Сьюзен Флетчер - Колдунья

• Название: Колдунья
• Автор: Сьюзен Флетчер
• Издательство: Азбука-Аттикус
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-02240-9

Почти сто лет назад официально закончилось Средневековье, но на Британских островах по-прежнему казнят обвиненных в колдовстве.

У Корраг так погибла сначала бабушка, а потом и мать. Теперь и сама юная знахарка брошена в тюрьму, а на городской площади неспешно строится эшафот. Для суеверных обывателей она проклятая ведьма, для узурпатора Вильгельма Оранского — свидетельница преступления, совершенного его вассалами в горах Шотландии. Но кем она станет для ирландского священника, которого привела в эту северную глушь секретная миссия?

---

Я слышала слово «избивать»… Я видела его сверкающие черные глаза.

Да, всегда есть грусть. Всегда есть скорбь. Люди говорят, наша жизнь до краев наполнилась бы тяготами и горем, если бы мы это допустили. Если бы позволили очерстветь своему сердцу.

Возможно, мне нужно было остаться. Присесть рядом с Глен-Лайоном и поговорить с ним. Но что это могло изменить?

У мужчин свои приказы.

Позже я услышала волчий вой.

Остановившись в снегу, я закрыла глаза. Он звучал так печально. Звук отражался от холмов. От Бидеана он полетел на юг и долго еще кружил вокруг Койре-Габайла, словно волк рядом. И каким-то образом вой эхом отразился во мне.

Гормхул. Однажды она сказала: «Приходи ко мне. Когда волк позовет».

«Слушай голос сердца, малышка». И я знала, что должна быть с ней. Я знала, что она та, кто видел, — и я оставила водоросли сушиться на свесе крыши, а коз спать, положив их головы друг на друга, и побежала, побежала.

Разве они не везде? Разве знаки не везде, мистер Лесли? Ох, теперь я это вижу. Они прозрачны, как дождевая вода, как волнение сердца. Тишина падающего снега и черные буквы. Олень пропал, унес свои рога и мудрые глаза на вершины, прошагал через болото, и разве летучие мыши не покинули насиженные места под горбатым мостом перед тем, как мою мать забрали и связали ей руки? А когда я в последний раз слышала сову? Она не ухала уже много ночей.

Мир шепчет нам, и мы должны его слышать. А когда мы не слышим его, то обнаруживаем себя бегущими по пояс в снегу и печальная песнь алкоголика звучит в ушах. Я знала, в чем правда, — я была уверена в этом. Светила утренняя звезда, сучья на деревьях ломались под весом снега, и: «Ты придешь ко мне, когда волк завоет. Придешь».

Я шла. Я бежала к Гормхул. И я быстро бежала в ту ночь — быстро, словно волчий вой пробудил меня, я мчалась вниз по ущелью через скалы и замерзшие лужи. Я бежала на восток, сердце колотилось бум-бум, я дышала вдох-выдох, вдох-выдох, направляясь к пологим склонам Темной горы и думая: «Будь там, будь там», а вдруг ее там не окажется? Что тогда?

Я тащилась вверх по камням. Соскальзывала, разбивала колени.

Но она была там. Она сидела, подобрав под себя ноги и сложив руки на коленях. Ждала.

— Ага, — сказала она.

Я упала. Упала перед ней, положила руки ей на колени, не смущаясь струпьев и кислого запаха.

— Гормхул, я слышала волка — слышала его зов, — прошептала я. — Он выл так горестно… И я пришла к тебе…

Она улыбнулась:

— Почему ты пришла? Ко мне?

— Потому что ты велела мне сделать так!

— Нет. — Она потрясла передо мной пальцем. — Потому что ты знала, что нужно прийти, время пришло.

— Время? Для чего?

Я пытливо смотрела на нее. На короткий миг мне показалось, что я могу видеть даже сквозь нее, сквозь ее кожу — что я могу видеть правду о ней. То, как жесток был мир с этим одиноким, мучимым призраками, полубезумным существом.

Я огляделась. На вершине было так тихо, что я спросила:

— Где Тотиак? Луйрак из Тирей?

Шел слабый мелкий снег. Он не падал, висел в воздухе у ее лица, оседал на бесцветных волосах.

— Ушли.

— Куда ушли?

Она сжала губы, на них мелькнула улыбка, но во взгляде сквозило одиночество.

— Убежали.

— Убежали? Почему они убежали?

Гормхул выдохнула и покачала головой:

— Ты знаешь. Все твои разговоры о даре предвиденья. Ты думаешь, будто во мне говорит белена. Это все тухлые разговоры. Детский лепет… Это не белена говорит.

— Я не понимаю, — прошептала я.

Она вытерла нос ладонью и огляделась. Обвела взглядом вершину Темной горы, пустой очаг и кости животных и на мгновение стала такой бесконечно печальной, что мне захотелось дотронуться до ее руки, чтобы успокоить ее сердце. Но я этого не сделала, потому что она повернулась. Облизнула зубы.

— Грядет кровь, Корраг. Она идет. Девчонки расправили крылья и улетели, потому что будет больше крови, чем они знают или хотят знать. Она идет. Мужчина идет.

— Кровь? Мужчина?

— О да. Он напишет пару слов о тебе. О тебе, о твоих сверкающих железных запястьях…

Я посмотрела на свои запястья. Они были в порядке — из плоти, а не из железа.

— Он придет, да, это так. И тебе не будет холодно слишком долго. Станет горячо. Станет огненно-горячо…

Я не понимала. Я не знала, о чем она говорит, отступила от нее и коротко взвыла, я чувствовала, что в воздухе висит снег и правда, которую я не могла ухватить, и творится что-то странное.

— Я не понимаю, о чем ты! — сказала я. — Я не могу понять…

Она взяла мою руку. Подержала ее.

Я смотрела, как моя маленькая рука зажата в ее синих когтях.

— Ты можешь. Ты поймешь. Не ты ли всегда слушала голос сердца, дитя? Разве не он привел тебя сюда? — Она наклонилась вперед. — Слушай его теперь. Слушай его сейчас…

Я посмотрела сквозь нее. Сквозь ее человеческое лицо, покрытое рытвинами и синяками. Я видела печаль, тяжелую жизнь и свои глаза, отражающиеся в ее глазах. И, заглянув в собственные глаза, я увидела траву и желтые одуванчики, и, пока их семена плыли по воздуху, человек топил котят, а я знала. Сердце сказало: «Беги! Спаси их!» И я послушалась, и побежала по траве, и спасла пятерых серых кошек, которых должны были утопить, но они выжили! Они остались живы. Я моргнула и продолжала смотреть в свои глаза в глазах Гормхул. И я увидела мать — не болтающейся в петле, а стоящей в своих юбках с руками, связанными за спиной, и развевающимися волосами. В последний миг перед тем, как люк сделал бах, она, наверное, посмотрела на осеннее небо и подумала обо мне — обо мне. Наверное, мысль обо мне была последней. Я была ее единственной, всеобъемлющей любовью, и она улыбалась, когда умирала, потому что думала обо мне. Я знала это. Я была уверена в этом. Скрючившись во влажном приграничном лесу, я подумала: «Она вот-вот умрет» — и послала ей столько любви, что она, должно быть, почувствовала это на эшафоте — она почувствовала любовь дочери. Я знала, что это так! Что еще? Стоя на коленях перед Гормхул, я увидела лицо болотника, пятно цвета сливы, его рот, и я увидела, как шевелились его губы, когда он говорил мне: «Хайленд». Хайленд… И я услышала голос сердца и толкнула кобылу вперед. И когда я вдохнула воздух ночных гор и опустилась на колени, чтобы ощутить холодный засасывающий торф под рукой, разве мое сердце и все мое существо не сказало этому «да»? «Наконец. Здесь». Разве я не заплакала, стоя на коленях? Разве я не стремилась всегда сюда — в Гленко? Он звал меня. Он пел мое имя все эти долгие годы, дожидаясь, пока я приду на его земли с паутиной в волосах и колючками на юбках. Он ждал и звал меня — и я пришла.

И «он»…

Я стояла на коленях в снегу и смотрела на Гормхул. Я смотрела ей в глаза и видела свои глаза. И я подумала: «Он — Аласдер».

Из всего, что знало мое сердце, оно знало «он» лучше всего.

«Никогда не люби человека», — я кивнула Коре, когда она говорила это. Я шептала: «Я не буду». Но даже тогда — даже тогда! Будучи ребенком! Я слышала, как сердце трепещет под ребрами, крича: «Ты полюбишь! Полюбишь! Полюбишь!» И много лет спустя в комнате, освещенной светом восковых свечей, под шум дождя, я увидела его лицо и полюбила.

Гормхул сказала:

— Тебе нужен дар предвиденья? Обучить тебя ему? Полубезумное созданье… Он у тебя уже есть.

И она говорила правду. Он был у меня. Я знала это, стоя там на коленях. Он у меня всегда был, ведь он есть у всех — все люди рождаются с этим даром, потому что это голос сердца. Это песня души. Дар живет в тебе вместе со звездным небом, вместе с пчелой, что жужжит, взлетая с цветка. Когда кто-то делает добро — ты или другие. Когда по рукам бегут мурашки от поющих у огня голосов или когда глаза наполняются слезами умиления. Потому что в такие моменты сердце говорит. Оно говорит «да!», или «он!», или «налево», или «направо». Или «беги».

Дар есть у всех нас. Но я думаю, что такие люди, как мы, — одинокие, любящие этот ветреный мир, — яснее слышат сердце. Мы чувствуем, как оно бьется. Мы видим сердцем.

Мы посидели так немного. Моя рука в ее руке. Падал снег.

Потом она наклонилась. Она приблизила губы к моему уху, так что я ощутила ее дыхание и почувствовала ее влажные волосы у щеки, и она сказала слово, которое я говорила себе всю жизнь, — слово, которое сердце ведьмы поет вновь и вновь, ночь за ночью. Слово дара предвиденья.

— Корраг?

— Да?

— Ты должна бежать.

Я так и поступила. Я побежала. Оставила ее сидеть на снегу и ринулась вниз с горы, скользя по льду, ударяясь о скалы. Я бежала по дну долины, думая: «Быстрее! Быстрее». Потому что я знала. Я знала.

Это не то, что видят глаза, — нет. Я думала, что это так! Я думала, дар предвиденья — это сон, или видение, или когда внезапно начинаешь задыхаться. Я думала, что истина может прийти ко мне в хижину, словно призрак, и произнести свое имя, что я смогу найти ее, если прошепчу его. Но, мистер Лесли, я ошибалась.