Константин Сергиенко - Дом на горе

• Название: Дом на горе
• Автор: Константин Сергиенко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1986

Повесть посвящена детям с трудной судьбой. Они живут в интернате. Одни ребята совсем не знают своих родителей, другие встречаются с ними редко.

---

Нога провалилась по щиколотку, передо мной простиралось топкое место. Отделенное от плоти постройки, окно загадочно висело в тумане. Я двинулся вдоль топи, стараясь найти сухой переход. Довольно скоро я наткнулся на смутно белеющую дорожку, она уводила и туман. Внезапно почва под моими ногами дрогнула. Так бывает, когда утоптанная земля отзывается на встречный шаг. В тумане обозначилась странная фигура. Колеблясь, она приближалась ко мне. Это был человек с собакой. Еще через мгновение я понял, что навстречу идет Маша с Бернаром. Они двигались молча, бесшумно, как ночные видения.

— А, Митя, — произнесла Маша. — Я уже испугалась.

— Здравствуйте, — почему-то пробормотал я.

— Послушай, Митя, что за комедия? Какая-то дуэль.

— Это не я… — Мне было неловко.

— Нехорошо следить за взрослыми. Вспомни чеховского мальчика. Его отодрали за уши.

Я покраснел.

— Я не следил. Мне просто Роман сказал. Это была шутка.

— Хороша шутка. Надо мной все училище шутит. Почему-то считается, что я влюблена в Александра Николаевича.

— А разве нет?

— Конечно, нет. Он просто очень хороший педагог.

Мы медленно пошли по дорожке. Туман сгущался.

— Он много мне дал. Александр Николаевич талантливый человек. Ты заметил, как он прекрасно играет на альте? На фортепиано еще лучше.

— Вы все хорошо играли.

— Особенно я. Даже доиграть не могла. Просто стыдно. В кои-то веки попала в квартет с такими музыкантами. Сам Юзефович! Срам. До сих пор не могу прийти в себя.

— Все говорят, что ты надежда… — Я назвал ее ты. И оттого, что это случилось просто, оттого, что она не обратила внимания на переход, мне стало легко свободно.

— Какая надежда! Я лентяйка. Вот провалюсь консерваторию…

— Нет, ты поступишь.

— Хорошо бы… Смотри, Митя, иван-да-марья! Давай нарвем.

Мы ломали прохладные влажные стебли, здесь простирались целые заросли. Бернар деловито расхаживал вокруг, вороша носом травы. Он был необыкновенно сдержан, даже слегка важен. Прогулку с Машей он почитал за великую честь и обнаруживал рыцарские достоинства.

— Я как-то большего от этой ночи ждала. О превращениях говорили. Но никто ни в кого не превратился.

— Почему? — возразил я. — Павел Петрович превратился в козла, а Роман в дуэлянта.

Она засмеялась.

— Бедный Паша. Он осмелился оказывать знак внимания Юле. А в кого бы хотел превратиться ты?

Я подумал.

— Не знаю. Я и так уже превратился. Не хочется возвращаться к действительности.

— Что ты имеешь в виду?

Я остановился, принял позу и возвестил торжественно:

— Я Моцарт! Она засмеялась.

— Да? В таком случае я Констанция.

— Я Вольфганг Амадей Моцарт!

— А я Констанция Вебер. Бернар будет барон ван Свитен, венский аристократ, — заключил я поспешно. Мы расхохотались.

— Станци, дорогая, — сказал я, — давай еще погуляем, такая прекрасная ночь.

— Согласна, Вольфганг, — ответила она.

— И вы, барон, с нами.

Бернар вильнул хвостом.

— Станци, у меня в голове звучит чудесная музыка. Я хочу посвятить ее тебе.

— Посвяти мне «Маленькую ночную серенаду», — сказала она, — я очень ее люблю.

— И сороковую симфонию, и ре-минорный концерт для фортепиано с оркестром! Я посвящу тебе много музыки!

— Спасибо, дорогой.

— Ты знаешь, Станци, последнее время у меня побаливает желудок. С того дня, как я обедал у Сальери. Уж не отравил ли меня этот итальянский выскочка?

Она всплеснула руками и рассмеялась.

— И за что только его полюбил Глюк?

— Глюк старый обжора, — сказала она.

— Давай посидим, — предложил я.

— Давай, — согласилась она.

Я постелил на землю свой бархатный, расшитый серебром камзол, поправил парик.

— Тебе так идет платье с кринолином. И это страусовое перо в шляпке.

Она стала задумчивой.

— Что ты сидишь на траве, иди сюда, места хватит. Я придвинулся.

— Холодно?

— Н-нет, — сказал я.

Она обняла меня за плечо. Голова моя склонилась непроизвольно и оказалась у нее на коленях. Я перевернулся на спину и стал смотреть в небо. Сердце взволнованно билось. Под затылком ее теплое, упругое бедро. Тело охватила дрожь. Я стиснул зубы.

— Что ты? — прошептала она и положила ладонь на щеку. — Мой маленький Моцарт. Ты скоро вырастешь, все будет хорошо…

В ее руке удивительным образом соседствовали прохлада и глубокое внутреннее тепло. В небе над нами вспыхнула и пронеслась по дуге звезда. Небесный сад зрел для августовских звездопадов.

— Все будет хорошо, — повторила она.

Уголком губ я сумел коснуться ее ладони. И замер, впитывая ощущение кожи, неповторимый аромат, исходивший от нее.

— Кстати, Митя, — сказала она, — что это за история с книгой? Александр Николаевич уверяет, что ты передал ему от меня книгу про Моцарта и Сальери.

— Да нет, — пробормотал я, не в силах избавиться от истомы.

— Что «нет»?

— Он обознался…

— С его феноменальной памятью? Но кто передал книгу? Какая-то таинственная история.

— Станци, в мире так много таинственного…

— И ты, Митя, загадочный мальчик. Юля мне рассказала про твое бегство из дома. Но как же так можно? Тетя, наверное, с ума сходит. Тебя ищут.

— Ничего, ничего… — пробормотал я.

— Все-таки стоит подумать и о взрослых. Мы все эгоисты.

Но неужели бывает такое блаженство? Чувство покоя, давно забытое чувство охватило меня. Она подняла руки, щелкнула заколкой, поправила волосы. Гибко изогнулся стан, напряглось бедро под моей головой. Короткий воротничок платья обнажал шею, голова чуть склонилась, подставляя затылок рукам. Снова щелкнула заколка, опустились руки. Как грациозны эти простые движения!

— Ты Геката, — сказал я. — Богиня луны и ночи.

Она улыбнулась.

— Ты покровительствуешь покинутым влюбленным.

— А ты покинутый влюбленный? — спросила она.

Я молчал. Бернар сунул свой мокрый нос мне в ухо и шумно засопел.

— Митя… — Она коснулась моей головы.

— Что?

— Жалко, что у меня нет братика…

— Жалко… — пробормотал я.

Туман разъял формы, сжал пространство. Мы оказались в мутном, безмолвном коконе ночи.

— Туман… — сказала она. — Ты пойдешь домой?

— Посижу немного.

— Чаю хочется.

Издалека донеслись плавные звуки музыки.

— Играют, — сказала она. — Ты приходи быстрей, Митя.

Она высвободила колени и встала. Бернар тотчас пристроился сбоку. Звучала музыка, такая же туманим и, как ночь. И они пропали в водянистом молоке. Констанция Вебер, возлюбленная жена Моцарта, и венский аристократ ван Свитен…

ГЛЕКС. Да, без сомнения ГЛЕКС. Голубовский, Лупатоов, Евсеенко, Кротова и Суханов. Государство Любим, Единства, Красоты и Силы. Или так, Гармония, Любовь, Единство, Красота и Слава. Нет, нет, я не забыл о вас, ребята. Чем хороши мои друзья? Лупатов отважный и непримиримый. Голубовский остроумный и сообразительный. Кротова тихая, мечтательная. А Евсеенко дерзкая и красивая. И преподаватели у нас чудесные. Один Петр Васильевич чего стоит. В эти минуты я всех любил. Как мне повезло, что я оказался на даче Корнеевых! Какие добрые, приветливые люди. Роман настоящий вундеркинд, а Юля ласковая умная девочка.

Говорят, Лидия Васильевна строга. Но я не ощути этой строгости. Она даже предложила мне привезти и города нужные книги. Николай Гаврилович настоящий добряк, он угощает и развлекает всех, кому вздумается приехать к нему в гости. Маша, Маша! Какое счастье быть с тобой рядом! Я исчезну на несколько лет вырасту, добьюсь успехов, а потом разыщу тебя с букетом невиданных цветов. Возможно, я привезу их из Южной Америки, а может быть, из Австралии, но прямо самолета кинусь в концертный зал, где все билеты рас проданы, а на афише значится горделиво: «Лауреат конкурсов Мария Оленева». И я пошлю тебе цветы с визитной карточкой. Ты выйдешь на сцену и прежде, чем поднять скрипку, бросишь в зал долгий ищущий взор «Я люблю это нежное имя, Мария…» Ты хочешь, чтобы я стал твоим братом? Пусть так, но я жажду большего Я буду твоим рыцарем. Я напишу прекрасный роман который начнется строками: «Посвящается Марии Оленевой…»

Туман. Он не был вялым и безразличным. В нем чувствовалось какое-то беспокойство. Возникали призрачные фигуры, но, не успев довоплотиться, рассеивались и принимали другие формы.

Внезапно я снова увидел окно. Оно висело все так же само по себе и, как мне показалось, слегка покачивалось. Летающее окно. Что за притча? Я приподнялся с земли. Что-то зашуршало рядом, завозилось, раздались неясные звуки, хлюпанье, бормотанье.

Прямо передо мной появилась голова. Я отшатнулся. Это было свиное рыло. Маленькие глазки смотрели в упор, пятачок морщился, принюхиваясь. Рядом со свиньей появилась еще одна голова, козлиная. Длинная борода свешивалась до земли. Козел тоже смотрел на; меня пристально. Через мгновение возникли еще две морды, коровья и несуразная, похожая скорей на овечью, но слишком большая да к тому же с торчащим изо лба рогом.