Марина Струк - Мой ангел злой, моя любовь…

• Название: Мой ангел злой, моя любовь…
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

Позвольте пригласить вас ступить вместе со мной смело в эпоху Александра I, когда уже отгремели прусские сражения, что принесли славу героев русским офицерам и солдатам, и когда уже заключен Тильзитский мир, что оставил в душах тех же самых офицеров легкий налет разочарования.

В воздухе Российской империи уже можно без особых усилий уловить напряжение перед неминуемой войной с Францией, правитель которой уже планирует выдвигать следующей весной войска к Данцигу.

Нет, мы пойдем с вами не в столицу, где тоскует по так рано и так трагически ушедшему возлюбленному императрица, и не в Москву, которой только предстоит обратиться в пепел и руины. Мы с вами ступим в провинцию, где еще в силе правила жизни, присущие екатерининской эпохе, а проявление чувств и эмоций не подвергается острой критике светских матрон с лорнетами в руках, обтянутых митенками…

---

— Вы позволите мне? — и Алевтина Афанасьевна протянула руки, прося дать подержать ребенка. Сын и мать некоторое время смотрели друг другу в глаза, а потом она добавила, смягчая холодность голоса, от волнения в тот момент осипшего. — Je vous remercie…

Анна даже уголок подушки прикусила тогда, чтобы не вскрикнуть или не нарушить никак иначе ту невидимую связь, которую явственно ощутила между глядящими друг на друга матерью и сыном. А потом Андрей кивнул и положил в протянутые руки ребенка. И тут… Алевтина Афанасьевна, глядя на младенца, шевельнула уголками губ в подобии улыбки, совсем позабыв за эти годы, каково это — улыбаться.

— Она схожа с вами овалом лица. И глаза… глаза Олениных, удивительно голубые, как небо. А разрез их, как у Марьи Афанасьевны-покойницы. Вы были таким же младенчиком в точности… до кончиков ресниц… Вы были прекрасным младенчиком…

После этих слов, словно боясь сказать еще что-нибудь, что она посчитала бы лишним для себя, Алевтина Афанасьевна вернула ребенка Андрею, поджав по привычке губы, а после развернулась и вышла, не произнеся ни слова более. И Анна уткнулась лицом в подушку тогда, чтобы скрыть рыдания, рвущие грудь ее ныне от смеси чувств, разрывающих грудь сейчас…

— O mon Dieu! — разозлилась на себя Анна, когда в отражении в зеркале подозрительно заблестели глаза. Она всегда плакала, когда вспоминала этот момент, никак не могла сдержать эмоций. Вот и ныне показались слезы в уголках глаз, грозя пролиться по лицу и капнуть на блестящий шелк, оставляя некрасивое пятно.

Нет, она бы не могла сказать, что между Алевтиной Афанасьевной и Андреем отношения стали истинными отношениями матери и сына. Быть может, это было только начало? Анне хотелось бы на это надеяться. Ведь, по крайней мере, Алевтина Афанасьевна теперь не уклонялась от общения с ним, а уехав из Раздолья, первая начала переписку, спрашивая его совета по поводу управления имением. И даже прислушалась к просьбе сына не отвергать demande en marriage, которое поступило летом 1816 года в отношении Софи. Пусть и некоторое время была холодна с Анной, считая ту виновницей того, что дочь уйдет из-под материнской длани, и она останется совсем одна.

Согласилась-таки, поддалась на уговоры, и весной 1817 года София Павловна Оленина была обвенчана с Александром Васильевичем Кузаковым, который в тот же год вышел в отставку и уехал вместе с женой в свое имение под Ростовом Великим. Но это Рождество, как и обещались в письмах, прибыли в Милорадово. И на крестника поглядеть, и родных проведать, как написала ей этой осенью Софи. И Анна не могла не радоваться тому, что она встречает это Рождество в стенах, столь любимых и родных для нее, с теми людьми, кто стали для нее семьей.

Правда, Вера Александровна приехать не смогла, прислала вежливый отказ в ответ на приглашение Олениных, ссылаясь на занятость перед сезоном и предстоящей свадьбой. Но Анна понимала, что ее отказ скорее связан с нежеланием Катиш поддерживать отношения, тяготящие ту по-прежнему. Она так и не сумела простить и принять свершившийся брак Анны, оттого даже в Москве избегала встречаться с cousine и ее мужем. Хотя и прошло столько времени с того дня, и сама собиралась обвенчаться на Красную горку в следующем году, приняв предложение соседа по имению сестры, вдовца с двумя маленькими дочерьми. Олениных на это венчание позвали, но Анна, распознав между строк нежелание Катиш видеть их в этот день, написала отказное письмо, ничуть не покривив душой, когда ставила причиной тому повторную тягость. На Красную горку будет аккурат две трети срока, до путешествий ли тут?

— Mon ange…, - обнаженного плеча Анны коснулись губы мужа, чье отражение она успела заметить прежде, чем почувствовала прикосновение. — Ты прекрасна, как никогда, моя милая. Словно каждый год только прелесть твою множит.

— Ну уж, будет! — отмахнулась от него Анна, тем не менее польщенная его восхищением. — Еще четыре лета, и уж достигну срока, когда и на паркет не выйти! [710] Стану сплетницей и завистницей…

— Ох, и держитесь тогда юные прелестницы! — муж игриво прикусил кожу ее шеи, и она с негодующим шипением («След же! Mon cher, след будет!») отстранилась от него. Впрочем, не так быстро, как должна была бы, сводя на нет свое негодование блеском глаз, выдававшим желание, вспыхнувшее в ней. Андрей положил руку на легкую округлость живота, едва угадывающуюся сейчас под шелком. Их взгляды встретились в отражении зеркала.

— Ты нынче напоминаешь мне кошку, в этой тягости, — прошептал Андрей, и от его горячего дыхания, которое коснулось нежной кожи ее шеи, по ее телу пробежала мимолетная легкая дрожь возбуждения. — Такая мягкая, такая ласковая, такая умиротворенная…

— А прежней я кем была? — поддразнила его Анна, задорно улыбаясь.

— Львицей, — без раздумий сказал муж, гладя живот через гладкий шелк платья. — Рычащей на всех и готовой откусить голову тут же без суда и следствия и без различия персон.

— Тебе бы я определенно не откусила, — заверила его Анна, проводя ладонью по его щеке. — И ныне я такая покойная, потому что знаю — ты рядом, и ничего худого не будет. Потому что ты рядом со мной. Спасибо тебе…

Андрей поднял брови, словно задавая немой вопрос, за что она благодарит его, а она повернулась и прислонилась лбом к его шее, утыкаясь в шелк галстука, туго завязанного умелыми руками комердина. Закрыла глаза, наслаждаясь его присутствием подле нее, таким привычным ей уже запахом его кожи. Нежностью руки, которая провела по ее волосам, а после вниз по шее и по линии обнаженного плеча.

Пару вечером назад, на Рождественской службе, Анна стояла возле мужа в церкви и, чуть запрокинув голову, чтобы видеть роспись купола и сосредоточенно-внимательное лицо Христа, глядящее на нее с высоты, благодарила Его за тот дар, который был ей послан Им на Рождество далекого уже 1811 года.

За безграничную любовь Андрея, за его заботу и нежность. За то, что он такой, каков есть. И за то, что проведя через все испытания и горести, через потери и разочарования, Он все же привел ее к Андрею, а Андрея к ней. За то, что он всегда готов быть рядом с ней, и всегда протянет ей свою руку, невзирая ни на что вокруг.

Как и тогда на службе, когда Анна оглянулась на него, стоящего чуть позади нее, и потянулась к нему рукой, словно желая ощутить в который раз теплоту его прикосновения. Когда сплелись их пальцы в одно крепкое пожатие, да так и не разомкнулись на протяжении всей службы, пока взлетали под купол храма мелодичные звуки торжественного тропаря…

Анна чувствовала, что душу мужа переполняют те же эмоции, которыми ныне была полна она. Они стали удивительно едины и близки за минувшие годы, и каждый день, прожитый подле друг друга, только утверждал обоих в том. Даже ссоры, мимолетные вспышки яркого огня, не нарушали надолго покоя их маленького мирка, в котором были только они и их домашние. Мирка, окруженного зимой белоснежными просторами, а летом — изумрудным великолепием зелени, полного счастья и безмятежного семейного покоя. Безудержные всполохи огня, которые ранее обжигали пребольно когда-то при самом начале этого костра, превратились в ровное горение, при виде которое каждому хотелось протянуть руки и погреть ладони у этого огня удивительного счастья. И оттаивали даже самые ледяные сердца. По крайней мере, ей очень хотелось это верить.

Анна улыбнулась и еще крепче прижалась к Андрею. Ах, если бы не надо было идти в бальную, где уже настраивали музыканты струнные, готовясь к нескольким часам почти непрерывной игры! Если бы можно было сбросить тонкий шелк платья и после посещения детских в мезонине, где уже давно спали под присмотром нянек и Пантелеевны Сашенька и Лиззи, свернуться калачиком в постели, прижимаясь к горячему боку мужа!

Удивительно, но эти ночи, полные тишины, прерываемой лишь треском поленьев в огне да тихим завыванием метели за стеклом, нравились Анне теперь более тех, которые она проводила на паркете бальных зал или в салонах за светскими беседами. Их прелести для нее не затмил даже тот незабываемый полонез на балу у Апраксиных, о котором Анна с гордостью будет рассказывать своим детям и внукам. Когда при звуках очередного тура танца к ней вдруг приблизился флигель-адъютант императора и с коротким поклоном увел ее из рядов наблюдающих и от Андрея туда, где уже раскланивался с прошлой партнершей Александр I. Те несколько туров танца, пока ее вел за руку по паркету император, Анна только потом восстановила в памяти. Тогда же она была оглушена стуком собственного сердца, с трудом веря в происходящее в зале. И эти взгляды, которые сопровождали каждый ее величественный шаг, ее грациозную фигурку возле императора….

— Madam, je suis enchanté [711], - пожал ей ласково руку после император, глядя прямо в глаза, после того, как они разошлись, завершив полонез, и Анна присела в низком реверансе перед ним.