Ольга Ваксель - «Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи

• Название: «Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи
• Автор: Ольга Ваксель
• Издательство: РГГУ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7281-1218-1

O.A.Ваксель (1903–1932) — одна из героинь биографии О.Э.Мандельштама. Предоставляя слово адресату четырех стихотворений поэта, книга дает возможность посмотреть на некоторые эпизоды его жизни с новой стороны.

Настоящее издание — наиболее полная публикация архива О.Ваксель. Ее стихи и мемуары говорят о женщине одаренной и яркой, о судьбе короткой, но необычайно насыщенной. Эти тексты рассказывают не только личную историю, но историю времени и сохраняют множество подробностей, лиц и имен. Издание снабжено комментариями, в которых использованы записки и воспоминания А.А.Смольевского, сына О.А.Ваксель.

Для специалистов, студентов, аспирантов, а также для широкого круга читателей.

---

«Никуда не спрячешь души…»

Никуда не спрячешь души,
Прорывающейся наружу.
Если спящий уже разбужен,
Ты огня в ночи не туши.
Собери его кротко в путь,
Дай ему котомку и посох
И в ответ на его вопросы
Раздвигай перед ним толпу.

«По жилам медленный струится “красный сок”…»

<…>
По жилам медленный струится «красный сок»,
Подумать только, кровь отважных мореходов!
Меж мной и ними вплел зачем-то рок
Цветы безвестные исчезнувших народов.
Перед концом Земли в медлительном слияньи
Растают чуждые — и Запад и Восток.
Пока еще живут в расцветах, в увяданьи
Предчувствуя неотклонимый срок.
Немного Севера — любовь к ветрам и морю,
Немного Юга — жизни медлить надо.
Я песне каждого, как песне сердца вторю,
И каждому дыханью предков рада.
Проклятье ли мое — сознание единства рас
И ощущение возможности падений,
Зачатки всех страстей, пороков; не погас
Огонь священный искренних молений.
Все добродетели, все радости, насквозь
Пропитанною стать огнем желаний,
Чтоб в душу древнюю внезапно пролилось
Безумье светлое для новых трепетаний.

[1921]

«За окном качается поле…»

За окном качается поле,
В фонаре извивается пламя…
А на сердце — тяжелый камень,
Он смеяться меня неволит.
Гул колес, что морские всплески,
Слышу дальнее, страшное море,
А за стенкою — кашель детский
Мне мешает заснуть, — упорен.
Остановка в поле. Зачем она?
Обещал машинист кому-то?..
Пять минут. Паровоза-демона
Грудь живая прорежет тьму…
За окном качается поле…

6 сентября 1922

«С каждым вечером чернее осень…»

С каждым вечером чернее осень
Далеко и властно завлекло.
Все глядеть бы сквозь одно стекло,
Об одном бы мучиться вопросе:
Перейти ли огненную грань?
Как не быть поэтом увяданья?
На одной остановилась грани:
Завтра, нынче, нынче и вчера.

6 сентября 1922

«Ты упрекаешь в слабости меня…»

Ты упрекаешь в слабости меня.
Не требуй ничего от женщины влюбленной.
Над бедной головой, от тяжести склоненной,
Проходят медленные измененья дня.
Ты говоришь, что воля — наш удел…
Что воля к радости, когда нет воли к жизни!..
В одной незыблемой застыли укоризне
Цветы пурпурные в опаловой воде.
Ты говоришь, что черная стена
Воображеньем создана зловещим…
Мне по лицу соленый ветер хлещет,
И только для меня не призрачна она.
Я никого сюда позвать не смею,
Не выйти из ненайденных ворот…
Одной влюбленности желанный гнет
И здесь, и там победно пламенеет.

25 сентября 1922

«Какой счастливый сегодня вечер…»

Какой счастливый сегодня вечер,
Как неподвижно сгорают свечи,
И даль за окнами синя…
Когда б Господь позвал меня,
Я б не замедлила приходом…
Исчезнет миг за долгим годом,
Но в памяти Его слова,
Их я могу в себя впивать.
Какой прозрачный сегодня вечер.
Дай, Боже, радость всему на свете
И память ясную о том
Блаженном миге и святом.
Дай, Боже, каждому созданью слово,
Чтоб не желал потом иного
И помнил этот краткий миг…
Да будет свет между людьми!

27 сентября 1922

«Какие чудеса бывали на земле…»

Какие чудеса бывали на земле,
Какие радости возможны в мире этом!
И познавать и воспевать поэтам
Господь, дающий зрение, велел.
И никогда цветами новых песен
И новых радостей не переполню сердца.
За веру малую прощаю иноверца,
Мне каждый день по-новому чудесен.

27 сентября 1922

«Тебя, последняя, лелею и пою…»

Тебя, последняя, лелею и пою,
Возлюбленная смерть, сознательное счастье,
Когда сольется мир, разделенный на части
И призывающий к иному бытию,
Когда в такую тишь, гудящую стозвонно,
И глубь безмерную, которой видно дно,
Открою тесное, тяжелое окно,
Я снова сделаюсь и мудрой, и влюбленной.
О, смерть далекая! Зову тебя и жду,
Не смею прошептать: «Ах, отчего так медлишь?»
В моем окне — заржавленные петли —
Стекло неровное раздвоило звезду.
Как птицей маленькой взовьюсь в твои чертоги,
Как окрылится выросшее «я»,
Там будет прошлого Великий Судия,
За все карающий и все-таки не строгий,
И ты, прекрасная, возьмешь мою тоску
И легкость новую мне дашь за эти муки,
Твои незримые ласкающие руки
Меня стремительно и властно повлекут.
Там, в этом мире яркого покоя,
Останутся свершенные дела,
Чтоб память жизнями прошедшими цвела
И чтоб душа провидела иное.

27 сентября 1922

«Последние еще не родились…»

Последние еще не родились,
Они во мне, их частый пульс трепещет…
Как я люблю неназванные вещи,
Которых смысл во времени повис.
Те новые слова, прочтенные недавно,
Что древней свежести и святости полны,
Такие жданные в полуденные сны,
Поющие еще светло и неотравно.
Их неожиданная ранит красота,
Наполовину выдумана легкость,
Их слушая, жизнь расцепляет когти,
И позволяет мысли улетать.
О как бы мне не отравить тебе вчерашних
Изжитых слов тоскою голубиной!..
Пойду взглянуть на яркие рябины,
И легкий пар на черных теплых пашнях.

7 октября 1922

«Ну, помолчим минуту до прощанья…»

Ну, помолчим минуту до прощанья,
Присядем, чинные, на кончике дивана.
Нехорошо прощаться слишком рано,
И длить не надо этого молчанья.
Так будет в памяти разлука горячей,
Так будет трепетней нескорое свидание,
Так не прерву посланьем ожиданья.
Не приходи, разлюблен, ты — ничей.
Так сохраню засохшие цветы,
Что ты, смеясь, мне положил за платье,
И руки сохранят желанными объятья,
И взоры дальние останутся чисты.

7 ноября 1922

«В розовом шелке утренних зорь…»

В розовом шелке утренних зорь
Нежные звезды снежинок медлительны.
Ветер, молчи и, уже немучительный,
Песням рассвета торжественно вторь.
Пой о прозрачности неба безлунного,
О неподвижности меркнущих звезд,
Света воспой восхитительный рост
В безднах эфира вечного, юного.
Вторь голосам снегирей красногрудых,
Шелесту веток под снегом летящим.
Утрами нежными чаще и чаще
Верю в летящее издали чудо…
Снег перестал, и последние тучи
Небо открыли, такое безбрежное,
Нужностью мудрою, Божьею, нежною,
Память которой не мучит.

7 ноября 1922

«Такие крупные звезды в небе…»

Такие крупные звезды в небе,
Такие прозрачные капель струи!
Мне кажется, жду я весну вторую,
Лишь слышу их звонкий хрустальный лепет.
И в ветках кружатся стаями птицы.
Грачи прилетели? Нет, это вороны…
И снова кажусь молодой и влюбленной
Оттого, что былое теперь не снится.
О, как сохранить мне мудрость покоя,
Такую прозрачность ноябрьского свода,
Чтоб дальняя мне не приснилась свобода,
Чтоб счастьем чужим не считать прожитое?

8 ноября 1922

«Не хочу, чтобы меня утешали…»

Не хочу, чтобы меня утешали:
Я не брошенная, не вдова.
И обиженною называть
Не посмеете, как вначале.
Я — разумнейшая из невест —
Сохранила свободу птичью,
Но подкравшемуся безразличью
Отягчить мой судил крест.
Только времени проходить,
Только памяти засыпать,
Звездных братьев моих толпа
Вся вместилась в моей груди.
Этот ужас пустыни пусть
Обожженная жмет ладонь —
Этой боли моей не тронь,
Как мою священную грусть.

8 ноября 1922

«Когда ты пишешь, склонясь прилежно…»