется тебе. Я вживлю его в твою душу, подселю в твой «дом», из расчленителя превратившись в созидателя. Хочешь?

Я рванул удерживающие меня невидимые путы; с потолка белой дрожжевой массой опустилось заклинание-паралич, такое мощное, что у меня в первый миг омертвели веки и онемела гортань. Я чуть не захлебнулся.