Елена Саринова - Мир оранжевой акварелью

• Название: Мир оранжевой акварелью
• Автор: Елена Саринова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Твой мир — палитра из ароматов, цветов и звуков. Твой мир — холст из зыбких надежд, глубоких соблазнов и устойчивых символов. Ну, а если ты в этом мире еще и художница, то просто обязана знать, что синий цвет здесь непременно означает верность. Зеленый — возрождение. Красный олицетворяет собой любовь, а желтый — ненависть. А что получится, если сама жизнь, вдруг, возьмет и смешает только две краски: желтую и красную?.. Вот и оценим результат…

---

— Монна Зоя, о том я уже сказал.

— Ну, так теперь помолчи, а то…

— А скажи ко мне, отрок! — на этих словах мы оба разом заткнулись. Монна Розет в полной тишине расправила шаль. — В каких Богов веруешь?

— Верую в Единородного Бога всех живущих на Алантаре христиан, — как боцману из шеренги, отчеканил, вдруг, Дахи. — И назван в честь Святого великомученика, покровителя солдат, лучников и… гончаров, Себастьяном. Но… лучистая монна, зовите меня просто, Дахи, — и совсем уж нагло расплылся во все лицо.

— Мама моя…

— Ох, ты ж…

— Себастьян, значит?

— Так точно, лучистая монна.

— Ну-у… тогда зови меня просто, монна Розет. Ты к нам надолго, Дахи?

— Розет?

— А чего? — вперилась она в мужа с «лучистым» прищуром. — Ты ж сам хотел нанимать кого-нибудь из деревни? И вообще, зачем я с тобою сюда тряслась?

— Ох, и… — прихлопнув ладонь к затылку, развернулся тот ко мне. — Зоя, мы ж праздновать сейчас будем.

— Что? — сглотнула я слюну… после такого-то.

— Так горшки наши расписные ушли, не касаясь лотка. Даже те, что ты «пробными» посчитала.

— Беп-пе?

— Ах, да, и сегодня ж еще — Рождество. Так что… Дахи.

— Да, мессир Беппе!

— Надеюсь, у тебя не только язык длинный?

— Не-ет, — насмешливо скривился малец. — Я много чего умею.

— Ну, пойдешь тогда ко мне в сезонные подмастерья, охранник. У нас к Пасхальной ярмарке много работы будет. Зоя, я и темперы тебе еще купил. Кстати, как самочувствие?

— Теперь совсем… хорошо, — с глубоким чувством, выдохнула я…

Пламя в каминной нише раскрасило суровые серые камни медовыми всполохами янтаря. А в маленькой комнате остро пахло хвойником, жареным мясом с пряностями и сухой теплой глиной (куда ж без нее?). Отблески огня плясали на пышных усах мессира Беппе, откинувшегося в своем скрипучем кресле, и в прищуренном взгляде монны Розет, тянущей за столом чай… А глаза у нее и в правду, лучистые. И как я раньше и этого не увидела? Вот Дахи, так сразу… Сам же востроглаз, приткнувшись ко мне на каминных ступенях, сонно сейчас внимал:

— Это же целое искусство, Дахи — гончарное ремесло. Ведь, хороший гончар, он, как… — скосился мессир Беппе на супругу. — как Бог, потому как всеми четырьмя стихиями управляет: огнем, водой, воздухом и землей. Даже легенда есть о том, как…

— Ну, ты, «повелитель стихий», опять любимую байку вспомнил?

«Повелитель» с готовностью вскинулся:

— Вот так я и думал, Розет! Не утерпишь ведь, чтоб ехидством своим не прервать.

— А чего это ты креслом своим на меня скрипишь? Нашел, чем хвастаться в святую то ночь. Уж сегодня б хоть воздержался.

— Так Он же все видит и в любую в году ночь, — воздел выбеленную глиной пятерню мессир Беппе.

— А и точно. Ну, так порадуй Его не очередным бахвальством а…

— Чем?.. Ну, чем?

— А-а, ты другого то и не знаешь.

— А вот и неправда!

— Ну ко, ну ко?

— А-а-а… Дахи!

— Так точно? — встрепенулся малец.

— А ты слыхал историю про наш рождественский кулич, панеттоне?

— Не-ет, мессир Беппе.

— А то я тебе сейчас расскажу! — с вызовом скрипнуло старое кресло.

— Да неужто? — скептически брякнула на столе кружка. — Ну так, мы с Зоей тоже послушаем… с какого места ты к горшкам своим «сворачивать» начнешь.

— Кхе-кхе!.. Значит, дело было так… Еще в старом предтечном мире. Влюбился один знатный молодой мессир в дочь простого городского пекаря. А та была гордая и бездельников на дух не переносила. Вот он и решил заделаться к ее отцу в подмастерья, чтоб быть к ней поближе и уважение заслужить. И так ему это ремесло приглянулось, что в честь любимой стал он слагать не оду, а рецепт сладкого, как она сама, кулича. Обсыпал его сверху изюмом и цукатами и назвал «Хлебом от Тони». Так девушку звали. А в переводе с исходного итальянского, «панеттоне»… Ну, и где здесь горшки?

— Разве только те, в которых тесто месили, — констатировала монна Розет. — А еще что-нибудь знаешь, драгоценный ты мой?

Рассказчик старательно напыжился:

— А, знаю. И это — уже местная сказка. И тоже про Рождество. Дахи!

— Я вас внимательно слушаю, — протер тот со ступеней глаза.

— Ага… В одной предгорной деревне жил маленький мальчик. Всем был хорош и пригож. И звали его Спо. Однако, фея Бефана, что разносит на своей метле всем детям рождественские подарки, всегда его стороной облетала. По какой оказии, Спо не знал и очень расстраивался. Ведь плохих дел он не делал и родителей уважал. И вот однажды, возвращался он домой в страшную метель. Глядит, торчат из сугроба… а зима тогда снежная была, не то, что, сейчас — только грязь на перевале развезет, так, что колеса вязнут и товар, того и гляди…

— Беп-пе…

— Кхе… Торчат оттуда чьи-то обутые пятки. Начал он их откапывать. А там — фея Бефана собственной горбоносой персоной. Закружило ее, значит в метели. Вот с курса и сбилась. Отчихалась она, метлу свою стряхнула, и благодарить начала, а Спо к ней — со встречной претензией. Давно вопрос назрел: так мол и так, отчего полное игнорирование? Бефана ему в ответ: «Потому что грязнуля ты, Спо». Мальчик ей свою мордашку румяную и руки явил: нет, чистые. Фея извинилась, порылась в своем мешке и достала ему оттуда самый большой подарок. И с тех пор больше стороной не облетала.

— Так, а с чего она это взяла? — поскреб свое чистое ухо Дахи. — Про грязь?

Мессир Беппе довольно расплылся под пышными усами:

— Так имя у него — «Спо». Что в переводе с того же исходного — «Пятнышко». Отсюда и все это недоразуменье.

— А-а-а-а, — отозвался слушатель громким протяжным зевком.

— Браво, Беппе. Браво. Однако пора и честь соблюсти.

Дахи о соблюдении такой «чести» упрашивать вообще не пришлось. И вскорости он уже сладко сопел на топчане. Я и сама частенько лишь до него от стола «доползала». А теперь, видно, уютное место перешло к моему личному маленькому «охраннику». Супруги, привычно бранясь (воркуя), ретировались наверх, в спаленку мессира Беппе. Я же, подбросив в камин поленьев, надела на себя меховой жилет и тихо вышла на улицу.

Рождественская ночь сегодня в честь самой себя распахнула все закрома звезд. Но, полноправно царила на небе Луна. В синем круге из подсвеченной ею же бездны. И она сейчас была совсем непохожей на сиротливую половину древней Вананды. В этом своем всевластном сиянии, но… Я обхватила руками живот и, приткнувшись спиной к косяку, стояла и смотрела на Луну. Собственная моя жизнь, взбудораженная возвращением в нее Дахи, представлялась, то, чередой нелепостей со случайностями, то, источником глубоких философских измышлений. И прийти бы к ним… Только вот, Луна… Она мне мешала, навязчиво сворачивая любую мыслительную потугу лишь к одному.

— Ух, ты… — пока в руку холодным носом не ткнулся… — Малай, — пес, вскочив передними лапами на боковину крыльца, поднял ко мне морду. — Угу… Да не пойду я со двора никуда. Можешь к себе в будку, обратно… Что? — в темноте рождественской ночи собачьи глаза были почти не видны. Но, я прекрасно знала, какого они цвета и как умеют смотреть… — Да. И ты тоже мне его напоминаешь. Ты тоже… на него похож, — и качнулась от косяка к собачьим глазам. — Просто, сегодня ночь такая, Малай. На самом деле, я — сильная… Что?! Ты мне опять не веришь? Ну, и ладно. Но, ты, все равно, на него похож. Только ты и еще Луна. Больше — никто… О-ой… Тише, малыш. Твоя мать — настоящая дура, и тебе действительно, давно пора… спать…

Весна в долину Ува нахлынула мутными бурлящими ручьями с гор. Того и гляди, смоет всю единственную улицу Копа прямо в разбухшую от такого «плодоводия» Трессу. А потом зацвели сады, и деревню сверху стало совсем из-за них не видно. Хотя, и у нас, на берегу Козьей заводи, тоже было на что посмотреть — одни торчащие повсюду белые свечи молочая благоухали так, что сонные после зимы пчелы, кажется, в них и жили. Правда, в конце марта им на смену уже подоспела горная робиния с мелкими желтыми гроздьями, сильно смахивающими на мимозы. А следом зацвел каштан. Это последнее событие деревня Коп отмечала местным «разухабистым» праздником, смысл которого сводился к массовому хождению по единственной, не особо ровной улице, задом наперед. Монна Розет в данном мероприятии не участвовала, однако после оного в моем кармане забрякала целая горсть прошлогодних «благодатных» орехов (один — от болей в пояснице, еще два — от кружения в голове, остальные — для закрепления результата). Что же касается моего личного «весеннего» настроя, то он очень часто менялся, в зависимости от… а, хоб его знает, от чего он зависел. Просто…

— Уф-ф.

— Что, монна Зоя?! — махом вскинулись две головы: Дахи, от печи для обжига и развалившегося рядом под навесом Малая.

— Да, ничего, — скосилась я на обоих сразу. — Скорее бы все это… закончилось.