Людмила Матвеева - Ступеньки, нагретые солнцем

• Название: Ступеньки, нагретые солнцем
• Автор: Людмила Матвеева
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1979

«Почему люди сидят на скамейках, на стульях? На крыльце в сто раз удобнее! Сам садишься на верхнюю ступеньку, ноги ставишь не на следующую, а через одну. И сидишь — думаешь. Солнышко греет ступеньки и тебя…»

Тимка, главный герой повести Людмилы Матвеевой, любит сидеть на ступеньках, нагретых солнцем, любит мечтать и размышлять обо всем на свете. Он учится в пятом классе, снимает кино и видит странные сны. Тимка сильно влюблен и знает, кто самая лучшая девочка в классе. А если ты влюблен, поход в кино превращает обычный день в самый счастливый день в жизни, любая ее фраза отзывается в сердце тихим таинственным звоном… А с вами так бывало? Но как стать сильным и признаться в этом? Это так непросто для тихого и задумчивого Тимки!..

---

Когда мама рассказывает, Катя словно видит старый московский двор на тихой улице со смешным названием Плющиха.

Бегут-мчатся по двору мальчишки. Эй, кто будет играть в папанинцев? Нет, сегодня во дворе будет война в Испании! Мы — республиканцы, антифашисты! И мы антифашисты! А как же тогда воевать? Ладно, давайте в казаки-разбойники!

Бегут мальчишки, бегут девочки. И девочка Люба тоже летит по двору в своём синем платье с матросским воротником, воротник развевается за спиной. Больше всех на свете любит Катя эту девочку. Во всех играх, во всех спорах Катя сочувствует Любе…

Мама очень хорошо помнит своё детство; когда она рассказывает, Катя будто видит всё своими глазами, и ей кажется, что и она жила в том старом дворе, играла с теми ребятами в казаки разбойники. А на самом деле её и на свете тогда не было, и в казаки-разбойники она играть не умеет. Не видела, а как будто помнит.

— Мама, почему так получается — я не видела вашу жизнь, а как будто помню?

— Наверное, потому, что прошлое не уходит без следа. Что-то ушло, а что-то важное осталось со мной, а значит, и с тобой.

Кате не совсем понятно, но она верит маме. Значит, бывает так на свете: прошлое не уходит без следа.

Слушая мамины рассказы, Катя будто переселяется в то далёкое трудное время.

Я буду вашим Тимуром

Катя видит:

Славка Кульков подошёл и сказал:

— Любка, тихо. Секретно и без шума. Есть тимуровское задание. Сегодня ты и я пойдём пилить дрова к старику Курятникову.

— Когда пойдём, Славка? — обрадовалась Люба. Она готова хоть сейчас бежать, выполнять тимуровское задание. Тем более со Славкой.

Когда-то, ещё до войны, когда во дворе было гораздо больше ребят, потому что никто не уехал в эвакуацию, они все любили по вечерам сидеть на скамейке у ворот. Скамейка была длинная, на ней могло поместиться сколько угодно людей, надо было только немного подвинуться.

Они сидели там, смотрели на закат. Иногда рассказывали страшные истории. Почему-то обязательно страшные — про чёрный гроб, про золотую руку. Как жутко было слушать заунывный, пугающий голос Риты, она лучше всех умела пугать. У Риты начиналось что-то вроде вдохновения, она выла, вскрикивала… Люба чуть не падала со скамейки. Хорошо, что рядом сидел кто-нибудь и можно было прислониться, слегка толкнуть локтем, почувствовать, что здесь живой человек, совсем близко.

Чаще всего рядом с ней сидел Славка.

Это было совсем давно, ещё до войны. А потом началась война. Уехала Рита. Уехал с мамой Лёва Соловьёв, лучший мальчик во дворе. Так считали все девочки. Не самый сильный, не самый красивый — самый лучший, и всё. Когда Лёва уехал, самым лучшим стал, конечно, Славка. Перед самой войной он и его сестра Нюра вернулись из Средней Азии. «Другие туда, а мы оттуда!» — говорила Нюра с гордостью. «А чего прятаться? — пожимал плечами Славка. — Смелые люди на фронте, а всякие трусы сидят в эвакуации».

Люба была не согласна со Славкой. В эвакуации были смелые люди, они работали на заводах, делали танки и снаряды, а без танков и снарядов воевать тоже никак нельзя. И Лёва Соловьёв был в эвакуации в Сибири. А он не был трусом, лучший мальчик Лёва Соловьёв.

Но Люба не стала спорить со Славкой. Он был старше, а к тому же она понимала, что он и сам всё понимает, а говорит просто так, чтобы получилось, что он, Славка, смелый человек.

Как-то после уроков они собрались в школьной раздевалке. Это было самое тёплое место во всей школе, потому что батареи не грелись, а в раздевалке тётя Дуся поставила железную печку. В печке гудел огонь, все сидели вокруг. Славка постелил на пол телогрейку и сказал Любе:

— Садись. А ты, Нюрка, подвинься. Ишь, барыня, всю телогрейку заняла!

Коляня сидел поджав под себя ногу. Валя Каинова держала ладони недалеко от печки, ладони просвечивали розовым насквозь. Валя считалась самой красивой во дворе. В неё влюбился Лёва Соловьёв. Люба не очень любила Валю и всегда старалась найти у неё какие-нибудь недостатки. Сейчас она подумала, что Валя нарочно не садится, а стоит, чтобы все видели, какие у неё аккуратненькие новые валенки. Хитрая. В других не влюбился Лёва Соловьёв, а в неё почему-то влюбился. Обхитрила. Люба ещё не знала тогда, что так часто кажется, если кто-нибудь кому-нибудь завидует: обхитрила.

Лёва был далеко, никто даже толком не знал, в каком городе.

Ставка потёр озябшие руки, сунул их под мышки и сказал:

— Я решил создать тимуровскую команду.

Славка не имел представления ни о какой демократии. «Я решил» — и всё. Но всем понравилось такое решение. Коляня сказал:

— Всех запишешь? Или по отметкам?

Коляня учился хуже всех, и до войны оставался на второй год в пятом классе.

— Всех желающих, — ответил Славка. Достал из кармана листок, карандаш и стал писать фамилии. Он писал не по алфавиту, а кто как сидел у печки. Но себя Славка записал первым.

— Кто будет нашим Тимуром? — спросила Валя. Она всегда любила задавать лишние вопросы. Сама знает, а сама спрашивает.

— Как кто? Конечно, Славчик, — сказал Коляня.

Теперь сам Славка зовёт Любу выполнять секретное тимуровское задание. Она рада. Вообще ей нравится тимуровская работа: носить продукты из магазина тёте Шуре Смирновой, у которой после гибели мужа распухли ноги; приводить из детского сада дворничихину Маруську, хотя Маруська вытирает свой мокрый нос о рукав Любиного пальто и, сколько ей ни говори, всё равно вытирает. Выполнять тимуровские задания гораздо веселее, чем стоять в очереди за хлебом или варить кашу из твёрдых зёрен пшеницы, которую мама недавно сменяла на патефон. Зёрна пшеницы твёрдые, как каменные, и никак не развариваются. А кашу надо сварить к маминому приходу с работы. И в печку-«буржуйку» приходится подкладывать так много дров, а дрова сырые, от них вместе с дымом идёт пар.

Конечно, ничего не поделаешь — к маминому приходу каша всё равно должна быть сварена, закутана в тёплый платок, поставлена под подушку, чтобы «дошла» и не остыла. И хлеб по карточкам должен быть получен, какая бы ни была очередь. А очередь длинная и не движется, потому что хлеб долго не привозят из пекарни. Самое скучное, тягучее на свете — это очередь, которая не двигается.

— Когда пойдём? А, Славка?

— Заспешила, — смеётся Славка. — Когда стемнеет, тогда и пойдём. Надо, чтобы старик Курятников не видел. Первый тимуровский закон: помогать тайно и не ждать благодарности.

— Да знаю… — отмахивается Люба. — Слав, уже скоро стемнеет. Пока дойдём… Двор-то вон какой длинный.

— Не тормошись, кому и сказал? А то возьму на задание кого-нибудь другого. Перса возьму или Коляню.

Любка притихла. Ещё чего не хватало — Перса! Этот несчастный Перс только во втором классе. Или ещё чище Коляню. Коляня и пилить не умеет, пилу дёргает.

— Славка! Коляня, если хочешь знать, и пилить-то не умеет. Он пилу, как псих, дёргает.

— Ладно. Сказал — пойдёшь, значит, пойдёшь. Успокойся. Мы тихо подберёмся, всё распилим-расколем. Представляешь, Любка? Входит утром старик Курятников в сарай. Ему вчера дрова по ордеру привезли, за сына-фронтовика, свалили как попало и уехали. И он входит в сарай, а дрова-то все напилены, наколоты, аккуратно уложены. Ах! Кто? Как! Когда? Откуда? Обалдеет Курятников, рот раскроет.

Они долго смеются со Славкой. Странное дело: Курятников, старик малоприятный, уже кажется Любке почти симпатичным. Она в эту минуту забыла, как он всегда грозил им из окна корявым пальцем; как однажды выскочил в ярости и сломал Славкин самокат и выбросил на помойку драгоценные подшипники, и Славка шёл за ним и просил: «Подшибники отдайте! Подшибники отдайте!» Нет, не отдал, выбросил в самую даль, так, что и достать было нельзя, хотя они тогда весь мусор перекопали палками. И этот же старик схватил Любкин мяч, нечаянно залетевший к нему в открытое окно, подскочил к окну и на глазах у всех прогрыз мяч. Так и рвал своими длинными зубами красно-синий мяч, который Любе мама подарила на день рождения.

Любка тогда даже заплакала. А Славка сказал про Курятникова: «Злой, как крыса».

Но сказал не очень громко, Курятников не слышал.

Всё это было до войны. А теперь сын Курятникова, дядя Паша, ушёл на фронт. Семье фронтовика тимуровцы обязаны помогать. На то они и тимуровцы. И вообще мало ли что было в далёкое время, до войны.

Теперь под окнами у Курятникова никто не играет, не прыгает и не кричит. Как будто там забор. Но никакого забора нет, просто все знают, что лучше туда не ходить. Привыкли.

Вечером двор становится синим, и снег лежит синий. Люба и Славка идут вдоль стены, крадутся и стараются не смотреть друг на друга, чтобы не засмеяться. Славка несёт длинную двуручную пилу, замотанную в тряпки. И всё равно это похоже на игру, и Люба знает, что и Славка чувствует это, хотя старается быть серьёзным и даже важным.