Елена Саринова - Мир оранжевой акварелью

• Название: Мир оранжевой акварелью
• Автор: Елена Саринова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Твой мир — палитра из ароматов, цветов и звуков. Твой мир — холст из зыбких надежд, глубоких соблазнов и устойчивых символов. Ну, а если ты в этом мире еще и художница, то просто обязана знать, что синий цвет здесь непременно означает верность. Зеленый — возрождение. Красный олицетворяет собой любовь, а желтый — ненависть. А что получится, если сама жизнь, вдруг, возьмет и смешает только две краски: желтую и красную?.. Вот и оценим результат…

---

— Да, ничего, — скосилась я на обоих сразу. — Скорее бы все это… закончилось.

— А-а-а… А вот монна Розет же вам говорила, чтоб вы к ней в деревню спускались? Так что?

— Ничего, Дахи, ничего. Я себя прекрасно чувствую. Уже и подышать громко нельзя. И хватит смотреть на меня.

— Я на вас и вовсе сейчас не гляжу.

— А я не тебе, а Малаю. У меня сегодня нос опять сильно опух… И малыш с утра не пинался.

— Так, монна же Розет говорила, что такое — нормально.

— Про нос?

— Нет. Про ребеночка на последнем сроке, а нос… — почесал он свой собственный рукой, с зажатым в ней поленцем. — По мне, так вы любая — красавица. И даже светитесь изнутри.

— Как монна Розет?

— Нет. Монна Розет — по-другому. А вы — вся.

— Ну-ну, — ревностно подытожила я (и как они только меня, бедную, тьфу, бедные, терпят). — Ой! Опять кисточка со стола укатилась… Спасибо, Малай…

Подготовка к пасхальной ярмарке, на которую мессир Беппе возлагал радужные надежды, подходила к концу. Сам гончар уже заканчивал последние ящики под наш разросшийся вширь ассортимент. Я же — расписывала темперой тоже последнюю дюжину больших плоских тарелок. Вот они-то, как раз с радугами и были. А еще — с морем, чайками и даже одной «рельефной» русалкой, восседающей тоже… на радуге (она мессиру Беппе особенно приглянулась). Оставалось лишь закончить, покрыть сверху слоем глазури и снова засунуть в печь. Для конечного, закрепляющего обжига… Уф-ф (это я сейчас про себя громко вздохнула).

— Дахи! Сынок! Ты с печью уже управился?! — откуда-то из-за угла, с весьма выразительным кряхтением.

— Ага! Разжег! — прямо от моего левого уха. — Ой, монна Зоя.

— Ничего-ничего, у меня еще правое есть. О-о, малыш зашевелился.

— Ой.

— Дахи! Тогда, поди-ка сюда! Надо досочку подержать, а то мне через ногу не вывернуться! — с его-то радикулитом ему потом и обратно не «ввернуться».

— Ага, — почти шепотом и на цыпочках в обход вокруг меня.

Я же сопроводила маневр старательно строгим взглядом. Потом переместила его на последнюю, девственно терракотовую тарелку и, вздохнув… оперлась щекой на кулак… Чего бы такого? Уф-ф…

До заката еще далеко, но, ветер уже шумит вечерней апрельской прохладой. Качает верхушки дубов за забором.

— От, ага… так-так… Ить, конфигурация…

— Мессир Беппе, а если мне сверху залезть?.. И я тогда…

Малай, смачно раззявив пасть, почесал лапой за ухом… Видно, с закрытой — не тот эффект… Над моим столом, скептически зависая над каждой тарелкой, медленно пролетела пчела…

— … ремесле каждая мелочь — ценная… От так и держи…

Сту-ук! Сту-ук! Сту-ук!.. Ж-ж-ж-ж-ж. Сту-ук! Сту-ук!.. И я закрыла глаза…

И уже через мгновенье я их распахнула. Как раз, когда Дахи, с высунутым от старания языком, тащил через стол мою последнюю нетронутую…

— Да куда ты ее?

— Ой, а я думал, вы спите. Монна Зоя, — испуганно замер Дахи. — вы чего? Краску свежую пальцем размажете. Монна Зоя?

— Мама моя… — прямо под носом у меня красовалось большое, выведенное самыми яркими тонами дерево… Стоящее посреди узкой дороги и всё сплошь усыпанное белыми, схожими с яблоневыми, цветами. — Мама… моя.

— А чего? По мне, так очень даже красиво. Только вот вверху, это — что?

На летящую птичку, вроде как, непохоже.

— Зато, на сидящую, очень даже. В круге… Дахи, — подняла я на мальца глаза. Нет, ну, надо же! А ведь думала, после острова — отпустило. — Дахи, эту тарелку на ярмарку никак нельзя. Она…

— Что, «она»? — недоуменно уточнил тот.

— Она — непростая. Я ее, как баголи, разрисовала. Под… ну, видение, в общем.

— А-а-а. И что теперь? — скосился он обратно на нее.

— Не знаю.

— А давайте ее тоже глазурью покроем, обожжем и себе оставим? Красивая ведь?..

— Себе? — сузила я на сей факт глаза. — Хо-рошо. Только, надо мессиру Беппе сказать.

— Так, не переживайте. Он в Коп укатил к монне Розет — за провиантом завтра в дорогу. А как вернется, я ему скажу.

— И что?

— Ну-у… Что она — в подарок кому-нибудь. Он не против будет. Я ж знаю.

— Угу-у… Дахи, это ж, сколько я проспала?

— Так вы и сейчас идите. Я сам глазурный раствор намешаю, тарелки им намажу и — в печь. В первый раз, что ли?

— Да, какое там? Мне еще ужин готовить и Салоху доить… Дахи, точно, справишься?

— Монна Зоя? — с обидой протянул он.

Я — сделала вид, что очень сильно сконфузилась. На том и согласно разошлись…

С самого следующего утра мы с Дахи «предоставились» сами себе. И поначалу даже опешили: куда девать столько, вдруг нахлынувшего свободного времени? Мессир Беппе, еще на рассвете, брякая упакованными горшками, укатил в сторону перевала, а монна Розет обещалась появиться лишь к ужину. Но, прямо перед ним к нам неожиданно нарисовалась Марит:

— О-о! А ты все хорошеешь и хорошеешь! Дахи, привет и принимай на постой Эммануэля. Да, и сумку седельную там…

— Здравствуйте, монна Марит, угу… Эммануэль, вечером покатаешь? — флегматичный гостиничный мул и ребенок обменялись взглядами, различными по значению. Я же постаралась напыжиться:

— Уф-ф…

— Да сиди ты, сиди! Не вставай с крыльца… Картошку к ужину чистишь? А я, пожалуй, баньку тогда протоплю, а то, пока через этот перевал…

— Марит, я рожать сегодня не собираюсь, — скосилась я на проплывающую мимо моего опухшего носа сумку (вдруг, там — куча уже готовых к этому делу… кстати, а чего?..) — И я тебе очень рада.

— Ага, — прищурилась та, нависнув сверху тенью. — Я вижу… Как настроение, подруга?

— Да, все хорошо.

— Ну, тогда, слушай последние новости, — и шлепнулась рядом, по дороге чмокнув меня в нос (конечно, промахнуться то мимо сложно).

— Марит, какие «последние новости»?

— Ну… После которых ты, возможно и передумаешь.

— Марит?!

— О-ох… Тебя, Зоя, разыскивает, по всей видимости, брат. Обознаться сложно, потому что вы с ним похожи, как…

— Арс?!

— Ага… — и вздохнула. — И почему я раньше его не встретила? Нет, одно дело, когда такие глаза у тебя — я к ним уже привыкла и вообще…

— Марит… Я сейчас, точно — рожу.

— Ой, да… А чего ты хотела? — фыркнула, вдруг, подружка. — Я тебе сразу говорила, что то — глупость и…

— Ма-рит.

— Он приезжал к Тито.

— А причем здесь…

— Не знаю. По всей видимости, твой брат неплохо владеет ситуацией. И как ты думаешь: почему?

— Мама моя… Этого не может быть, — уронила я недочищенную картофелину в чугунок.

— И отчего же? Оттого что ты, вдруг, когда-то решила, что они обязательно должны друг друга на дух не переносить? А, ты знаешь — общее горе роднит. А ты, моя дорогая, еще какое… «горе».

— Та-ак. Погоди. И что ему твой Тито сказал?

— Ой, да, вовсе он не «мой» — я же ответ еще не дала. Вот пусть сначала докажет по-настоящему, что любит… Нож свой в сторонку положи.

— В прежнее «русло» вернись.

— Ага… А что ему Тито сказал? Только то, что и до этого Виторио Форче: ничего не знаю. Поручили — передал — вернулся — уволился. И все.

— И все…

— Зоя?..

— А-а?

— Ты о чем задумалась?

— О том, что я сделаю сразу, как только рожу.

— Покаешься в грехах и уйдешь в монастырь?

— Нет. Напишу письмо Арсу. Я так перед ним виновата.

— Только лишь перед ним? — хмыкнула Марит.

— Что?.. Подружка, я немного знаю своего любимого и уверена — он меня уже очень давно ненавидит.

— Ой, опять эта твоя «уверенность», — однако и она, вдруг, вздохнула и надолго рядом со мной смолкла…

Тишину над крыльцом неожиданно прервал Дахи. И, прокашлявшись, принял совершенно невинную физиономию:

— Монна Зоя?

— Что, мой хороший?

— Ух, ты… А, можно я…

— Можно.

— А что?

— Дахи, я, конечно, в последнее время не совсем адекватна, но, уже давно разглядела вон на том дубе у забора, знакомую лохматую макушку.

— Неужто, Вертун? — сузила туда же глазки Марит.

— Он самый.

— Ну, так… мы тогда за раками на старую мсонгу? И мне мессир Беппе деньги на орехи в шоколаде дал. Я за ними Верта в лавку зашлю.

— Дахи, но сам туда…

— Монна Зоя? Да меня все придорожные кусты в Копе уже в лицо знают, потому как я исключительно в их фарватере и передвигаюсь.

— Странно, что они при такой интенсивности до сих пор живы. Иди, Дахи.

— О-ой! — козликом подпрыгнул малец. — А, если что, — и скосился на ухмыляющуюся подружку. — Тогда Малая за мной и я…

— Дахи! Я рожать сегодня не собираюсь!

— Понял. И меня уже не-ет! — хлопнула через пару секунд высокая воротная створка. Мы же с Марит, переглянувшись, снова звучно вздохнули…

Сразу к «горячему» столу подкатила и монна Розет. И, за отсутствием мужчин, мы все трое устроили душевный девичник. Темы, правда, все как одна, неизменно сворачивали на «торжество материнства», но я то внимательно слушала, не убирая рук с живота. Мы вместе их внимательно слушали. А, уже в сумерках, у ворот, клятвенно пообещав о своем скором «сходе с гор», с подружкиной бабушкой распрощались.