Марина Струк - Мой ангел злой, моя любовь…

• Название: Мой ангел злой, моя любовь…
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

Позвольте пригласить вас ступить вместе со мной смело в эпоху Александра I, когда уже отгремели прусские сражения, что принесли славу героев русским офицерам и солдатам, и когда уже заключен Тильзитский мир, что оставил в душах тех же самых офицеров легкий налет разочарования.

В воздухе Российской империи уже можно без особых усилий уловить напряжение перед неминуемой войной с Францией, правитель которой уже планирует выдвигать следующей весной войска к Данцигу.

Нет, мы пойдем с вами не в столицу, где тоскует по так рано и так трагически ушедшему возлюбленному императрица, и не в Москву, которой только предстоит обратиться в пепел и руины. Мы с вами ступим в провинцию, где еще в силе правила жизни, присущие екатерининской эпохе, а проявление чувств и эмоций не подвергается острой критике светских матрон с лорнетами в руках, обтянутых митенками…

---

— А какое же — самое? — спросила Анна между поцелуями, и он улыбнулся так широко и открыто, с некой загадкой в самой глубине его глаз, что она не могла не ответить ему улыбкой тотчас.

— Я потом покажу тебе…

Анна думала, что не заснет после того, как стихли его шаги в доме, когда Андрей уходил из флигеля. Но сторона постели, на которой она лежала, все еще хранила тепло его тела, а покрывало, в которое он заботливо завернул ее перед уходом, согревало, прогоняя прочь легкую прохладу утра. И она провалилась в сон без сновидений, представляя, что лежит именно в руках Андрея, и первое, что увидит при пробуждении — его нежный любящий взгляд. А первое, что услышит, будет его тихое: «Анни… моя милая…» и, конечно же, то, что Андрей шептал ей этой ночью под ее восторженное «Еще! Прошу, еще!», и то, что так сладко кольнуло в сердце.

— Mia sposa… mia amor… mio angiolino…

Странно, но только утром Анна поняла, что той ночью меж ними впервые не было никаких недоговоренностей, никаких неясностей и никаких условий. Она даже забыла о самом главном требовании и не спросила о том, как намерен поступить в отношении Сашеньки Оленин в будущем, когда станет ее супругом. И только в то утро, когда прибравшись после утреннего пробуждения, спустилась вниз на завтрак, Анна поняла, что истинная любовь — безусловна и всепрощающа. Когда с трудом скрывающая свое любопытство мадам Элиза показала Анне на белый прямоугольник послания, столь заметный сейчас для них обеих на фоне полотна скатерти. А потом вспыхнула от радости, загорелась вся сиянием восторга, когда Анна стала разворачивать спешно бумагу, и в свете солнечного луча блеснули гранаты на ее пальце:

— Bon Dieu, Annette! Est-il possible…?! Depuis quand?[664]

Но Анна не слушала ее уже. Она уже читала знакомые строки, написанные привычным ее взгляду резким почерком. И пусть письмо было написано в вежливой форме, но она читала между строк желания автора этого послания на положительный ответ на изложенную в том просьбу. А короткая приписка в самом окончании письма и вовсе сказала о многом. Хотя, скорее, не эта фраза, состоящая из подходящих по смыслу слов, а то, о чем она говорила, пусть и не напрямую…

— Дар…? — Анна недоуменно подняла брови и взглянула на мадам, которая тут же указала куда-то в сторону окон гостиной. Там стоял большой сверток, перевязанный бечевкой.

— Его принесли вместе с письмом прошлого вечера. Андрей Павлович просил не сообщать тебе ни о письме, ни о подношении вплоть до твоего ухода в усадебный дом. Просил тут же утром после бала…

Анна едва не ссаднила тонкую кожу ладоней о бечевку, когда пыталась разорвать ту и наконец увидеть, что скрывается под плотным полотном. Она догадалась по очертаниям, что за подарок может ждать Сашеньку, которого в тот момент вносила в гостиную Пантелеевна, как обычно, чтобы получить утренний поцелуй от своей tantine и grand-maman. И сердце стало расти в груди, становясь все больше и больше под тем наплывом чувств и эмоций, что раздирали его сейчас.

Короткое движение столового ножа, поданного мадам Элизой нетерпеливой Анне. Упала на пол перерезанная бечевка, и тут же с шелестом толстыми складками сложилось полотно, в которое был завернут подарок заботливыми руками приказчика одной из московских лавок.

— Ло! — закричал с легким визгом за спиной Анны Сашенька, уже тянущий руки к игрушке, которую увидел. Затеребил ногами, показывая нянюшке, что хочет, чтобы его спустили с рук на пол. Поскорее! Поскорее бы потрогать эту белую гриву и этот длинный хвост явно из настоящего конского волоса! Погладить ровный деревянный бок, коснуться бархатного шнура узды с серебряными бубенцами на том!

— Ну! — требовательно дернулся Сашенька в руках няни. А та все никак не отпускала его из рук, с явным трудом удерживая его. Не знала просто — стоит ли это делать, и что будет делать с этим подарком барышня, опустившаяся прямо на пол у лошадки и замершая на месте.

— Карточка, — подле Анны тихо прошелестел подол платья мадам Элизы, когда та присела рядом и протянула ей небольшой кусочек картона, который нашла в складках полотна. И не сдержавшись, все же заглянула через плечо Анны, прочитала слова, написанные тем же почерком, что было в послании.

«У каждого будущего всадника первой лошадью должна быть именно такая лошадка. Я от души надеюсь, что маленькому Alexander придется она по вкусу, и что она доставит ему немало радостей. А еще я от души надеюсь, что вы позволите мне нынче своим согласием спустя несколько лет приобрести ему пусть и маленькую, но самую настоящую лошадь, и стать тем самым важным человеком, который поведет этого пони под уздцы в его первой поездке верхом»

— O, madam! O, madam! — только и сумела выговорить Анна, вдруг приникая к мадам Элизе, и та тут же обняла ее, распознав в голосе слезы. Поцеловала легко прямо в тонкую полоску пробора, который так долго разделяла этим утром Глаша волосок к волоску. Что же теперь? Отчего она нынче плачет, когда все так превосходно разрешилось? Когда все желания Анны осуществились, как бы ни сомневалась в том мадам?

Но успокоилась, когда Анна подняла на нее взгляд. Когда увидела, что лицо, залитое слезами, спокойно, а глаза так и сияют тем самым неповторимым светом, который виден у любящих людей. Любящих и любимых.

— O, мадам, я так люблю его… я безумно-безумно его люблю!

Глава 48

Анна не ждала, что весть о ее будущем замужестве будет встречена всеми с полагающейся случаю вежливой радостью. К примеру, разговора с тетушкой, который непременно последует за моментом, когда Андрей в который раз попросит ее руки, она ждала с каким-то странным страхом.

Что, если Вера Александровна решит соблюсти договоренности с князем, которые пусть и без ведома Анны, но были заключены? Слово дворянское значило многое. Разве можно было его нарушить в ущерб собственной репутации? И к тому же, любовь Катиш, собственной дочери к Оленину… Анна прекрасно знала, как бы хотелось тетушке породниться с Олениными, но не через племянницу, а через дочь. И чем больше думала Анна об этом, тем сильнее сжималось сердце от страха перед будущим, которое вскоре постучалось в двери флигеля рукой лакея. Тот сообщил, что барышню просят пройти в усадебный дом, что барыня Крапицкая желала бы переговорить со своей племянницей. Время пришло…

Она старалась не думать о том разговоре, который мог состояться между ее тетушкой и Андреем этим утром. Только вспоминала те слова, которые прочитала в карточке к подарку Сашеньке. А еще те слова, которые произнесены ночью. Разве стоит ей нынче бояться, когда он рядом, когда уже все решено меж ними?

— Позволь мне самому переговорить с твоей тетушкой и моими родными о предстоящем венчании, — сказал он, когда они прощались этим утром. И Анна даже вздохнула с облегчением, что не ей предстоит сообщать о решении, что все будет уже оговорено, и ей останется лишь подтвердить собственное намерение стать женой.

В вестибюле дома, таком прохладном после наполненного солнечными жаркими лучами парка, Анну встретил Пафнутий Иванович, на ее удивление. Она тотчас заподозрила неладное, когда тот сделал знак лакею, сопровождающему Анну, не проводить ту в покои тетушки, а отвести ее совсем в ином направлении.

— Вас к себе просят Алевтина Афанасьевна, барышня, — проговорил он, и страх Анны, чуть было улегшийся за время пути к дому, снова вспыхнул огнем внутри, обжег неприятным предвкушением. — Велели привести тотчас, как придете по зову тетушки вашей, — а потом добавил уже тише, чтобы слышала только Анна. — Лучше бы вам пойти, барышня…

Разве оставалось Анне иное, чем с тяжелым сердцем направиться вслед за лакеем в салон, где ожидала ее прихода мать Андрея?

Окна в салон были распахнуты настежь, впуская в комнату легкий ветерок, которому, правда, едва ли по силам будет вскоре прогнать намечающуюся жару солнечного дня. Алевтина Афанасьевна сидела на оттоманке, накрыв ноги легким полотном широкой шали. Возле нее с книгой в руках на низкой скамеечке расположилась одна из девок, одетая в муслиновое платье (судя по всему одно из старых платьев Софи). Другие, в платьях попроще, были заняты своими привычными обязанностями в тишине покоя барыни — работали над вышивкой, которую Алевтина Афанасьевна обещала для местной церкви ко дню святой Троицы, или плели кружева.

Кроме девок Анна с тревогой заметила и свою petite cousine, сидящую в кресле поблизости от Алевтины Афанасьевны, и тут же вспомнился недавний разговор в спальне флигеля, когда Катиш вдруг переменилась в своей обычной молчаливости и скромности. И то, чему свидетелем Катиш была тем военным летом…

Опасны люди, хранящие вашу самую страшную тайну. Опасны, потому что никогда не сможешь предугадать — не решат ли они нанести удар неожиданно и решительно.

— Madam, — Анна присела в уважительном книксене, отмечая при этом, что Алевтина Афанасьевна даже выражения лица не переменила при ее появлении, только кивнула коротко, принимая приветствие. А после погнала всех прочь одним движением руки с коротким: «Вон!»