Марина Струк - Мой ангел злой, моя любовь…

• Название: Мой ангел злой, моя любовь…
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

Позвольте пригласить вас ступить вместе со мной смело в эпоху Александра I, когда уже отгремели прусские сражения, что принесли славу героев русским офицерам и солдатам, и когда уже заключен Тильзитский мир, что оставил в душах тех же самых офицеров легкий налет разочарования.

В воздухе Российской империи уже можно без особых усилий уловить напряжение перед неминуемой войной с Францией, правитель которой уже планирует выдвигать следующей весной войска к Данцигу.

Нет, мы пойдем с вами не в столицу, где тоскует по так рано и так трагически ушедшему возлюбленному императрица, и не в Москву, которой только предстоит обратиться в пепел и руины. Мы с вами ступим в провинцию, где еще в силе правила жизни, присущие екатерининской эпохе, а проявление чувств и эмоций не подвергается острой критике светских матрон с лорнетами в руках, обтянутых митенками…

---

Андрей замолчал на миг, невольно вспомнив Надин. Она была единственной из невест Олениных, что не надела на руку при помолвке это кольцо неведомо по какой причине. Андрей знал только, что Борис отдал тогда невесте материнское кольцо с яхонтом и жемчугом, невзирая на приметы и семейное предание. Оттого-то Андрей не сразу понял тогда, что Надин уже не его невеста, чужая…

— Оно дивное, — Анна пошевелила пальчиками, и гранаты тускло блеснули в скудном свете, что шел из дверного проема. Этот блеск вернул Андрея из воспоминаний. Он поймал эти тонкие пальчики, прижался к ним губам.

— Я возвращался, чтобы отдать его тебе. Думал, на обеде сделать это, да только не сложилось. А потом… потом и о нем забыл со злости.

— Прости меня, — Анна провела ладонью по его щеке, а потом тоже протянула ему кольцо, что сняла с одного из пальцев, пока он выходил. — Вот. Я шла к тебе не только для того, чтобы сказать, как я сожалею о том, что сделала. Для того чтобы отдать тебе это. В память обо мне.

Четыре камня на серебре — по числу букв ее имени. Дивное сочетание двух аметистов и двух нефритов. Ее имя, созданное руками ювелирных дел мастера по существовавшей в то время моде творить себе именные талисманы-кольца по первой букве камней в обрамлении драгоценных металлов.

Кольцо было Андрею мало. Не налезло даже на мизинец к разочарованию Анны. Она-то думала, что этот талисман не только будет служить в память, но и непременно сохранит его от всего худого. В его имени ведь тоже есть эти буквы — А и Н.

— Повешу на шнурок на шею, — решил Андрей, убирая кольцо в седельную суму. А потом навис над ней, прижал к сену, крепко поцеловал в губы. — Отныне мы и обручены с тобой, милая моя. Обменялись же перстнями, пусть и не под сводами церковными…

И снова только тишина дождя раздавалась в сарае, когда мужчина и женщина скрепили свой союз, переплетая руки, тесно прижимаясь телами, обжигая поцелуями. О, если б только можно было всю жизнь провести в этом сарае, думала Анна, слушая, как бьется сердце Андрея под ее ухом позднее. Она бы согласилась на то, не раздумывая, невзирая на то, что больно колется порой сухая трава даже через ткань плаща.

И эта война… Она водила пальцем по его обнаженной груди, выписывая букву А, словно ставя на нем свой собственный знак защиты, отводя от него и пулю, и острое лезвие сабли, и штык. Он должен вернуться. Он скоро вернется. Только это повторяла мысленно как мантру, слушая, как шелестит по траве уже стихающий дождь, наслаждаясь теплотой его дыхания у своего виска, поглаживанием его ладони по своей спине. Только с ним ей было хорошо. Господи, не лишай меня этого… и пусть этот дождь льет до скончания веков!

— Я ни о чем не жалею, — прошептала Анна после, прижимая к себе платье, не решаясь начать одеваться, словно пытаясь отдалить этот момент, когда им придется покинуть это временное пристанище. Увы, дождь уже закончился, и небо просветлело. Нужды укрываться от всего мира в этом неказистом сарае с прохудившейся кое-где крышей более не было. Каждый должен был вернуться в свой мир — она к себе в усадьбу, а он в полк, что непременно когда-нибудь ступит на ратное поле.

Оттого так хотелось плакать, наблюдая, как он натягивает рубаху, как заправляет ее в панталоны. По его лицу она уже видела, что мыслями Андрей уже не с ней, уже там, в тех днях, что предстоит ему пережить в будущем.

— Что с тобой? — замер Андрей, натягивая один из сапог, и она не смогла сдержаться — протянула в его сторону руки, умоляя взглядом обнять ее. Он тут же отбросил сапог, шагнул к ней и прижал ее к себе.

— Мне страшно, — прошептала она, цепляясь за него, хватаясь словно утопающий, за его плечи и руки, прижимаясь к нему теснее. — Мне страшно…

Ей действительно было страшно. Она боялась и того будущего, что сулило одно только слово — «война», и того одиночества, что настигнет ее, когда он уедет. И самое основное — она боялась, что то, что было между ними здесь, исчезнет, испарится, едва они уйдут из этого сарая, закроют грубо сколоченную дверь, словно отсекая от своей жизни то, что случилось здесь, словно этого никогда и не было.

Андрей легко целовал ее веки, щеки и нос, успокаивая, шепча ей что-то, пока ее дрожь не прошла, пока не ушли прочь все страхи. Но и после, уже затягивая шнуровку ее платья, он то и дело касался губами ее шеи или ушка, словно и сам не мог никак оторваться от нее, насладиться ее присутствием подле себя. Ему казалось это таким жестоким — получить этот дивный дар в свои руки и тут же расстаться с ним, выпустить из своих ладоней.

Они возвращались через лес в Милорадово, то и дело переглядываясь, вспоминая тот самый день, когда впервые сказали друг другу «ты», когда впервые стали так близки друг другу. На залесной аллее Андрею пришлось взять Анну на руки, чтобы перенести через широкую лужу, да так и не выпустил ее после, нес по аллее, пока не подошли к партеру. Только там поставил ее на ноги, обнял молча, пряча лицо в ее растрепанных волосах. И Анна обхватила его руками, царапала сукно мундира, борясь со слезами, навернувшимися на глаза в этот миг.

— Я напишу. Тут же, с первой же станции, — проговорил он, и она кивнула, поднимая на него глаза. — Ты не жалеешь, милая?

— Не жалею, — прошептала она в ответ. Быть может, она должна ныне страдать от того, что уступила ему снова, забыв о девичьей чести, но этого не было. Повернись время вспять, она бы не изменила бы ни этот день, ни ту ночь. — Ни о единой минуте не жалею.

— Ты напиши мне, коли будет… Я изыщу возможность, Анни, приеду тотчас. Обещаешь?

Она обещала, отчего-то уверенная, что того, о чем он говорит, не будет, вцепилась в его руки, не в силах разжать пальцы, развернуться и уйти в дом, в окнах которого мелькали огоньки свечей. Лакеи, переходя от одного оконного проема к другому, снимали ставни, еще недавно защищающие стекло от порывов ветра и тяжелых капель. Но даже поверни те головы в сторону парка, не заметили бы стоявших в залесной аллее Андрея и Анну, настолько надежно их укрывала тень деревьев и сумрак приближающегося вечера.

— Ты должна идти, милая. Как бы ни хватились, — напомнил Андрей, прижимаясь лбом к ее лбу, заглядывая в ее глаза. Он обещал себе еще минуту назад, что выпустит ее из своих рук, поспешит к коню, которого оставил на привязи у сарая. — Ты должна идти, милая…, - а сам уже целовал в губы, запуская пальцы в ее волосы и прижимая ее голову еще теснее к своим губам.

Они трижды размыкали руки, расходились в стороны, но Андрей так и не мог уйти из аллеи, а Анна все возвращалась, сделав несколько шагов от него прочь.

— Обещай мне, — прошептала она запальчиво, намереваясь уйти непременно в последний раз, как сказала ему до того, прижималась щекой к его груди, слушая мерный стук сердца — Обещай мне, что вернешься! Обещай, что вернешься! Я прошу тебя! Только вернись!

И только получив тихое «Обещаю!», смогла расцепить пальцы, выпуская его ладони, развернулась к дому, побежала по краю партера, скрываясь у кустарников от лишних глаз, что могли наблюдать за ней из окна дома. Андрей не ушел тут же, как говорил ей, а остался на месте, наблюдал со своего места, как она пересекла партер и подбежала к дому. Там Анна остановилась на миг, обернулась к парковым аллеям, словно ища его взглядом, и он поспешил укрыться за зеленью аккуратно постриженного куста сирени.

— Я люблю тебя, ma Anni, — прошептал Андрей, только ныне выпуская на волю эти слова, что жгли ему душу, ныне, когда она не могла услышать их. Слишком рано говорить их ей, считал он. Быть может, позднее, когда он вернется сюда в Милорадово. А он вернется сюда. Непременно вернется! Иначе и быть не может.

Анна долго сидела в темноте черной лестницы на самой нижней ступени, на которую опустилась, едва шагнула сюда из вестибюля. Ее никто не заметил — ни зевающий швейцар, ни лакей, с которым тот о чем-то говорил тихо. Оставалось только подняться по лестнице и проскользнуть в свои комнаты, а там уже спрятаться в постели, укрыться с головой покрывалом и лежать, вспоминая каждый миг, каждый поцелуй, каждый взгляд. Она покрутила на пальце кольцо, которое надел на ее руку Андрей, поцеловала его камни, улыбаясь, и только потом побежала вверх по лестнице.

В будуаре никого не было — ни Глаши, ни Пантелеевны, и Анна поспешила пройти в спальню, довольная, что ее возвращение осталось незамеченным. Скорее всего, и та, и другая уже решили, как скрыть ее долгое отсутствие в доме. А уже в спальне она встала, как вкопанная, разглядев в полумраке комнаты мужской силуэт на фоне светлого пятна окна.

— O-la-la! Regardez voir! [259] Кто почтил своим присутствием нас? Mademoiselle Annette! Или она уже не mademoiselle [260]? — Петр вдруг в два шага преодолел расстояние от окна, у которого стоял до сестры, схватил ту за руку и развернул спиной. А потом резко повернул лицом к себе. — Как понимать, моя любезная, что твое платье в идеальном порядке, когда вышла ты вон из спальни несколько часов назад не в подобающем девице виде? Неужто какую справную горничную отыскала, бродя по лесам в грозу?