Нина Михальская - Течёт река…

• Название: Течёт река…
• Автор: Нина Михальская
• Издательство: Литературный институт им. А. М. Горького
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005

Мемуары известного советского литературоведа-англиста охватывают период с середины 20-х годов XX века до 2006 года.

---

Потом дрова развозили кто как мог: кто на санках, кто нанимал подводу. Дрова выдавались к зиме, а в другое время дядя Ваня Чурмазов возил что придётся, а ребят с переулка вместе со своими детишками, которых у него было трое — Ванятка, Нина и Витька, — прихватывал иногда прокатиться по набережной к Бородинскому мосту, а через него — то в Дорогомилово, то к магазину какому-нибудь, то к складу, оттуда брал груз и вёз его по назначению.

За дровяным складом, смотря на переулок всегда удивительно непромытыми окнами, стоял дом номер пять. Жуткое двухэтажное деревянное строение темно-бордового (скорее даже коричневого) цвета, населённое жильцами колоритными. Жили здесь старьёвщики, промышлявшие по московским дворам и помойкам. Жил жестянщик, тоже ходивший по дворам, предлагая свои услуги по починке не только кастрюль и примусов, но и другой утвари. Жили и те, кто о роде занятий своих не сообщали, но тоже ежедневно отправлялись на промысел. Дом пять притягивал ребят с Горбатки большим двором, где можно было играть в лапту, в футбол, а за стоявшими во дворе столами — в лото, карты, в домино. По вечерам подвыпившие, а то и вовсе пьяные жители дома выползали во двор, пели песни, ругались, включались в игру в городки или в лапту, и никто никогда не обижал ребят. Мы все находились под защитой этих людей. Надо сказать и о том, что ни в одном дворе на Горбатом и близлежащих переулках никогда не пропадало висевшее на веревках бельё, никаких краж в округе не совершалось, хотя все мы, хоть и не говорили об этом, знали, что воровством некоторые из живущих в пятом доме занимались. Удивительно другое: из этих грязных закутков, которые назывались здесь квартирами, смогли выбиться в люди наши сверстники: Тамара стала судьей, а один из её братьев попал даже в Лондон, работал в торгпредстве. Другой брат, правда, не был столь удачлив и работал таксистом. Одна девочка стала учительницей, другая — бухгалтером, третья — медсестрой. Но были и фигуры другого порядка.

За домом пять большую часть переулка занимал сплошной деревянный забор, проникнуть за который было нельзя, так как существовала проходная — будка, где надо было предъявить пропуск. За забором был металлозавод. Что производилось там, известно нам не было.

Продвинемся теперь по правой стороне Горбатки. В угловом жёлтом каменном длинном доме № 2, называвшимся Огурцовкой, — по имени жившего в нём парня, прозванного Огурцом по причине формы его длинной головы, жило целое войско мальчишек, враждовавших с ребятами остальных окрестных домов. На их территорию мы не проникали, но изредка наблюдали с крыши разделявшего дворы сарая за происходившими там событиями.

Главным для нас было то, что имело отношение к военным приготовлениям противника: делание луков и стрел, подвешивание к длинным палкам консервных банок, с помощью которых срывались яблоки с яблонь, стоящих в соседнем с Огурцовкой нашем дворе.

Примечания к карте:

Новинский бульвар от пл. Восстания до Смоленской пл. с 1940 г. — ул. Чайковского

Пл. Восстания с 1919 г. — ранее Кудринская пл.

Воровского ул. с 1923 г. — ранее Поварская

Герцена ул. с 1920 г. — ранее Б. Никитская

До XIX в. здесь был Патриарший конюшенный двор:

Конюшковская ул. — начало XX в., Б. Конюшковский пер., М. Конюшковский пер.

По находящейся здесь с XVIII в. церкви Девяти мучеников: Б. Девяткинский пер., М. Девяткинский пер.

По Новинскому монастырю, упразднённому в 1764 г. и Новинской монастырской слободе (урочище Новинки было известно ещё в XIV в.): Б. Новинский пер., М. Новинский пер.

Дружинниковская ул. — 1922 г. ранее Трудовая. В память о рабочих мебельной фабрики Шмита, создавших в 1905 г. боевую дружину. В 1920 г. в память о них был разбит сквер на месте фабрики, полностью сгоревшей во время боев. Впоследствии сквер стал парком им. Павлика Морозова. Шмит — участник революции — был зверски убит в 24 года в Бутырской тюрьме.

Рочдельская ул. — 1930 г. ранее Нижне-Пресненская ул. В честь английских рабочих ткачей города Рочделя. выступивших в 1844 г. пионерами рабочей потребительской революции.

Кудринский пер. — XVIII в. Сохраняет название известного с XIV в. села Кудрина, ставшего в XVII в. патриаршей слободой Новинского монастыря

Б. Молчановка — XVIII в. Жил полковник Молчанов, сражавшийся с поляками у Арбатских ворот.

Проточный пер. — XIX в. — ранее Водопроточный пер. На месте ручья Проток — сток талых и дождевых вод в Москву-реку. В XIX в. был заключен в трубу.

Прямой пер. — ранее Прогонный пер. По нему прогоняли скот на водопой к торговой Смоленской-Сенной площади.

Панфиловский пер. — XIX в. — ранее Кривой пер. По фамилии домовладельца начала XIX в.

Песковский пер. — XIX в. Назван по характеру грунта в этом районе.

Наш дом (дом, где прошли мои детские годы) состоял из двух кирпичных двухэтажных флигелей, значившихся под одним номером — номером четыре. В каждом флигеле было по четыре квартиры, все за исключением одной — коммунальные. Почти все они были населены людьми, связанными так или иначе с работой с детьми — учителя, воспитатели в детском доме, библиотекарь в школе, врач в детском приюте. Жил здесь врач-психиатр Проскуряков Владимир Андреевич, воспитательница приюта для слепых детей Агнесса Иосифовна Штейнер, учителя вспомогательной школы (для умственно отсталых детей), жил дворник из соседнего с нашим домом приюта. Этот приют предназначался для девочек — сирот, страдавших недостаточным умственным развитием. По Горбатому переулку шёл этот приют — большое четырёхэтажное здание — под номером шесть и был тесными узами связан с домом четыре, с нашим домом, потому что многие его жители там и работали. Окна приюта, заделанные железными сетками, выходили частично и в наш двор. Из них смотрели на нас лица томившихся там девиц, а мы изредка подкармливали их чем-нибудь вкусным: подвешивали к веревкам, которые они спускали, пакетики с гостинцами — конфетки, пряники, если были, иногда яблоко или ещё что-нибудь.

Двор на Горбатом переулке летом

На нашем дворе было хорошо — обширные сараи для дров, на каждую квартиру — свой сарай. Все вместе они составляли длинное каменное строение, отгораживающее нас от приютского двора. Два садика — каждый у одного из флигелей. В них — яблони, сирень, несколько лип и дикий виноград, вьющийся по стене. Стояли столики, скамейки, волейбольная площадка, и игра в волейбол шла не только между детьми, но и между взрослыми. В одном из садиков некий Сергей Сергеевич в летние дни конспектировал «Краткий курс истории ВКП(б)», являя собой пример, достойный подражания. Но никто ему не подражал, хотя никто и не мешал. Относились друг к другу уважительно. Если кто заболевал, врачи-соседи помогали советом; если у кого что ломалось, дворник Фёдор оказывал помощь. Бели родители кого-нибудь из ребят где-то задерживались, соседи их кормили. А по большим праздникам для ребят устраивали угощение. Это всегда происходило на майский праздник, и, если погода позволяла, на дворе накрывали стол и на ноябрьский. Пили ситро, ели бутерброды, печенье и конфеты.

В приютском дворе (в одной части этого большого двора) находился свинарник. Свиней выращивали для приютской столовой. И всё шло своим чередом, как вдруг понаехали разные машины, стали что-то измерять, потом буравить землю, и, наконец, пронёсся слух, что как раз рядом со свинарником открыт источник минеральной воды. Бутылки с этикетками «Московская минеральная» стали целыми машинами вывозить со двора дома шесть. Они появились в магазинах, но жители Горбатки воду эту и даром не пили. Минеральных свойств её не признавали. Был на Горбатке ещё один дом — номер восемь, но стоял он в самом конце переулка, окнами смотрел на Горбатый мост и как-то с нашей жизнью связан уже не был.

Наш дом на Горбатом переулке у Москвы-реки. Зима.

Зато никак нельзя обойти молчанием ещё один интересный и для всех окрестных ребят очень важный дом — Персюковский. Он стоял за бензоколонкой, к Горбатке прямого отношения не имел, но всех притягивал своими удивительно приятными запахами. Жили в нём смуглые люди (их считали персами, прозвали «персюки»), занимавшиеся изготовлением гуталина для чистки обуви и приготовлением разного рода восточных сладостей — маковых ирисок, петушков на палочке, орехов в сахаре, нуги, каких-то пронзительно голубых и розовых, почти воздушных шаров из сладких нитей. Все эти богатства персюки продавали с маленьких лотков, которые они носили подвешенными на шее, на уличных перекрестках и около зоопарка, находившегося от наших мест совсем недалеко. Мы любили, просто упивались всеми этими изделиями: покупали их около зоопарка, а иногда они перепадали нам даром в персюковском дворе. Добр был старик по имени Дуда, снабжавший ребят и со своего двора и с Горбатки обломками маковых конфеток и деформированными «петушками», смахивавшими на извивающихся коротких змеек. Мы любили Дуду и всегда старались помочь ему, в чём могли: приносили щепки для костра, на котором он изготовлял в жаровне необходимые ему сиропы и смеси, подтаскивали тяжёлый лоток, который он тащил к зоопарку, приносили из дома чистые тряпки, столь нужные ему в его кондитерском деле для вытирания посуды.