Марина Струк - Обрученные судьбой

• Название: Обрученные судьбой
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

Начало XVII века. Время крови, разногласий и войн на Руси. Время Великой Смуты.

Именно в это время судьба сводит литовского шляхтича Владислава Заславского и Ксению, дочь московского боярина Калитина. Они не должны были встретиться, они слишком разные по вере и обычаям. Они должны быть врагами, ибо их народы схлестнулись меж собой в жестокой и кровавой войне. Они должны ненавидеть друг друга, ибо его сестра была угнана и убита русским боярином, а один из ее братьев погиб при битве под Кромами от руки польского наемника.

Но у судьбы свои правила и свои планы. Для каждого на этой земле. Судьба решила, что они должны встретиться. Судьба решила соединить их. Наперекор всем событиям, наперекор остальным людям, наперекор их собственной воле…

И придет любовь. Как благословенный дар…

Вот только каким будет это дар судьбы для них — на счастье или на горе? И каково это, когда сама судьба обручила тебя, навеки соединяя твою руку с тем, кого ты любить не должен?

---

— Перенесите его в шатер, ну же! — прикрикнула Ксения, видя растерянность обступивших шляхтича пахоликов. А потом повернулась к Ежи. — Нам нужно займище. Любое. У каждого хозяина есть медвежий жир. Хорош он от кумохи, коли она тело сжигает так, как ныне… Пошли людей кров искать в округе.

Она проследила взглядом, как бережно перенесли Владислава в шатер, укрывая его от дождя моросящего под тканевым кровом, слышала, как засуетилась пробудившаяся Катерина, что-то вполголоса приговаривавшая. Ксения сжала руки, борясь с диким желанием, забраться туда внутрь, сесть подле него, укрыть его своим телом от невзгод. Но она осталась на месте, зная, что если поступит так, то все, обратной дороги не будет для нее.

«Ты! Ты, блудница вавилонская! Грешница, предавшая свой народ из-за бесовской маяты! Это ты!», — так ясно в голове прозвучал голос матушки Полактии, что Ксения вздрогнула от неожиданности. Все верно, блудница она, отдалась по своей воле ляху некогда, а ныне снова отдавала ему сердце свое и душу, что никак не должны ворогу принадлежать. Она опустилась на колени прямо в мокрую траву и принялась молитвы читать, умоляя Господа помочь ей с мороком, что охватывал все больше и больше. Она шептала и шептала, а после вдруг поймала себя на том, что уже не молитвы читает, а только и повторяет шепотом:

— Господи, сохрани ему жизнь, исцели его от кумохи, что тело терзает! Господи, сохрани ему жизнь!

— Туман, почему снова туман? Ежи! Ежи! Клятый туман! — раздался из-за ткани шатра позади Ксении громкий голос Владислава, а потом он закричал, заставляя сердце Ксении сжаться от боли так сильно, что слезы выступили на глазах. — Ксеня! Ксеня!

Я не должна идти к нему! Я не должна! А сердце при каждом крике обрывалось куда-то вниз, падало больно, билось в груди, будто птица в клетке. Ксения закусила губу, стала читать мысленно житие святых, что так часто повторяла в скиту, но не могла не слышать этого зова, рвущего ее душу. Он замолчал вскоре, успокоенный тихим голосом Катерины, видимо, приняв ту за нее, что так настойчиво звал, но его голос зовущий все звучал в голове Ксении, ни на миг не умолкая.

Он мой ворог, робко вдруг сказал разум и заставил вспомнить, как горел скит, как насильничали над черницами и белицами ляхи, как шипела в лицо свои обвинения матушка. Но перед глазами вместо этих картин встали глаза Владислава, полные нежности и тепла, зазвучали не крики боли, а его шепот: «Моя драга… моя кохана…».

На плечо Ксении неожиданно опустилась тяжелая ладонь, но она даже не шевельнулась, не оглянулась на стоящего позади нее.

— Пахолики нашли дым в лесу, — глухо произнес Ежи. — Сбираться надо да туда ехать.

Она повернула к нему заплаканное лицо, сначала не поняв, о каком дыме тот говорит, а потом кивнула, быстро поднялась с колен, избегая хмурого взгляда усатого ляха.

— Я вот иногда, ведаешь, о чем думаю? — вдруг произнес он, когда она уже отходила от него прочь, но замерла, услышав его голос. — Кем ты послана была в жизнь его? От рогатого ли или от Отца Нашего? И зачем? На гибель или на благо? Вот что уразуметь не могу до сих пор.

А мне, хотела ответить Ксения, мне на что тоска эта сердечная? И от кого мне морок этот послан, что никак вытравить из себя не могу? Но ничего не ответила она Ежи, прикусив губу, пытаясь остановить слезы так и катящиеся без устали из глаз.

Да тот уже и не ждал ответа, а руководил пахоликами, сооружавшими из шатра подобие носилок, чтобы отвезти шляхтича своего под кров дыма, что высланные в округу дозорные неожиданно отыскали в лесу. Дым этот был невелик — небольшой сруб под крышей из березовой драни, пара построек да небольшая крытая площадка — сенник, где ныне лежало укрытое от дождя сено, заготовленное для скотины. Заслышав ржание лошадей, в дверях избы показалась фигура, в которой сквозь пелену вдруг снова припустившего дождя разглядели женщину. К ней подошел Ежи, оставив лошадь свою и остальных путников за заметом, показывая тем самым, что прибыл он не с угрозами. Они о чем-то переговорили с женщиной, что потом отставила в сторону вилы, махнула рукой, мол, заезжайте скорее. Пахолики тотчас двинулись на двор, аккуратно везя подобие носилок, на которых лежал больной, снова затихший, провалившийся в глубокий сон.

Ксения оглядывала двор с опаской, ей было не по нраву ни то, что займище стоит с лесу, ни то, что не было видно никого из мужиков на дворе. Вдруг те, где схоронились и только ждут момента, чтоб налететь на ляхов из укрытия да перебить тех. А потом пожала плечами, от судьбы не уйти, ей ли не знать это.

Ежи подтолкнул ее к избе, куда занесли Владислава, и ей пришлось зайти внутрь, быстро перекрестившись на образа в углу.

— Господи помилуй тебя, хозяйка, — проговорила она суетящейся над Владиславом женщине. Та обернулась к Ксении, чтобы ответить, и она замерла, поразившись, красоте той, чей покой они столь нежданно нарушили. Темные, чуть раскосые глаза (явно дань предкам, что когда-то принесли в род дитя от захватчиков Руси), тонкие брови, узкий нос и пухлые губы. Цвета волос Ксения не могла видеть под убрусом, но была готова спорить, что те были темные, будто соболиный мех, и блестящие, как шелк дорогой.

— Аминь, — проговорила хозяйка, окидывая взглядом вошедшую. Потом так же быстро оглядела мокрую Катерину, что ступила следом из сеней. — Подмога мне нужна от вас. В самое время недужий ваш ко мне в руки попал. Еще один день, и кумоха к себе бы забрала. В баню его надо нести. Пропарить хорошенько да растереть его жиром с травами моими. А после отварами с медом напоим и встанет на ноги, сокол твой, кареглазая.

Катерина вспыхнула алым цветом, краснея от слов хозяйки, а Ксения закусила губу от досады, что Владислава отнесли к зазнобе Катерининой. Но промолчала, желая утаить от всех клубок чувств, что распирал грудь, принялась помогать хозяйке во всем, что говорила им — собирала в большую плетеную корзину чистое полотно, какие-то глиняные бутылочки, мешочки с травами. Катерину же послали за водой во двор к колодцу, чтобы нагреть ту в печи, да ляхам приказать, чтобы растапливали баню, что за овином стояла, недалеко от омшаника {1}.

В избе было темно, только горела лампадка маленькая у икон в углу горницы, да скудный свет падал от огня, что не был плотно спрятан за заслонкой печной. Насколько могла судить Ксения, в горнице было чисто прибрано, пахло не скотиной, как обычно у холопов, а полынью, что стелили от блох на пол, да чем-то приятным, но что нос Ксении так и не сумел распознать. Мебели было мало, но вся она была добротная, красиво украшенная дивной резьбой, что говорило об искусной руке мужчины, вырезавшего ее. Ксения отметила мимоходом и печь, явно недавно побеленную, и эту мебель справную, и вновь подумала о хозяине этого займища. Где он прячется? И когда нанесет удар исподтишка, напав на ляхов, когда те совсем расслабятся, разомлеют от тепла, крова над головой и сена мягкого?

Ксения только хотела спросить хозяйку о том, где муж ее, словно мимоходом интересуясь, пока та, придвинув невысокую лестницу, что-то ищет на полке, прибитой почти под потолком, шикая попутно на дитя, что показало круглое личико, обрамленное темными вихрами, с печки, как вдруг раздался какой-то писк, постепенно сменившийся громким младенческим плачем. Хозяйка обернулась на плач, и Ксения тоже повернула голову в сторону, куда та глядела. В углу горницы, плохо освещенном скудным светом, висела колыбель, сплетенная из гибких прутьев ивы. Оттуда-то и раздавался плач младенчика.

На скамье тут же стал ворочаться Владек, пробудившийся от сна этим громким криком, что-то заговорил в голос, повышая его с каждым словом.

— Покачай его, ближе стоишь! — приказала хозяйка. — А то покуда я сойду, наш недужий тут все разнесет ненароком.

Сперва Ксения не поняла, о чем та говорит, а удивилась — доверить дитя незнакомой женщине, что свалилась незнамо откуда с отрядом ляхов. Но в хозяйке ее многое удивляло ныне, как и в этом дворе, где они нашли укрытие и помощь в борьбе с кумохой, потому она все же сделала пару шагов к колыбели и качнула ее робко. Плач смолк, и она заглянула в колыбель, не в силах сдержать своего любопытства. На Ксению из вороха полотна глядели маленькие темные глазенки, также осматривая незнакомое лицо, что склонилось над колыбелью, пухлые губки шевельнулись, выпуская изо рта маленький пузырь, заставляя Ксению невольно улыбнуться.

«…. Ведь у нас родится сын. Мальчик с твоими дивными глазами цвета неба.

— И твоими волосами цвета вороньего крыла…»

Ксения вздрогнула от этого шепота, промелькнувшего в голове, а потом вдруг внизу живота возникла острая боль, разрывающая тело пополам. Она согнулась, отшатнулась от колыбели, ловя ртом воздух. Что происходит? Откуда эта боль? А потом вдруг увидела свои перепачканные руки, свою рубаху белую, насквозь пропитанную алой кровью, что лилась из ее тела.