Константин Сергиенко - Дом на горе

• Название: Дом на горе
• Автор: Константин Сергиенко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1986

Повесть посвящена детям с трудной судьбой. Они живут в интернате. Одни ребята совсем не знают своих родителей, другие встречаются с ними редко.

---

— Какого Данилова?

— Юля рассказывала.

— А, который разбился… Нет, я маленький был. А тебе зачем?

— Просто так. Юля сказала, что доцент хуже.

— Вот в чем дело! Ревнуешь? Правильно делаешь. Этот скользкий тип давно подкатывает к Джульетте. Цветочки дарит.

— Ухаживает? — удивился я.

— Называй как хочешь, Я его терпеть не могу. Но он нужен папаше.

— А Юля? — спросил я.

— Что Юля? Тоже себе на уме. Любит обожание. На комплименты падкая. Да чтоб все были взрослее ее. Так что, скажу тебе по секрету, шансов у тебя мало.

— Да я и не собирался.

— Они думают, что мы маленькие. Они не учитывают, что мы подрастем. Мы взрослеем, а доценты лысеют.

— Видал, какая у него лысина? А у вайделота брюшко.

— Какого?

— Ну, Машкиного.

— А, этого… По-моему, нет у него никакого брюшка.

— Будет! — уверенно сказал Роман. — Пусть только попробует сунется к Машке, голову оторву.

Я засмеялся.

— Чего ржешь? В гневе меня не видел? Увидишь. В прошлом году я такую истерику закатил, «скорую» вызывали.

— Ты думаешь, она в него влюблена? — спросил я.

— Черт его знает. Разве у Машки поймешь. Она скрытная. Я ничего в ней вообще не понимаю.

— А чем же она тебе нравится?

Роман задумался.

— Она красивая. Знаешь, кто Машка по древнегерманскому гороскопу? Ель. Там все про нее сказано. Красота сурового типа, скрытность, болезненное самолюбие. Неумение наладить контакт с окружающими.

— Ну уж… — сказал я.

— Ты веришь в гороскопы?

— Не знаю. Я читал, что в наши дни они неправильные. За две тысячи лет положение светил на небе изменилось. Это называется перцепция. Теперь над нами совсем не те планеты, которые были раньше. В июле какой знак идет?

— Рак.

— Ну а на самом деле сейчас какие-нибудь Близнецы.

— Где ты читал? — спросил Роман.

— В новой книге про календари.

Он стал расспрашивать, где я достал книгу и кто автор. Его смышленая голова уже прокручивала ситуацию, в которой он мог посрамить какого-нибудь знатока гороскопов.

— Как, говоришь, слово? Ну это, смещение…

— Перцепция.

— Перцепция… — повторил он важно. — Но это надо проверить. Что касается Машки, то на нее перцепция не действует. Можешь поверить.

— Что-то ты уж сильно увлекся.

— В меру. Но я планирую до конца каникул.

— Как это до конца каникул?

— Если ничего не получится, переключусь на другой объект. А кроме того, будет некогда. Учеба.

— Неужели тут можно планировать?

— Я учусь подчинять свои чувства. Знаешь, как у йогов. Штепсель из розетки — и все.

— Хорошо устроился, — сказал я.

— Только так. К чему бессмысленные страдания? Тем более с таким человеком, как Машка.

— Каким?

— Я же говорил тебе, что она ведьма. Умеет предсказывать. Уже два раза предсказала.

— Что?

— Мало ли что. Но меня волнует третье ее предсказание. Она, между прочим, намекнула, что Юлька и институт не поступит. Вот будет хохма. Все уже обеспечено, со всеми договорились, и не поступит. Я лично буду рад. Терпеть не могу, когда дети идут по стопам родителей. Это вырождение. Раз мама кончила институт культуры, значит, и дочку туда.

— А что плохого в институте культуры?

— Да ничего! Почему именно в этот? Пускай едет в Москву. Там тоже разные институты. Нет же! Хотят при себе держать. Так и со мной будет. Все родители эгоисты. Я удивляюсь еще на твоих. Как умудрились тебя оставить?

— Я же тебе объяснял.

— Меня будут всю жизнь преследовать. Папаша уже намекал, что, если не буду рыпаться, подарит автомобиль. Дудки! Меня не купишь.

— Машина вещь неплохая.

— Сам куплю. Я не хочу зависеть. Вот тогда Машка и поплачет. Приеду к ней на белом «мерседесе», кину букет цветов. А Машка толстая, старая, с кучей детей и муж пьяница.

— Размечтался, — сказал я.

— Ничего, ничего. — Роман хлопнул меня по плечу. — У тебя тоже будет машина. А Юлька тоже с кучей детей. Нет, мон шер, они еще пожалеют, что вовремя нас не оценили…

Наш розыск оказался бесполезным. Вокруг пионерлагеря ютилось несколько домишек, окруженных плотным лесом. Никакой телескоп не мог проникнуть через заросли. Окошко надо было искать на каком-нибудь взгорке. Мы пробовали попасть на территорию лагеря, но два суровых стража в пионерских галстуках сообщили нам, что «не положено».

— Н-да, — сказал Роман. — Возможно, это был мираж. Как хочется миражей! Слишком вокруг все определенное. Век точных наук. И в окошке сидела не дева, а какая-нибудь бабка. Носом клевала.

— Если избушка на курьих ножках, то точно бабка.

— Пойдем обратно. Может, уже приехали. Ты не забыл, какой сегодня день? В полночь ты превратишься в говорящую лошадь.

— А ты?

— Я лично всю ночь собираюсь скучать. Когда толпа веселится, одиночки скучают. Ты заметил, что я: одинок?

— Да как-то…

— Я одинок, одинок, — заверил Роман. — Мне не с кем поделиться. С тобой эпизод. Сегодня ты здесь, а завтра нет. Для настоящего общения нужна родственная душа противоположного пола.

— Разве у души есть пол? — спросил я.

— А как же! Пол есть во всем! Ты что, не читал Фрейда?

— Кто это?

Роман усмехнулся.

— Детка, тебе еще много надо трудиться. Ты не читал Фрейда, Ницше, Жан-Поля Сартра и Ремарка.

— Не читал.

— Это ведущие умы нашей эпохи. У нас дома есть их груды. Придешь, познакомишься.

— Хорошо, — сказал я. Роман замолчал и принялся что-то насвистывать. Внезапно он юркнул в кусты и пропал. Через минуту он выскочил передо мной на дорогу с увесистой дубинкой в руке.

— Стой! Руки вверх!

Я поднял руки.

— Где заказ? — спросил он угрожающим тоном.

— Какой заказ?

— Стихи!

— А… — Я опустил руки. — Дописываю.

— Где?

— В тетрадке, — ответил я.

— Тот, кто не выполняет обещаний, в ночь на Ивана Купалу превращается в кусок кирпича, — сурово сказал Роман.

Маша приехала. Когда я услышал ее голос, сердце учащенно забилось, перехватило дыхание. Я спустился со своего чердака и застыл в темном коридоре, не в силах выйти на террасу…

Она стояла ко мне спиной, положив руку на спинку кресла. Скрипка в черном твердом чехле покоилась на плетеном сиденье. На ней было легкое голубое платье, которое я так любил, и все та же волнистая белая заколка в черных ниспадающих волосах.

— …потому что не знаю…

— Да что тут, Маш, знать. — Юля в белых шортах и белой майке с надписью «Boston» месила тесто. Щеки ее были смешно перепачканы мукой. — Не надо ничего прятать.

— Я уж жалею, что взяла. Мне кажется, он не приедет.

— Еще чего, не приедет. Мы ему не простим.

Я смотрел на ее стройные ноги. Белые носки с двумя синими полосками. Белые полукеды с синим кантом. И поясок, перехвативший тонкую талию, тоже белый. Бело-синяя. Прохладная. От нее веяло голубизной и прохладой.

И ее подруга вся в белом.

Да где же я нахожусь? Что за сон мне привиделся? Бело-голубой несбыточный сон.

— А, Митя! — сказала Юля.

Она обернулась. Но какие у нее черные, глубокие глаза…

— Здравствуйте, — пробормотал я. Она подошла и протянула мне руку.

— Здравствуй, Митя. Рада тебя видеть.

Я прикоснулся к ее узкой прохладной ладони и сразу отдернул руку. Прохлада меня обожгла. Она повернулась и снова заговорила с Юлей.

— А кроме того, я не знаю, что играть…

Я кинулся бегом с террасы и помчался по лесу, выкрикивая шепотом: «Не приедет! Не приедет!»

Но они приехали. Все. И Николай Гаврилович. И Лидия Васильевна. И доцент Паша. И киношники. И крохотный виолончелист, казавшийся карликом рядом с царственным своим инструментом. И преподаватель Атаров с молчаливым бесцветным другом, чем-то похожим на доцента. Самое удивительное, что они привезли такие же черные чехлы, как у Маши. И в одном из них, должно быть, помещался тот самый альт, о котором говорилось в неотправленном письме. Колесо фортуны не остановишь. Быть может, она ему позвонила перед отъездом. А может быть, о скрипках шла речь еще тогда, на даче.

Он женат, подумал я злобно. А может, и разведен. У него куча детей по разным городам. Он, без сомнении, проходимец. Проходимцы тоже бывают талантливы. Но как объяснить Маше, что нельзя увлекаться такими людьми? Я вижу его насквозь. Такой изящный, в себе уверенный, с ясным баритоном.

А его друг? Какая-то белая мышь в мелких круглых очках с невнятной бороденкой, которую он все время пощипывает. Без сомнения, фальшивит, когда играет. Да и во всем остальном неискренен, трусоват. Такие всегда ходят тенью за любимцами юных скрипачек. Может, что-нибудь перепадет.

Все меня раздражали. На Пашу я просто смотреть не мог. Какая у него тусклая, болотная улыбка. Словно приклеена. Привез Юле какую-то книгу. Нашептывает. Никогда не говорит внятно. Прижмет собеседника в углу и чуть ли не в ухо бормочет бледные речи. Все будет чудно, Юлия Николаевна. Я уже потопил. Он мне многим обязан. Я тоже принимал его сына. Правда, на компромиссы идти не пришлось. Абитуриент хорошо знал. И вы очень способная. Без нас бы прекрасно сдали. Так что простая формальность. На всякий случай. Чтобы без нервов.