Аркадий Адамов - Час ночи

• Название: Час ночи
• Автор: Аркадий Адамов
• Издательство: Келвори
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-85917-071-8, 5-85917-065-3

Повесть «Час ночи» — это продолжение получившего известность цикла романов и повестей об инспекторе МУРа Виталии Лосеве и его товарищах, об их сложной и самоотверженной работе.

---

— Понятно, Миша, понятно.

— Ну и лады. А то, Вова, и так невозможно как душно!

— А всё-таки жить можно, — бодро добавил очкастый. — Вполне можно. — И, понизив голос, добавил: — Ну, спасибо за угощение, обед был восхитительный. Долго не забуду.

У огромного зеркала они распрощались, даже обнялись напоследок и вышли из ресторана, мгновенно смешавшись с толпой прохожих на тротуаре.

Михаил Прокофьевич равнодушно посмотрел в ту сторону, где исчез его приятель, и решительно повернул в противоположную, всё ещё испытывая неприятный осадок от состоявшегося разговора. В голове свербила и не давала покоя тревожная мысль: «Что этот сукин сын придумал?» И хотя ему нужно было как раз в ту сторону, куда направился Владимир Сергеевич, он сознательно сделал немалый крюк и в конце концов выбрался на нужную ему улицу. Жаркое летнее солнце заходило где-то далеко за городом, и лучи его ушли высоко в небо, погрузив раскалённый за день город в душную сумеречную мглу, и ярко вызолотили края потемневших облаков на всё ещё голубом небе.

Михаил Прокофьевич бодро прошёл улицу чуть не до конца, немножко гордясь собой, что не вызвал машину, а вот после такого обеда — всё-таки заставил себя пройтись, протрястись, несмотря на изнурительную жару. А что делать? И так уже разнесло чёрт-те как.

Наконец он дошёл до нужного дома, без всякой надобности почему-то осторожно огляделся и, естественно не заметив ничего подозрительного, свернул в небольшой полутёмный двор. Обогнув зловонный помойный ящик с набросанным вокруг него мусором, Михаил Прокофьевич толкнул потрескавшуюся, с облупленной краской дощатую дверь. Та подалась с препротивнейшим скрипом, и за ней показалась узкая неряшливая лестница с покосившимися перильцами и какими-то затёртыми надписями на потемневшей от пыли и копоти стене.

Брезгливо не касаясь перил, Михаил Прокофьевич, тяжело отдуваясь, поднялся на третий этаж и позвонил в одну из дверей, после чего для верности постучал по ней костяшками пальцев. Но за дверью не слышно было признаков жизни. Михаил Прокофьевич досадливо крякнул и собрался было снова звонить и стучать, когда наконец услышал шаркающие приближающиеся шаги и знакомое покашливание.

Дверь открыла полная седая старушка; пушистые волосы серебряным нимбом окружали розовое расплывшееся лицо со слезящимися глазами.

— Он здесь, мама? — заходя, тихо спросил Михаил Прокофьевич.

— Здесь, здесь…

— Никуда не выходил?

— Как ты велел, так и делает. С дивана к столу и обратно. — Старушка зябко повела плечами. — Страшно мне с ним, Михаил. Которую ночь не сплю. Ведь сущий бандит.

— Что вы, мама! Какой он бандит! Он несчастный человек. И я ему помогу. Вы пока не заходите к нам.

Михаил Прокофьевич, пригладив ладонью волосы и для чего-то одёрнув пиджак, направился в комнату.

Дверь он распахнул резко, без стука, и лежавший на диване человек мгновенно приподнялся, но, узнав вошедшего, уже лениво опустил ноги на пол, встал и потянулся всем телом. Это был худощавый невысокий паренёк лет двадцати двух. Большие тёмные глаза его на узком лице смотрели насторожённо, недоверчиво, и это совсем не вязалось с вялыми его движениями. Тёмные волосы торчали на голове во все стороны, как воронье гнездо, — видно было, что парень долго валялся на диване, — и на одной стороне лица отпечатались красные полосы от диванной подушки.

— Здравствуй, Николай, — добродушно сказал Михаил Прокофьевич, подсаживаясь к столу, и расправил мизинцем усы, — Ну-с, как настроение?

Парень, разминаясь, прошёлся из угла в угол по комнате, покрутил руками, потом, нагнувшись, пристально посмотрел в окно и только после этого сказал:

— Тоска заела… Не могу больше.

— Ничего, ничего. Терпи. Скоро будет весело.

Парень с размаху опустился на стул по другую сторону стола и, подперев подбородок кулаками, исподлобья посмотрел на Михаила Прокофьевича:

— Ты ведь мне, дядя Миша, не веселье обещал. А я у тебя здесь, считай, неделю уже кукую. Сколько можно?

— Сколько надо, — ледяным тоном произнёс Михаил Прокофьевич. — Запомни это. Но в одном ты прав. Я тебе не веселье обещал. Я тебе прежде всего свободу обещал. Тебе где интереснее сидеть, здесь или там? — Он кивнул на окно. — Я ведь тебе показывал Уголовный кодекс. За то, что ты сотворил, полагается от трёх до пяти лет. Тебя это устраивает?

— Да не со зла же я! Нечаянно всё получилось!

— А вот это уже никого не касается, со зла или нет. Важен факт и результат. Факт налицо, и результат тоже. Больше суду ничего не требуется, учти. Я знаю, что говорю.

— Давить их в таком разе надо, судей этих.

— Давить ты «в таком разе» будешь вшей в бараке, — иронически поправил его Михаил Прокофьевич. — И никак не меньше пяти лет. Если я тебя продам, как ты выражаешься. А я этого не сделаю лишь при одном условии.

— Это каком же, интересно?

— Если ты мне будешь нужен. Если будешь полезен. Иначе я и продавать тебя не стану, просто выгоню отсюда, только и всего. И через два дня ты уже в каталажке. Элементарно.

— Ладно, дядя Миша, — нахмурился парень. — Этот вопрос, будем считать, ясен. Переходи ко второму. Что ты мне ещё обещал?

— А ещё обещал я тебе, Николай, деньги. Но их заработать надо.

— Мне теперь без них зарез, — вздохнул парень. — Я чего хошь буду делать.

— Не в этом суть, точнее, не это главное. Главное тут в другом, — покачал головой Михаил Прокофьевич. — Мне нужен верный человек, Николай. Преданный.

— Да вернее меня ты на всём свете не сыщешь! — с горячностью воскликнул парень. — Я, дядя Миша, добро знаешь как помню! А ты меня из такой беды выручаешь!

— Это ты сейчас так говоришь. А вот если тебе побольше денег предложат?

— Я верность деньгами не мерю, дядя Миша.

— Правильно. Для этого одних денег мало. Любви от тебя не дождёшься. Ты и мать-то родную не любишь.

— Ну-ну!..

— Не нукай! Знаю. Я с вами не первый год в одном доме живу. И знаю, что любить-то мать тебе, вообще говоря, не за что. Хорошие матери в детдом родных детей не сдают, чего уж там говорить. А твоя вон — пожалуйста. Ну да это я к слову. Значит, на любовь твою рассчитывать не приходится.

— Вы не девка.

— Это уж точно. Что же остаётся кроме денег? Остаётся, Николай, ещё страх. Обманешь — пойдёшь в тюрьму. Это тоже элементарно.

— Это для меня страшнее всего, дядя Миша. Да и для всякого, я думаю, а?

— Чего уж хуже, — слегка нахмурился Михаил Прокофьевич.

— Я вот в одном северном городе работал. Электриком. На автобазе.

— Это как же тебя туда занесло, на Север?

— Очень даже просто занесло. Не люблю на одном месте сидеть. Как в армии отслужил… Эх, хорошее время было! Считай, дядя Миша, самое лучшее в моей жизни. Дружное, весёлое, умное время. Да… Ну а как отслужил, то уж дома не задерживался. Вещей у меня всего полчемодана. Всё при мне. Ту-ту, мать честная! И непременно по железной дороге. Чтоб из окна всю землю видеть. И ведь никогда ничего одинакового не увидишь. Всё разное — и леса, и поля, и реки. И такая иной раз красотища за окном вдруг выглянет, аж плакать охота, ей-богу! Так бы и выскочил! А один раз так и выскочил. Прямо на полустанке одном. Потеха! Мне тётка-проводница кричит: «Ты куда, ненормальный?! Тебе ещё полтыщи километров ехать!» А я с поезда айда, как заяц. И прямо в лес. На другой день через поле в посёлок пришёл. Полгода там электриком в совхозе трубил. Все леса вокруг обошёл, все озёра обплавал. Хорошо мне там было, вольно, красиво.

— Что ж не остался?

— А хватит! Дальше потянуло. В другие места. На пустыню охота была поглядеть, на верблюда.

— И уехал?

— Ага! В Бухару. А оттуда в Навои. Вот чудо, дядя Миша: город в пустыне! Красивый, белый. Новый совсем. Стоит, как этот… Ну как это?.. Чего там в пустыне бывает?

— Мираж?

— Во-во! Мираж. Ну сказка! Встанешь и замрёшь. Вот так. Тоже пожил там немало. Месяца четыре.

— И опять в дорогу?

— Ага.

— И за всё время ты и стула себе не купил?

— А на кой он мне? В общежитие, что ли, со своим стулом переться?

— Так всё и пропивал, что зарабатывал?

— Зачем пропивать? То девкам на подарки, то кореши займут без отдачи. Ну там матери чего пошлёшь. Куда денешься?

— Ну-ну, и куда тебя дальше из пустыни понесло?

— А дальше вот как раз в тот город. На Север. Первый раз я там тундру увидел. Во, дядя Миша, красота где! Летом, конечно. Ну поглядишь — и душа поёт! Форменно петь начинаешь. Мне один так сказал: «Ежели жить вдруг не захочется, то на тундру в цвету посмотри». — Парень вздохнул и, глядя в окно, глухо закончил: — Ладно, дядя Миша, говори, чего от меня требуется. Не обману я тебя.

— Чего требуется? — переспросил Михаил Прокофьевич и мизинцем аккуратно расправил усики, трубочкой вытянув при этом пухлые губы. — Вроде и немного. Всего лишь съездить в Москву, отвезти груз одному человеку. В целости и сохранности, конечно. А обратно привезти портфель. Запертый. Вот и всё. Элементарно?